Крах

– Ты где ходишь, тебя потеряли уже все, – на входе в роту дожидался его Владимир.

– Рацию сдавал.

– Дай посмотрю, – задрав голову друга, Каляев принялся рассматривать разбитую бровь Вали.

– Че там? – спросил, морщась, Валентин, когда Вовка пальцем надавил на бровь.

– Нормально все, дырка на пару швов, – со знанием дела ответил тот. – До дембеля заживет, – успокоил он друга.

«Сам знаю, что заживет, стрелять-то как», – подумал Валя.

– Пойдем порядок наводить, – отпуская голову товарища, развернувшись, позвал Владимир.

– Я думал, хуже будет, а тут только кость и кожа лопнула. Короче, фигня. Мне в каптерку надо, Луговой отправил.

– Ну держись, сейчас начнется: кто бил? кого бил? – остановился Каляев.

– Да уже спрашивал, – ответил Валя. – Сказал идти в каптерку ждать его.

– Держись, братан, – хлопнул по плечу друга Вовка.

– Разрешите войти, – постучав в дверь каптерки, спросил Валентин.

– Чего тебе? – оглянулся на него старшина.

– Луговой сказал здесь его подождать, – прикрывая за собой дверь, ответил Матвеев.

– Явление Христа народу! Ну-ка, подходи поближе! Что это с рожей? – усаживаясь по обыкновению на стол, произнес он.

Второй раз за утро и, скорее всего, не последний Валентин начал объяснять, как он упал возле спортзала. Все это время старшина, словно мяч, крутил его голову в разные стороны, разглядывая разбитую бровь.

– Левая бровь, значит, били правой, – задумчиво произнес он. – Это плохо, у нас практически все правши. Лучше бы ты под левшу попал, тогда бы сразу нашли, где ты упал, – вслух рассуждал он.

Валентин молчал, смысла объяснять не было никакого, все уже решили, что его кто-то побил.

– Ну что ж! – отпуская голову Валентина, произнес Филин. – Выбирай! Или сознаешься, кто тебя разукрасил, и идешь в наряд во второю смену один раз за драку. Или не сознаешься и идешь в наряд во второю смену до тех пор, пока не сознаешься. То есть надолго.

– Я упал, – тупо повторил Валя.

– Вот и договорились, – улыбнулся старшина и открыл журнал дежурств. Когда он вписывал фамилию курсанта уже в пятые или шестые сутки наряда, вошел Луговой.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – немного привстав со стула, обозначая некоторое подобие субординации, поприветствовал старшина офицера. – Кремень просто ваш боец, товарищ старший лейтенант, молчит как партизан на допросе. Ну ничего, походит во вторую смену, посмотрим, надолго ли его хватит, – радостно продолжил он.

– Отставить вторую смену, старшина! Он действительно у спортзала поскользнулся, там прапор до сих пор ржет, успокоиться не может. Говорит, что навернулся так, что чуть не насмерть разбиться должен был.

– Ну хоть один-то раз пусть сходит, – попытался поторговаться Филин.

– Куда он такой, с ногой и глазом? – поставил точку старший лейтенант. – Сапог снимай, – садясь на табуретку, сказал он Валентину.

Поморщившись, Валя стянул с ноги сапог, в лодыжке нога заметно распухла.

– Пальцами пошевели, – уставившись на ногу, попросил Луговой. Курсант послушно пошевелил и растопырил пальцы. – Вроде не перелом, как считаешь, старшина?

– Вроде нет, – пожав плечами, ответил тот. – Может, санинструктора позвать, – предложил он.

– Что он понимает, твой инструктор. У него от всех болезней «зеленка» и лейкопластырь. Наступи на ногу.

Валя наступил.

– Больно?

– Нет.

– Пройдись, – продолжал старлей.

Сделав три шага, Валя остановился.

– Ну? – вопросительно взглянул не него Андрей Константинович.

– Терпимо, товарищ старший лейтенант. Точно не перелом.

– Бежать сможешь? – вставая с табурета, спросил офицер.

– Замотать бы чем-нибудь потуже, тогда смогу.

– Старшина, зови санинструктора, пусть бинт тащит.

– Я сейчас, – выходя из каптерки, сказал старлей.

Филин лично сходил за санинструктором.

– Вывих, – констатировал тот, мельком взглянув на ногу курсанта. – Я, когда на ветеринара учился, сто раз такое видел, то лошадь, то корова копыто вывернет, потом наступать на него не может, – заржал он. – Давай сюда свою культяпку, сейчас бинтовать буду.

– Потуже только, – попросил Валя.

– Любой каприз за ваши деньги, – веселился санинструктор, нечасто ему доводилось оказывать помощь раненому бойцу. – Готово! – отрапортовал он, затянув ногу бинтом.

Валя покрутил ступней, было больно, но терпимо, нога из-за повязки плохо шевелилась, но теперь можно было, не хромая, наступать на нее. «Может, и получится добежать», – подумал он.

– Ну что, боец сраный, получше? – услышал Матвеев за спиной голос старлея.

– Так точно, получше, – обидевшись, ответил Валентин.

– Ты же боец?

– Так точно.

– У тебя рана?

– Так точно.

– То есть ты боец с раной?

– Так точно.

– Вот я и говорю, сраный ты боец, – засмеявшись, каламбурил Луговой. – Что, поди думал от кросса откосить? «Я сегодня инвалид у меня нога болит», не выйдет, курсант, побежишь, как все, и только попробуй последним прибежать, – продолжал он радоваться.

«Сейчас тебе не до смеха будет», – зло подумал Валентин. Стоит тут, обзывается, стихоплет-любитель.

– Стрелять я как буду? – не скрывая обиды, спросил он у взводного.

– Как все, на «отлично», – еще не понимая, в чем подвох, улыбался Луговой.

– Отлично от всех я сегодня стрелять буду, – обнаглев от обиды, ответил Валентин.

В самом деле, специально он, что ли, ноги себе чуть не переломал. Как по несколько суток в карауле стоять, то, Матвеев, давай служи, больше некому. А как ногу вывихнул, то сразу сраный боец.

– Ты что себе позволяешь? – покраснев, Луговой уставился на курсанта. – Ты мне условия будешь ставить? Старшина! В наряд его во второю смену!

– Есть! – радостно крикнул старшина.

– С завтрашнего дня на две недели. Устроил тут: буду не буду! Сегодня, как все, бегаешь и стреляешь, промажешь хоть раз, сгною в нарядах, – с перекошенным от гнева лицом хрипел старший лейтенант. – Я тут убиваюсь, людей из них делаю, ноги бинтую, стрелять учу.

Повисла пауза.

– Блядь! – выдохнул Андрей Константинович.

«Дошло наконец-то», – обрадовался Валентин испортившемуся настроению старлея.

– Он же левым глазом целится, старшина, – как бы ища помощи у Филина, проговорил Луговой.

– Прицелься! – в надежде скомандовал он курсанту.

Валентин зажмурил правый глаз, и тут же левая опухшая бровь начала мелко трястись.

– Блядь! – снова повторил взводный, судя по всему, настроение каламбурить пропало у него окончательно.

– Отставить второю смену! – Старшина со злостью захлопнул журнал.

– Видишь что левым глазом?

– Все вижу, только когда прицеливаюсь, все расплывается, и дрожит.

– А правым?

– А правым не дрожит.

– Толку то, – задумавшись, произнес старший лейтенант. – Правым глазом ты слону в задницу не попадешь с двух метров. – Иди в роту занимайся по распорядку.

Стоявший у двери санинструктор сунул Валентину три упаковки бинта.

– Когда повязка ослабнет, новым перетянешь.

– Ну что? – Уставший ждать новостей, бросился к нему Вовка.

– Да нормально все, – пересказал все произошедшие с ним в каптерке Валентин.

– И что нормального? Ни бежать толком, ни стрелять, – не понимая, переспросил друг.

– Из двух зол выбирают меньшее? – философски заметил Матвеев. – В наряд-то не пойду, уже хорошо, а с «проверкой» видно будет.

После завтрака начали собираться на стрельбище. По плану «проверки» в этот день все действия сосредотачивались именно там. Стрелять должны были в составе взвода, одновременно. После этого в стометровом тире уже на количество выбитых очков лично, и в заключение – на поле личная стрельба по ростовым мишеням: две поднимающихся ростовые и один поднимающийся пулемет. До стрельбища шли пешком по короткой дороге. Валентин, оберегая вывихнутую ногу, внимательно смотрел на дорогу, стараясь обходить редкие коряги и камни. Каляев шел впереди и постоянно предупреждал его о препятствиях. Повязка немного ослабла и, подходя к стрельбищу, Валя начал прихрамывать. Стрельба в составе взвода лично каждому курсанту в зачет не шла и оценивалась только как общая оценка подразделения. За нее Валентин совсем не переживал. По правилам упражнения, взвод занимал свое место на огневом рубеже в специально подготовленном окопе с выложенными кирпичом ячейками для стрельбы. У каждого курсанта был свой сектор обстрела, при этом можно было помогать своим соседям справа и слева. После команды «к бою» на поле начинали подниматься и двигаться в хаотичном порядки мишени. Задача взвода заключалась в поражении максимального количества мишеней, ведя огонь из всего оружия одновременно. За поражение восьмидесяти и более процентов ставилась оценка «отлично». Все просто. Командиры взводов использовали небольшую хитрость при выполнении этого упражнения. Дело в том, что каждому курсанту положено было по пятнадцать патронов для обстрела своего сектора. Зная, кто во взводе стреляет отлично, а кто так себе, офицеры распределяли патроны таким образом, чтобы у отличников были полные магазины, а у кого-то по два или три патрона, так сказать, для участия. В конечном итоге количество патронов не изменялась, а результативность стрельбы повышалась. Или, как иногда шутил Луговой, «те же яйца, вид сбоку». Ожидаемо Валентину отсчитали три патрона. Спустились в окоп, зарядили оружие, появились первые мишени.