Крах

– Ты о чем? – откладывая в сторону учебный пропуск, спросил Валя.

– Я про Семенова, – прищурившись, ответил Вова.

– А что Семенов? – пытаясь выиграть время для ответа на уже следующий вопрос друга, переспросил Валентин. Про автомат нужно было молчать, а как объяснить своему другу перемены в поведении Семенова, он пока не знал. Тот факт, что Валя умолчал о своей проблеме, мог обидеть Каляева, а этого делать не хотелось. Не объяснять же, что своим молчанием Валя оберегал в первую очередь друга от возможных неприятностей.

– Валя! Не придуривайся, – с нотками ревности, как показалось Валентину, продолжил Вовка. – То вы друг друга терпеть не могли, а сейчас чуть что, он к тебе бежит?

– Не знаю, я не замечал, – тянул время Валя.

– Что не замечал? Он уже сегодня два раза прибегал! Что ему надо? У тебя все нормально?

«Есть!», – обрадовался Валя. Оказывается, друг всего-навсего беспокоится о нем. Зная взрывной характер Семенова, Вова подумал, что частое общение его с другом связано с какой-то проблемой. И проблема проистекает, конечно же, от Семенова. Желая помочь Вале, он и задал этот вопрос.

– Все нормально, – облегченно выдохнул Валя. – Он в полковой школе хочет остаться, вот и промывается о моих планах. Я ему сказал, что в полк поеду, а он, похоже, не верит, вот и крутится рядом, – испытывая небольшие угрызения совести, за то, что приходится обманывать друга, соврал Валентин.

– Ты поаккуратнее с ним, скользкий он, – предупредил его Владимир. – Он постоянно с Макеевым ошивается, только что не целуются. Встретились два сапога пара. Смотреть противно, – продолжил он. – Поскорее бы уже в Кремль уехать, надоело здесь сидеть до жути.

– Потерпи, немного осталось, весна уже, – поворачиваясь к окну, произнес Валя.

Четыре из шести месяцев, положенные для обучения на сержантов, уже пролетели. За окном с каждым днем все сильнее заявляла о себе наступившая весна. Дни становились длиннее, и от этого казалось, что время потекло медленнее. Валентин, который уже выучил все, что было возможно и даже чуть больше, практически каждые сутки проводил в карауле. Стоя на посту, он жалел, что здесь нельзя было продолжить или хотя бы начать обучение и знакомство с тонкостями службы в полку. Жалко было времени, которое так бесполезно тратилось на караулы, наряды и прочие каждодневные солдатские мероприятия. Понимая, что в Кремле совсем все по-другому, он каждый раз, когда приезжали из полка роты на стрельбы, пытался поговорить и расспросить о Кремле, но те немногочисленные знакомые, которых удавалось увидеть, практически ничего не рассказывали. Они были «молодыми», и свободного времени на болтовню совсем не имели. Обычно все расспросы заканчивались фразами «Все нормально», «Сам увидишь», «Служить можно» и подобными общими отговорками. За время, проведенное в школе сержантов, все курсанты перезнакомились. Как и положено в большом коллективе, в общей своей массе все относились друг к другу как товарищи, учитывая, что призыв был один, явных конфликтов не было. Так же как Валентин с Владимиром, кто-то с кем-то подружился по-настоящему. Были такие, которые держались на расстоянии от всех, были даже те, кто умудрялся ни с кем не общаться кроме как по службе. Ничего удивительного в этом не было, все люди разные. Из ближайших значимых мероприятий, которые хоть как-то могли скрасить ожидание, были только «полугодовая проверка она же экзамен на присвоение звания» и «весенний призыв». До первого события оставался приблизительно месяц, до второго – на две недели больше. Примерно половина курсантов с опаской ожидала экзамена, каждый был в чем-то не уверен. Валентин же, напротив, готов был хоть сегодня сдать «проверку» и отправиться в полк. В своих теоретических знаниях он не сомневался, как впрочем, и сержанты с офицерами за него не переживали. Некоторое опасения вызывала стрельба, но стараниями Лугового Валентин уже стрелял на твердую «четверку», и если очень постараться, то на «проверке» можно было выбить и «пять». С физической подготовкой дела обстояли лучше, чем со стрельбищем. Даже несмотря на то, что Валентин за это время умудрился поправиться аж на одиннадцать килограмм благодаря режиму, постоянным физическим нагрузкам и очень хорошему рациону в столовой. Он спокойно подтягивался положенное количество раз и бегал не хуже других. Все эти килограммы ушли в мышцы, и Валя заметил, что его гимнастерка стала с трудом застегиваться на груди. В общих чертах, первые полгода службы Валентина подходили к концу. И можно было подводить промежуточные итоги. К плюсам Валя отнес следующее. Во-первых, он был жив и здоров, даже более чем на гражданке, учитывая прибавившиеся два сантиметра роста и набранный вес. Во-вторых, его знания, ограничившиеся на гражданке хоккеем и токарным станком, теперь были намного шире за счет того, что пришлось много учить, особенно документов. Например, о том, что паспорта бывают на двух и даже трех языках, Валентин понятия не имел. В-третьих, выработавшаяся привычка все происходящее вокруг анализировать, сопоставлять и запоминать несмотря ни на что, очень пригодится в жизни. Это не опыт вождения танка один раз в армии и больше никогда в жизни. В-четвертых, это новые знакомства и друзья, особенно Каляев, которого Валентин воспринимал уже как брата. Как позже показала жизнь, армейские друзья, раскиданные по всей огромной территории страны, не раз выручали Валентина в будущем. К минусам Валя отнес только один факт. Несмотря на то, что он служил в Кремлевском полку, ни сам полк, ни Кремль, ни даже Москвы он до сих пор не видел. Сглаживало это печальное обстоятельство только понимание того, что до встречи с Кремлем оставалось всего два месяца. Месяц до «проверки» прошел буднично. Старший лейтенант Луговой один раз вызывал Валентина в комнату командиров взводов. Почти по-домашнему и даже, как показалось Вале, искренне Андрей Константинович долго расспрашивал его про успехи и трудности обучения, интересовался, как дела дома, все ли хорошо с родителями и близкими. Слушая Валентина, он делал, какие-то записи на листе бумаги и иногда приводил примеры того, как сам учился в военном училище. Если бы не форма одежды, то стороннему человеку, случайно услышавшему их разговор, могло бы показаться, что старший брат разговаривает с младшим, заботясь о его будущим и давая советы. Впрочем, разговор не имел какого-то законченного смысла, скорее всего, Луговой просто хотел больше знать о своих подчиненных.

Наступил день большой «проверки», вернее, даже не день, а три дня.

– Рота, подъем, боевая тревога! – В пять часов утра вся школа проснулась от дикого крика дневального.

То, что будет тревога, все знали, тайной был только день, с которого начнется «проверка», но и это стало известно за день до начала. Офицеры, обычно уезжавшие вечером домой в Москву, на этот раз остались в домах для прикомандированных, о чем сразу же через караул было сообщено старшине школы Филину. Вечером после вечерней поверки, перед тем как скомандовать «Разойдись», Старшина, сделав небольшую паузу, произнес:

– Завтра в пять часов утра абсолютно неожиданно, – улыбнулся он, – школа будет поднята в ружье. Отставить смех! – громко осадил он курсантов, засмеявшихся при фразе «абсолютно неожиданно». Старшина, больше всех заинтересованный в хорошей оценке школы, перешел на командный тон: – Заместителям командиров взводов еще раз уточнить штатное расписание, командирам отделений проверить обмундирование и готовность оружия, всему личному составу вспомнить свои обязанности и действия по сигналу «тревога». Напоминаю! – на тон громче, остановившись посередине строя и оглядев курсантов слева направо, продолжил он, – напоминаю, с тревоги начинается полугодовая «проверка», от итогов которой зависит ваша дальнейшая служба. Как, и, главное, в каких подразделениях вам придется служить в полку. Тишина! – вновь напомнил о дисциплине он. – Не скрою, некоторые из вас после этой проверки могут поехать в полк рядовыми.

Старшина замолчал. Повернувшись, он направился в сторону каптерки. Команды «разойтись» не было, и школа ждала, что будет дальше.