Страница 18 из 18
Виолетта печально вышла на улицу и продолжила размышлять: "Во время вчерашнего танца, я получила психически сильный ущерб. Теперь меня сильно будут бояться, просто потому что я его получила. Восстановлюсь ли я? Так или иначе с этим ущербом мне уже не добиться в жизни лучезарного успеха, от меня мало толку, так что зря Добрыня за меня так волновался, когда я ему об этом рассказала. Тем не менее он тоже втянут теперь в эту историю и, думаю, так или иначе нужно разобраться до конца. Не важно даже, что в конце, я хочу знать, что со мной будет в момент моей смерти и имею на это право. Право любого человека знать от чего и во имя чего он умирает, а людей, получается всех разрывают душевно на мясо и скрывают это" - Виолетта печально улыбнулась. - "Злой рок ли ты или ирония?"
Вот уже девять дней Вера спала в диком кошмаре и агонии, потея и пища во сне дико тонким писком, словно страдания человека зажаты и в этом звуке иглой пронзают сердце, Викторина Диковна и даже медперсонал ощущали это диким страхом в своих сознаниях, диким ужасом осознания страданий человека в адском сне и не могли ничем помочь, кроме своего сочувствия, а Вере снилась Башня старого замка в которой она убегала от какого-то лысого мужчины, стремившегося её изнасиловать и убить в приступе агонии дикой любви. Вера судорожно думала куда бежать, ожидая стремительные повороты и незнакомые двери, но нет - коридор шёл по прямой и неизбежно вел её словно в никуда, как ко злому роковому концу её жизни. Вера, окутанная страхом неизбежности судорожно, продолжала мыслить сквозь пустоту в голове и искать выход из положения, ощущая дикую угрозу и слыша бег за спиной. Её пугал дикий ужас от того, что если она что-то сделает не сама по определённым личностным принципам, если ошибётся случайно, нарушив эти принципы - то все, она споткнётся и он её схватит, она будет не в силах ничего сделать, не в силах противостоять страшному человеку, это конец, все. Тупик. Тупик. Как быть? Как быть? В этот момент система проанализировала отклонение мыслительных процессов Веры от сценария, заданного по программе и отправила ей агониальное внушение в нейроны из-за которых пошёл мощный электрический разряд по нервным клеткам. Тело девушки дёрнулось прямо во сне, но сон уберёг её от эпилепсии, врачи и Викторина Диковна начали готовить капельницы и обтирать пот, а вера пища в этой агонии смотрела продолжение сна, в больницу как раз пришли Евгений с Егором и тоже наблюдали её агонию, но не знали, что во сне в конце коридора этой тёмной башни она увидела их и обмерла от неожиданности, но при этом чувствуя в голове адскую боль, словно на мозг заживо надели корону с углями, минуя черепную коробку и ей хотелось закричать, но она не могла, как не могла умереть или потерять сознание и у неё просто пошли слёзы. Но система - это машина, ей все равно на чувства человека, и она продолжала в бессознательном участке нервной системы истязать психически человека в состоянии глубокого коматозного состояния при обеспечении условий осознанного сна, но этот сон поддерживал её существование и связь с рассудком, раз она его видела и могла мыслить. Юноши спросили её:
- Вера, не плачь. Выбери из нас того, кого больше любишь.
Вера побледнела и спросила, сдерживая кровавую агонию боли, сквозь льющиеся слёзы, ощущая сквозь пространство этого места ироничный смех чего-то ей неведомого:
- Вы в своём уме? Опомнитесь, тут опасно. За мной гонится какой-то убийца. Опомнитесь. Надо бежать.
- Да что ты, Вер. Опомнись. Мы убьём его, а ты беги.
Вера не стала убегать. Юноши дождались, пока прибежит лысый, повернулись к девушке и все втроём рассмеялись:
- Слушай. Она никого из нас двоих даже не выбрала. Слушай. Верочка, опомнись. Участь женщин рожать и трахаться, а тут мыслить смеешь - рассмеялся Евгений - Опомнись. Мы научим тебя жизни. Сейчас мы тебя по очереди трахнем, а ты расслабься и получай удовольствие. Тупая самка и вой в агонии. Аха-ха-ха-ха!
Вера побледнев спросила своих друзей, на лысого уже просто не реагируя:
- Зачем? Неужели это все только чтобы на моём мясе самоутвердиться?
Тут Евгений и Егор рассмеялись одновременно и сказали ей:
- А смысл мусор защищать? Ты женщина, а значит ты мусор, пойми. Почему? Ты мясо детей вынашивать и все. Ты просто мусор, просто потому что ты женщина.
В реальности после этой фразы во сне Викторина Диковна, сжимавшая руку дочери заплакала, потому ощутила, что рука холодная. Сердце Веры остановилось, просто потому что девушка не вынесла правды об истинном отношении в глубине своего рассудка самых близких ей друзей...
Викторина Диковна бледная, словно после мясорубки ощутила в сердце крах, потому что дочь была единственным смыслом не то, что её жизни, а её существования, так сильно она любила Веру. Она подумала: "Ну кто же я после этого? Я не смогла спасти её. Не смогла!". Женщина вышла на улицу, не выдержав упала на колени перед воротами больницы, схватилась за голову и прокричала: "Да будьте вы прокляяяяты! Я разорву вас всех на мясо, всех! Я стану чем угодно и это сделаюююю!". Какой-то прохожий посмотрел на неё и сказал холодно, одержимый собственным эгоизмом и жаждой успеха в страхе это в жизни потерять:
- Помойка ты, помойка, падшая женщина. С кем же ты повелась, что обосновалась перед входной дверью? Любимый бросил небось? Разоралась она. В психушку не хочешь? Ты только скажи, я вызову.
Женщина, отпустив свою душу на волю вольную, встала, собралась со всем, что с ней осталось и отправилась в полубессознательном состоянии домой, мужчине ничего на это вообще не ответив. Викторина Диковна в этот же день умерла вместе с любимой дочерью, потому что дороже дочери ничего для неё не было, по крайней мере в этот роковой момент её жизни.
Добрыня хоть и беспокоился за Виолетту ввиду того, что он увидел воочию противоестественные смерти людей и логически утвердил для себя существование инопланетной системы, контролирующей человечество Земли, он решил разобраться в механизме её функционирования, как минимум эмоционально психически. Он брёл по улице, размышляя об этом и никак не мог разобраться. Однако он знал одно - у него стирается искусственно память, это не естественные провалы, к тому он помнил, но не мог никак почувствовать, что помнит, словно психически воспроизведение отказывало, но помнило тело и что-то в его составе, а также окружающая среда неизбежно напоминала все, что он забыл, включая само понимание этого факта. Это Добрыня понимал точно - мир в бешенстве, природа в бешенстве, реальность в бешенстве, все отдавало невиданной злобой и хоть Добрыня не понимал устройство системы, он разделял эту злобу. Это была не та садистская злоба, это была обоснованная, природная естественная и глубинная злоба, исходящая из забытых корней естественного в которой метались ошмётки злости. Цепляющееся за своё существование обглоданных ошмётков человеческих существ, а точнее памяти об их существовании - их души и ошмётки естественного духа. Добрыня очень опечален был этой злобой, но понимал её естественность, понимал, что это именно природа помнит и злится, жаждет истребления причины появления этого в себе, а точнее нарушения целостности её памяти о живых существах. Этот нюанс он очень глубоко понимал. Так как не мог не понять, будучи нормальным человеком, что будь это естественным для природы он бы просто не испытывал этой злобы и воспринимал так же естественно, как зубную боль, хоть и с недовольством, но ведь это есть - злоба проявляется и появляется, а значит есть и причина. За этой злобой что-то стоит, какая-то правда, по-видимому связанная с этими смертями от неведомого устройства инопланетной системы, а иначе откуда все это? Агрессия - это же тоже естественная реакция на что-то, но злоба то - это что? Откуда это? Это однозначно в корне агрессия, но разница то в агониальной боли, в сверхвысокой степени опасности, в стабильности тенденции проявления. Добрыню осенило: "Они уже давно с нами это делают. Чёрт бы меня побрал!"
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.