Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 16



ТАЙНА СТАРОЙ УСАДЬБЫ

(Можжевеловый куст)

Русский оккультный роман

Т. XII

ПРЕДИСЛОВИЕ

И в эмиграции — за границей, среди чужих людей и всяческих невзгод беженского существования, и на родине, в хаосе, из которого в муках народных должно сформироваться когда-то и что-то… тяжело живется русскому человеку.

Часто его охватывает такое состояние, когда ему хотелось бы хоть на короткое время забыться, унестись душой куда-либо вдаль, хоть на минуту отдохнуть от тяжелой действительности.

Новая литература… она крайне интересна, но она не достигает указанной выше цели. Являясь отражением многогранной современности, она удерживает читателя в сфере его собственных переживаний или освещает ему те стороны этой сферы, с которыми ему самому еще не приходилось сталкиваться.

Приступая к изданию своих сочинений, автор имел совсем другую цель, и если читатель, сидя с этой книжкой в руках, хоть на какой-либо час унесется от тяжелой действительности в недалекое сравнительно прошлое, с его повседневными, хотя, быть может, и мелочными, но не терзающими души и нервов интересами, если он хотя один раз улыбнется тихой и доброй улыбкой, то скромный автор будет считать, что он достиг своей цели и что его труд оплачен сторицей.

А. Б.

I

ПИСЬМО ИЗ НИЦЦЫ

Мы шумно встали из за обеденного стола и перешли в уютный кабинет нашего милого хозяина.

Когда все с чаем, кофе и сигарами расселись поудобнее, хозяин опустился в кресло у ярко освещенного письменного стола и, слегка постучав по какой-то книге, шутливо-торжественным тоном объявил:

— Господа, согласно выработанной очереди слово предоставляется Дмитрию Петровичу.

— Слушаем, — раздалось два или три голоса, и все обратились в сторону сидевшего в углу комнаты в глубоких креслах еще сравнительно молодого человека.

Дмитрий Петрович помолчал с минуту и начал.

— Сегодня действительно моя очередь рассказывать, но, так как в вашем кружке я являюсь человеком еще новым, то мне необходимо сделать некоторое предисловие, касающееся моей биографии, без которого рассказ мой может показаться неполным.

Вы знаете, что мы живем вместе с сестрой, Ольгой Петровной. В настоящее время, кроме нее, у меня на всем белом свете нет ни души родственников. Мы потеряли родителей очень рано, когда я был в третьем или четвертом классе гимназии, а сестра, которая на шесть лет моложе меня, была еще девочкой.



Наше отрочество и юношеские годы мы провели, хотя и никогда не разлучаясь, но среди чужих людей, и, быть может, именно это обстоятельство было причиной тому, что между мной и сестрой установилась самая тесная и искренняя дружба, что вообще теперь очень редко.

Благодаря небольшим средствам, оставшимся после нашего отца, мы никогда не испытывали острой нужды. Мне удалось окончить университет и устроиться помощником присяжного поверенного, а сестра, спустя год, окончила гимназию и поступила на высшие курсы.

Мой патрон, Сергей Иванович, присяжный поверенный, у которого я работал, создал для меня очень хорошие условия: помимо хотя и небольшого, но определенного жалованья, он предоставил мне вести в свою пользу все поступавшие к нему мелкие дела мировой подсудности, и моего заработка было совершенно достаточно для того, чтобы нам с сестрой существовать безбедно.

Спустя два года после начала моей адвокатской деятельности, как раз в середине лета, мы получили письмо из Ниццы. Там проживал наш дядя, брат нашего отца, который покинул Россию что-то лет пятнадцать тому назад и все время лечился на юге Европы от какой-то продолжительной тяжкой болезни, которая, наконец, свела его в могилу.

Писал нам бывший поверенный дяди и сообщал, что духовного завещания после себя он не оставил и просил сообщить нам, что не сделал он этого потому, что мы с сестрой являемся его единственными наследниками, и к нам одним, что вполне соответствовало и его желанию, должно перейти все его состояние.

Состояние это, помимо всего оставшегося после дяди в Ницце, заключалось в огромном, около пяти тысяч десятин, недвижимом имении на юго-западе России. Оно находилось в управлении у некоего Тадеуша Лясковского, от которого мы и должны были принять это имение и отчет за текущий год.

Далее, заканчивая письмо описанием похорон дяди, поверенный просил нас немедленно дать ему инструкции о его дальнейшей деятельности.

Обсудив этот вопрос с сестрой и моим патроном Сергеем Ивановичем, мы сейчас же начали дело об утверждении нас в правах открывшегося наследства, а в Ниццу написали, чтобы все имущество, оставшееся после дяди, было ликвидировано, а все документы были бы высланы нам.

О существовании упомянутого дяди и о его недвижимом имении я, конечно, знал; я даже должен был видеть и самого дядю, когда еще был ребенком, хотя и не помнил этого, но я никогда не ожидал, что мы с сестрой сделаемся его наследниками, так как я совершенно не имел никакого представления о его семейном положении и никогда с ним не переписывался, но мной и сестрой дядя, очевидно, интересовался и сведения о нас получал, должно быть, от кого-либо из своих друзей, оставшихся в России.

Таким образом, совершенно неожиданно, мы с сестрой сделались помещиками и притом довольно крупными. Но что было делать дальше? В деревне ни я, ни сестра никогда не жили; сельским хозяйством я, по крайней мере, не интересовался; бросать только что начатую юридическую деятельность, которой я, к тому же, по молодости лет, тогда еще увлекался, было жалко, да и сестре нужно было закончить свое образование. И вот, после продолжительных прений, постоянным участником которых мы делали и Сергея Ивановича, было постановлено: ни к каким решениям пока не приходить, а мне с сестрой ехать на место ознакомиться с имением и с тем, в каком оно находится состоянии, пожить на лоне природы до конца лета или сколько поживется, а там будет видно, что предпринимать.

Все это было для нас вполне приемлемо и удобно: у сестры были каникулы, а по случаю летнего времени Сергей Иванович охотно отпускал меня месяца на три.

Немедленно же я написал пану Лясковскому, а через несколько дней мы уже получили от него ответ, написанный на большом листе бумаги крупным и красивым почерком.

В несколько витиеватом стиле пан Тадеуш выражал нам свое соболезнование по поводу кончины дяди и вместе с тем радовался тому, что он будет иметь честь представиться молодым владельцам имения Борки, причем просил заблаговременно послать ему «депешу», дабы он имел возможность приготовиться к столь радостному для него событию.

На сборы времени ушло немного; депеша была послана, и в ясное июльское утро мы с сестрой уже устраивались в уютном двухместном купе первого класса.

Ольга была в неописуемом восторге — это было первое ее путешествие. Я сам с удовольствием развалился на мягко покачивавшемся диване вагона. Зимнее сидение в кабинете патрона и постоянная беготня по камерам мировых судей успели порядочно надоесть.

Ехать нам нужно было полтора дня, и мы все время проводили, или глядя в окно на быстро бегущие мимо нас пейзажи, или закусывая на счет туго набитой Ольгой продовольственной корзинки, или гуляя по платформам при остановках поезда на станциях. Для Ольги все это было так ново, так интересно, что я от души радовался за моего горячо любимого маленького друга.

II

ПАН ТАДЕУШ

Около четырех часов следующего дня поезд подходил к нашей станции.

Маленькое станционное здание утопало в окружавшей его зелени. На платформе, кроме нескольких евреев из соседнего местечка, никого не было.