Страница 9 из 13
Майлз поворачивается и захлопывает входную дверь.
Глава 13
Майлз
Во сне она выглядит как ангел, и впервые с тех пор, как она приехала, наши сердца бьются спокойно и уверено. Быть с ней, раствориться в ней — самое близкое к блаженству, которое мне доводилось испытывать за все свои пятьсот два года на этой земле.
Дважды во время наших любовных ласк у меня появлялись клыки, и мне приходилось заставлять себя не брать её кровь. Желание укусить её и выпить вполне реально, и мне приходится сопротивляться. Она может быть моей истинной парой, но я никогда не смогу сделать это с кем-то без разрешения. Мне встречалось немало вампиров, которых обращали против их воли или без ведома, и не хочу быть к ним причастным.
Нет, прежде чем привезти Далилу в клан, нам нужно поговорить. Возможно, и не один раз. Я должен открыться ей, объяснить, кто и что я. Должен объяснить, что бессмертие — это не только необузданная свобода, но и приговор. Мы могли бы жить вечно, но никогда не смогли бы обжиться на одном месте. Мы проведём жизнь, питаясь людьми, не убивая — хотя убийство неизбежно, особенно для новообращённого вампира. Нам придётся сражаться и защищаться от вездесущих охотников, совершенствуя навыки и убийство так, чтобы не попасться. Всё это нужно объяснить. И мысль о том, чтобы открыть правду о том, кто я, вызывает страх, с которым я не уверен, что готов встретиться.
Что, если она боится меня? Что, если оттолкнёт? Что, если потребует не приближаться к ней? А если она притворяется и всё это — уловка, чтобы заманить меня на верную смерть?
Я иду по её спальне, а затем замираю, осознание накрывает меня, как лёд. Я боюсь повернуться к Далиле спиной.
Прислонившись к стене, я смотрю на контуры её тела под простынёй. И наслаждаюсь ощущением её сердцебиения, мягко бьющегося в моей груди… впервые это не мучительно, но чудесно и чисто. Я прислушиваюсь к её дыханию, а затем глубоко вдыхаю её запах — жимолости, сахара и пота. И проклинаю Ханну за то, что погубила меня. Но опять же, что, если она защищает меня? Что, если моя осторожность сейчас вполне обоснована? Если я не могу доверять ей, как могу провести вечность с Далилой? Боже, я действительно проклят, да? Проклят и обречён. Моя душа проклята от света, а существование обречено на одиночество.
Скоро взойдёт солнце, я чувствую это всеми фибрами души. Я захожу в гостиную домика Далилы и беру листок бумаги из блокнота на столе. Я больше не могу так с собой поступать. И что важнее, я не могу так поступить с ней.
Если она пришла покончить со мной, так тому и быть. Но я не могу её убить. Больше не буду этого делать. Будь проклято жалкое сердцебиение.
Меня накрывает паника… этот страх преследовал меня двести лет, но у связи пар собственный разум. И вот он я, не знаю, что делать и не хочу снова ошибиться.
Я оставляю записку на подушке рядом с Далилой, чувствуя себя крысой, ускользая вот так. Я натягиваю рубашку, открываю дверь и выскальзываю на рассвете.
Глава 14
Далила
Проклятье, серьёзно? Записка? Он оставил чёртову записку?
«Далила, прости, что не могу остаться. Ты была великолепна. ~Майлз».
Я прямо слышу, как мама надо мной смеётся.
«Сердце хочет то, чего хочет, Дали. Ничего не поделаешь».
Не знаю, чему я удивляюсь. Так всегда бывает, верно? Я встречаю мужчину, убеждаю себя, что он другой… что я другая. Потом сплю с ним, и он либо остаётся, либо уходит. Я такая же, как и мама… разрушить шаблон намного сложнее.
Идиотка. Я тянусь к телефону, чтобы посмотреть время. Экран показывает, что сейчас семь тридцать утра, и я пропустила десятки звонков и десятки сообщений от Эрла. Нужно купить симку с новым номером. Чёрт, нужно вообще избавиться от телефона на некоторое время.
— Фантастический план. — Я соскальзываю с кровати, иду в ванную и включаю душ, настолько горячий, насколько возможно. Сегодня найду место на озере, чтобы развеять прах мамы и Кливленда, потом соберу вещи и поеду дальше, добавив Майлза и больное сердце к тому, что оставлю.
Я иду к главному домику, чтобы забрать машину. Майлза нигде не видно, и я не собираюсь его искать. Я словно иду по аллее позора.
Подъехав к домику, я паркуюсь, затем достаю из багажника сумку с красками, холстом и мольбертом. Урна Кливленда лежит в рюкзаке, сумка перекинута через плечо. С маминым прахом в руках, я направляюсь на поиски тропинки для пеших прогулок. Я не позволю одной удивительной ночи с Майлзом испортить день. Теперь буду игнорировать боль в груди всякий раз, когда буду думать о том, как Майлз с нежностью, с которой я никогда прежде не сталкивалась и, вероятно, никогда не столкнусь вновь, касается моего лица. Я не стану вспоминать о его поцелуях и ласках. Не буду зацикливаться на факте того, что рядом с ним, кажется, будто всё будет хорошо. Или то, что близость с ним приносит чувство безопасности, дома и любви. Я не дам себя дурачить. Не хочу связываться с тем, что не суждено.
— Я найду твоё место, мама. Подожди ещё немного.
Только через час я нахожу точку на берегу озера, похожую на ту, что с фотографий мамы. Я не уверена на все сто, угол отличается на каждом снимке, но это место рядом, если не здесь.
Пока я стою на берегу озера с открытыми урнами, на меня наваливается нереальность происходящего. Никогда не думала, что сделаю это. Я опускаюсь на колени у кромки воды и опрокидываю урну Кливленда, высыпая пепел в озеро, а затем так же поступаю с маминой. Их пепел плывёт на поверхности, дрейфует и растекается, смешиваясь вместе. Я смотрю какое-то время на это, а затем ставлю мольберт и начинаю рисовать. Я изображаю пейзаж таким, какой он в данный момент — солнце играет далеко в горах, сосны создают тень у берега, а тонкий след пепла течёт по воде, уплывая в вечность. Я двигаю кистью по холсту, будто мной управляет невидимая сила. Ещё никогда я не рисовала так легко и свободно. Не уверена, вдохновение ли это или из-за мамы, или потому, что я, наконец, освободилась.
Лишь когда останавливаюсь, чтобы посмотреть на картину, понимаю, что плачу.
После обеда я возвращаюсь в домик, и кажется, что за сегодня я прожила целый год.
Я кладу бумажные полотенца на обеденный стол и ставлю на них холст, прислонив к стене. Глаза опухли от слёз, что, должно быть, добавляет красоты к синяку. Я несколько часов стояла на берегу, думая о маме, о времени и о том, как быстро движется жизнь. Сегодня во мне что-то изменилось, появился какой-то стержень.
На этот раз, в голове не раздался мамин голос с язвительными оправданиями за то, что она сделала что-то не так. Нет, сегодня в голове есть только мой голос. И этот голос был сильным, не дающим мне идти по этому пути ни минутой дольше.
Я падаю на постель. Немного посплю и поеду дальше.
Глава 15
Майлз
Весь день я ругал себя за то, что оставил чёртову записку. Стоило разбудить Далилу, поговорить с ней, объясниться, а не просто уйти. Какой я трус.
Я знаю, что она чувствует нечто большее, чем просто притяжение между нами. Знаю, что я ей небезразличен, чувствую это за крохотный отрывок времени, что мы провели вместе. Не знаю, достаточно ли чувств, чтобы убедить её в том, что скажу.
Я стою возле её домика и смотрю на дверь. Это просто смешно. Я чувствую, как она ходит внутри. Дважды постучав, я отступаю, готовясь к извинениям, которые задолжал Далиле. Дверь распахивается, Далила выходит и проходит мимо меня, таща за собой чемодан.
— Привет, Майлз, не ожидала увидеть тебя снова, — она говорит холодно и отстранённо.