Дневник Софи

Знаю, это так глупо, так по-детски – трусливо прятаться в туалете, но именно это я и делаю. Я больше никогда не выйду отсюда. Ну почему судьба распорядилась так, что эта девчонка вновь появилась в моей жизни? Да еще как появилась! Фееричнее некуда. Просто втоптала меня и мой талант в грязь.

А закон подлости то тут как тут. Я ведь действительно сегодня пела хуже некуда. Просто отвратительное выступление. Я и сама это знаю. Я могу гораздо лучше. Но Ханне ведь нужно было появиться именно в тот день и в тот момент, когда я облажалась по полной программе.

Я стою в кабинке туалета и пытаюсь продырявить потолок жалобным взглядом, полным стыда и мольбы о том, чтобы небеса раздавили меня как букашку прямо сейчас.

Я слышу, как двери шумно распахиваются, а помещение сразу же наполняется веселым щебетом и смехом девчонок. В их голосах я узнаю своих однокурсниц.

– Да ты видела ее лицо? Чеееерт. У нее был такой взгляд, – восторженно говорит одна из них.

– Еще как! Я целый год ждала этого момента. Наконец-то она осознала, что она не богиня. Чертова зазнайка получила по заслугам, – пропитанным ядом голосом отвечает ее подруга.

– А Ханна крута. У нее такой сильный голос. Меня пробрало до мурашек. Сразу чувствуется разница. Это тебе не слащавые попсовые песенки Золотой Софи, – продолжает щебетать девушка.

– Золотой? Да о чем ты, Клэр? – усмехается вторая, – Она теперь как максимум Серебряная.

– Как минимум Никакая, – восклицает эта Клэр, и обе разражаются смехом, а затем еще пару раз повторив «Никакая Софи», выходят из туалета.

Звенящая тишина давит на мои ушные перепонки, а внутри образовывается щемящая пустота, перекрывающая все остальные чувства. Как они могут… так… жестоко? Почему? Что я им сделала?

Меня все ненавидят? Но я ведь думала, что меня уважают, что меня считают лучшей. Меня называли Золотая Софи, и я считала, что это комплимент, а на деле выходит, что это просто насмешка. Получается, что меня весь год высмеивали и тихо ненавидели, выжидая момента, когда я оступлюсь. И я оступилась.

Звери. Настоящие животные. Таятся в засаде, поджидая, когда жертва ослабеет, чтобы нанести смертельный удар.

Приступ тошноты сотрясает мой желудок, голова идет кругом, а кожа покрывается липкой, холодной испариной.

Я одна. Совершенно одна среди монстров. Как внезапно все меняется. Яркие краски моей бурной жизни, наполненной вереницей искрометных воспоминаний, сгущаются, каждое мгновение, каждая победа, каждая моя заслуга блекнут, а живые мгновения превращаются в статичные серые скульптуры, затем трескаются и рушатся на моих глазах.

Я медленно опускаюсь на холодный пол, закрываю лицо руками и погружаюсь во тьму. Мой организм сейчас реагирует, как большое здание, окна которого горели ярким светом и жизнью, в котором вдруг происходит короткое замыкание, свет гаснет, а недоумевающие жильцы застывают в страхе и непонимании.

Из темноты меня вырывает встревоженный голос Лили.

– Софи, ты здесь? Прошу, Софи. Я ищу тебя уже полчаса.

– Я… здесь, – мрачно бормочу я, пошатнувшись, встаю, открываю дверь и делаю шаг навстречу подруге.

– О, милая, – она кидает на меня наполненный состраданием взгляд и заключает в крепкие объятия.

Разбитое вдребезги сердце твердит, что нужно бы утонуть в ее теплоте и разрыдаться, но бдительный разум тут же восстает против этой идеи, оглушительным ревом крича лишь одно слово «Стоп».

Стоп. Что со мной такое? Я ведь сильная и стойкая. Всегда такой была. Меня никогда нельзя было так просто сбить с ног. Где мой огонь? Огонь, которым было объято мое сердце, огонь, который согревал холодные струны души. Где он?

Да вот же он, глупая. Ты хотела боя. Ты хотела достойного противника. Ты умирала от скуки и отсутствия конкуренции. А теперь, при первом же поражении бежишь в кусты с поджатым хвостиком. Ну уж нет.

Я выпрямляюсь и бросаю на Лили дикий взгляд, от которого та испуганно вздрагивает.

– Софи, ты чего? Тебе нехорошо? – осторожно спрашивает она.

– О, нет. Мне очень хорошо, – отвечаю я и, расправив плечи, мчусь на такую желанную битву.

Но поле боя уже давно остыло, а противник с высоко поднятой головой вышел с него победителем.

Новое поражение не заставило себя долго ждать. Из-за своего глупого нервного срыва я пропустила важную лекцию по истории, пропускать которую никто из моих однокурсников не решился бы даже под страхом смерти. Суровая профессорша с жестким, свирепым взглядом и серебряными ниточками мудрости в идеальной прическе не прощает никого за «неуважительное отношение к ее предмету» в виде пропусков и невыполненных заданий.

– Софи, она любит тебя, как и все. Она не будет так жестока с тобой, – Лили кладет голову мне на плечо. Любит, как и все. Да, как же. Я уже поняла, насколько сильно меня здесь все «любят». Я больше так не обманусь. Пора положить конец моей наивности.

– Миссис Соул ненавидит нас всех одинаково, – равнодушно отвечаю я, – А почему ты так спокойна? Ты ведь пострадала даже не по своей вине.

– Ну, мне плевать на нее и ее злобу. Я просто рада, что ты в порядке. К тому же мне не привыкать к ее выпадам в мою сторону. Тут ты, кстати, не права. Она не всех ненавидит одинаково. Меня она ненавидит особенно сильно, – Лили горько усмехается.

– Не преувеличивай. Ты просто попадаешь под горячую руку, детка, – пытаюсь успокоить я подругу.

– А эта новенькая… что-то с чем-то, – произносит Лили после минутного молчания, – Такая… странная.

Я напрягаюсь, и Лили это чувствует, поэтому спешит замолчать, а ее взгляд судорожно бегает из стороны в сторону, как отражение лихорадочных попыток найти другую тему для разговора.

– Она ничего, – я стараюсь произнести эту фразу максимально нейтрально, – Талантливая.

– Она и вправду талантлива. Прости, Софи. И такая красотка… Прости, прости! – Лили хватает меня за плечи и виновато заглядывает мне в глаза.

– Ничего. Я ведь не слепая и не глухая. Я прекрасно знаю, что она далеко не серость, – я высвобождаюсь от Лили и, скрестив руки на груди, устремляю взгляд на закрытую дверь аудитории, откуда доносятся приглушенные звуки голоса злыдни-исторички.

Оставшиеся до конца лекции пятнадцать минут мы с Лили проводим в гробовом молчании. Я ощущаю ее неловкость от того, что она затронула тему новенькой, но все равно не могу пока выдохнуть и воспринять все, связанное с ней, хотя бы наигранно спокойно.

Наконец, дверь распахивается, и неугомонный, галдящий поток студентов устремляется в коридор, спеша поскорее скинуть оковы скучной лекции и забыть надменный тон миссис Соул.

Мы с Лили встаем и не спеша подходим к двери, вежливо пропуская выходящих студентов. Когда толпа рассеивается, я аккуратно заглядываю в класс и вижу ее. Ханна с каменным спокойствием и миролюбивой улыбкой выслушивает преподавательницу, пока та распаляется по поводу бесполезности академических отпусков, и что ими пользуются только лентяи.

– Я считаю, это вздор. Такое давно нужно запретить. Если человек действительно чего-то хочет, он найдет тысячу возможностей, а если не хочет – тысячу отговорок. Если бы вы, лентяи, хотели учиться, нашли бы способ. А уйти в академический отпуск ведь самое легкое решение. Тут и думать не нужно, – Соул в десятый раз гневно поправляет постоянно скатывающиеся на кончик носа очки и теребит прищуренным взглядом Ханну.

– Я понимаю, – Ханна делает пару уверенных шагов к месту, где сидит разгневанная преподавательница, кладет обе руки на стол и всем телом подается вперед, – Но я подошла к Вам только лишь для того, чтобы Вы вписали меня в свой список студентов, а не для того, чтобы выслушивать маразматичный бред. Ханна Джордан. Всего хорошего.

Ханна резкими движениями выводит на листке свое имя, передает его ошарашенной преподавательнице и, закинув на плечо кожаный рюкзак, устремляется прочь.

– Я знаю, кто ты. Мерзавка, пользующаяся положением старшего брата. Но знаешь что? – соскочив со своего места, визжит Соул, – Мне плевать на тряпку Хайнца. Он не способен даже за себя постоять.