Страница 3 из 11
Зароков решительно повернул направо и пошел посмотреть на деревеньку.
Он понял, что это было ошибкой, лишь пройдя по деревенской улице добрую сотню метров. С противоположного края улицы до него донеслись крики. Остановившись, он сразу вспомнил целых три притаившихся на улице Ленина милицейских «уазика», которым он не придал значения. Зря не придал. Ждали они, конечно, именно то, что и создавало шум и крики, накатывающиеся теперь с того края улицы. Зароков обернулся назад, но понял, что вернуться уже не успеет. И как это я так оплошал, ведь стреляный уже воробей, подумал он и приготовился к неизбежному.
Он угодил на очередное побоище, традиционно время от времени учиняемое именно здесь. И как раз по этой причине Зароков не ходил по этой улице постоянно.
Шум приближался.
На этой улице городские неизменно и неустанно бились с кирпичным заводом – небольшим поселком в двух остановках на электричке отсюда. Извечный конфликт между городом и деревней, вызревающий в глупых подростковых умишках и выливающийся во взаимное рукоприкладство. Руками, однако, дело никогда не ограничивалось. Недаром заборы, отделяющие оставшиеся земельные наделы от улицы всегда были из новых досок (в отличие от всего остального, находящегося за заборами), а некоторые даже не крашеные. После очередного побоища заборы все равно приходилось ставить заново, поскольку если булыжник – оружие пролетариата, то дрын от забора – оружие прыщавых недорослей. Менты, конечно, поджидали именно этих поединщиков, надеясь, вероятно, что, добравшись до засады, те выдохнуться, подрастеряв боевой задор, и их будет легче брать голыми руками.
Побоище, по-видимому, уже близилось к завершению и Зарокову пришлось стать очевидцем позорного отступления одних и победной завершающей атаки других. Кто кем был в этот раз, пока было не ясно, зато Зароков понял одно – отступление неминуемо катилось в его сторону.
Один раз он уже имел неосторожность оказаться в гуще этих неприятных и даже опасных событий. Как и сейчас, он возвращался тогда из универсама, и все закончилось тем, что Зарокова уронили, отдавили руку и разбили банку со сметаной, перепачкав все продукты в авоське (в тот день продавали сметану, и ему даже пришлось вернуться домой за тарой). Все это было проделано с ним безо всякого злого умысла – просто не повезло ему подвернуться под горячую руку (и ногу, и что-то еще твердое и взъерошенное, чем обычно принято думать). В прошлый раз он больше переживал не за ушибленный бок и не за оттоптанную руку, а за испорченные продукты. Он тогда даже крепко всыпал кому-то, первому оказавшемуся поблизости и получил сдачи от другого. Отчетливо вспомнив все это, Зароков напряженно вглядывался в накатывавшуюся на него стихию, инстинктивно прижимаясь к деревянному забору.
– Эй, сударь! – вдруг позвали его. Зароков огляделся и заметил за калиткой чернявого паренька. Тот распахнул калитку и сказал:
– Заходите скорее.
Зароков не стал медлить и очутился в садике. Парень закрыл калитку и задвинул щеколду. От калитки через сад вела выложенная кирпичом дорожка, упиравшаяся в крылечко маленького домика под зеленой крышей. Зароков обернулся к пареньку. Тот был высок и худ. Ноги в стареньких джинсах, кеды, вылинявшая курточка-штормовка с аккуратно залатанными на рукавах локтями. Парень отошел от забора и стало видно, что у него что-то не в порядке с ногами – двигался он не слишком уверенно.
– Идите сюда, здесь собаки нет, – позвал он Зарокова. Тот подчинился и, опуская на траву у дорожки свои авоськи, сказал:
– Спасибо за приют. А ты, значит, тут живешь?
Парень весело помотал головой – дескать, нет и добавил:
– Я интернатовский. Проходил мимо, а тут эти дуралеи… – он махнул рукой в сторону шумной улицы. Там раздавались весьма характерные звуки, перемежаемые возгласами. Зароков посмотрел в ту сторону.
Молодые мускулистые и не очень тела докатились, наконец, до того места, где нашел укрытие Зароков со своим спасителем и продолжали двигаться дальше. Это был авангард отступления, здесь не дрались и только бежали, драпали, откатывались, уже даже не оборачиваясь на вопли тех, кому выпало замыкать колонну и испытать на своей шкуре известный, но несколько измененный тезис о том, что «последние станут первыми», принимая тумаки преследователей. Толпа была разновозрастной: были здесь и долговязые прыщавые старшеклассники, и нескладные подростки. Расхлюстанные, тяжело дышащие, потные, сжимающие в руках доски от забора и солдатские ремни с тяжелыми звездными бляхами. Они неслись мимо и кто-то гаркнул прямо возле калитки:
– К парку, братва! Давай к парку!
Зароков понял, что роль побежденных досталась сегодня городским – они всегда отступали к парку. Он взглянул через забор и еще чей-то сад в ту сторону, куда бежали бойцы и увидел, как из-за угла, с улицы Ленина, выезжают желто-синие милицейские «уазики». Отступающие увидели их тоже, дрогнули на мгновение, кто-то заорал: «Менты!», и толпа, вместо того, чтобы повернуть, с удвоенной энергией продолжила свой бег, норовя проскочить засаду с ходу. Менты и не думали препятствовать им, следуя, очевидно, какому-то определенному плану. Толпа продолжала литься мимо и вот, наконец, появились преследователи: тут и там раздавались теперь звонкие и тяжелые оплеухи, выписываемые на дорожку, загнанные и, наоборот, азартные вскрики, мат и отдельные возгласы:
– Ах, ты, с-с-с…
– М-мать!..
– Ливер, давай сюда!
– Н-н-а, н-н-а…
Блеснула за забором золотой звездой грозная бляха, кто-то глухо крякнул и въехал в дрогнувший забор. Толпа продолжала течь мимо, топая множеством ног. «Сколько же их? – вяло подумал Зароков. – Человек двести, что ли…»
Теперь кругом были в основном «кирпичи», сладостно метелившие одиноких городских. Вот звонко хрустнула доска, и еще один боец свалился на асфальт. И тут снова кто-то заорал: «Менты!», только теперь уже в стане преследователей. Толпа перестала течь, застыв.
– Сзади! Сзади они! – опять заорал тот же голос и сейчас же кто-то ответил, расставляя точки над «и»:
– Обложили, с-суки!
Зароков тоже увидел два милицейских «уаза» с той стороны улицы, куда он пока так и не дошел, и откуда появились обе воюющие стороны.
Драка разом прекратилась.
– Дальше! Дальше давай! – закричал кто-то совсем рядом. – Подбирать они будут! Бежим!..
Ах, вот оно что, подумал Зароков. Доблестные стражи порядка решили не утруждать себя наведением порядка, а попросту повязать отставших – ослабевших в беге и потрепанных в бою.
– А ну, пошли отседова! – донеслось до Зарокова со стороны дома. Обернувшись, он увидел старуху, грозно трясущую вилами наперевес. Зароков поднял руки, будто сдаваясь в плен, и сказал:
– Что же вы, мамаша, выгоните нас с сыном на растерзание?
Парень обернулся к Зарокову и одобрительно подмигнул. Вилы в руках у старухи дрогнули, и она спросила:
– Нешто прохожие?
– Точно, мать. Разве бы мы ввалились, если бы не эта котовасия?
Старуха покачала головой, рассматривая авоськи Зарокова.
– Ладно уж. Токмо с дорожки не сходите. Цветы потопчете… – добавила она и ушла вглубь своего садика, иной раз зорко поглядывая на непрошенных гостей.
Тем временем за забором «уазики» уже подъехали почти вплотную к отступавшим теперь и «кирпичам», из дверей с надписью «милиция» полезли серые мундирчики, и толпа хлынула прочь, оставляя на асфальте и в пожухлой траве у заборов поверженных.
В прошлый раз никаких ментов поблизости не было, и теперь Зароков стал свидетелем их грамотных и циничных действий. Они выбирали тех, кто отстал от своих и не пострадал слишком сильно, охаживали его по бокам и тащили к машинам.
Зароков подошел к калитке и заметил лежавшего прямо возле забора парня в порванной куртке. Тот лежал, привалившись плечами к забору, и был, похоже, без сознания. Зароков отпер калитку, вышел на улицу и присел рядом.
– Эй, парень! Ты чего это, а? – он потряс его за плечо, но парень никак не отреагировал, уронив голову набок. Зароков ухватил парня за затылок и почувствовал тепло.