Страница 43 из 52
Во-вторых, с самого первого дня их общения, она или очень умело скрывала свои чувства, или же на самом деле абсолютно не испытывала ни страха, ни неловкости, как по отношению к царю с царицей, так и перед всем их окружением. В чем причина? Может быть люди, побывавшие на войне, на многое начинают смотреть по-своему, иначе, чем те, кого ее огненное дыхание не опалило?
Резонно. Но в данном конкретном случае не совсем так. Нет смысла лукавить: были и робость, и страх, почти до ступора. Только Государь мгновенно растопил их своим теплым взглядом. Еще в самую первую их встречу, когда на заснеженной станции под Тверью Василий едва ли не силой впихнул перепуганную Верочку в вагон царского поезда, дабы представить пред очи самодержца свою суженную…
В-третьих, она не была болтушкой. И не удивляет, что уже к концу первого месяца пребывания Гаршиной при Особе Его императорского высочества Государя Наследника Цесаревича, Александра искренне привязалась к ней, начав поверять самые сокровенные медицинские тайны, о которых даже Вадим имел смутное представление. А таковых у царицы было не мало, и за каждой скрывалась мучительная боль. Физическая и душевная.
Сказывались последствия глубоких порезов ног и травмы позвоночника, полученых в юности, в Дармштадте, когда принцесса Алиса умудрилась провалиться сквозь крышу остекленной теплицы во время игры с сестрами. Жестоко мучали ее и приобретенные в зрелом возрасте мигрени и отеки ног, — следствие пяти беременностей и выкидыша.
Бонусом к такому «букету» прилагались явные симптомы неврастении. Что вполне объяснимо: шипение исподтишка про то, что «неудачную и неспособную дать державе наследника царицу пора отправить в монастырь», раздавалось за троном с появления на свет их с Николаем третьей дочери. И до кучи, — стойкая неприязнь тещи, ненависть тетки Михени со всем ее семейством, гемофилия у сына — ужасный удар, а теперь еще и почти полный разрыв с любимой сестрой и ее мужем, Сергеем Александровичем.
Самая блестящая победа на Дальнем Востоке не могла облегчить для Александры вороха личных проблем. Но трудно даже помыслить о том, какое душевное состояние было бы у нее, проиграй наша страна с позором Русско-японскую войну, и все надежды на спасение единственного сына зависили бы исключительно от снисхождения высших или иных потусторонних сил? А за стенами — смута, террор с призраком гильотины Марии-Антуанетты и Людовика XVI. Вдобавок, ее любимая сестра и подруга после трагической гибели мужа практически оградилась от всего мирского…
Но почему, спрашивается, «трудно помыслить»? В нашей истории так все и было! Вот он откуда, царский стон, вопль души любящего, но измученного супруга: «Пускай лучше будет десять Распутиных, чем одна истерика Императрицы…» Вот откуда они, эти жуткие мешки под глазами и отрешенность во взгляде Николая в последнее десятилетие жизни, а вовсе не от мифического алкоголизма.
Ну, а всем тем, кому хочется понять, как именно выглядит «августейший» алкаш, не лишним будет напомнить про первого президента Российской Федерации, или же про «майданного гетьмана — шоколадного короля» буйнопомешаной Украины образца 2014-го года.
***
Все чинно рассаживались за столом, когда Николай Александрович с приветливой улыбкой поинтересовался:
— Любезная Вера Юрьевна, позвольте спросить, Вам дали ознакомиться с вчерашней телеграммой из Токио?
— Да, Ваше величество! Вы просто не представляете, как я счастлива от известия, что мой братик будет в течение месяца освобожден и отпущен из японского плена. Я Вам так благодарна за Ваше письмо к Микадо, так благодарна…
— Это я должен благодарить Михаила Юрьевича и его боевых товарищей за ратный подвиг. Слава Богу, наконец-то это досадное недоразумение разрешается. Искренне рад за Вас, дорогая. И надеюсь, что и Ваше венчание с Василием Александровичем теперь не за горами. Ведь последнее препятствие скоро будет устранено, не правда ли?
— Да, Государь! И я… Я такая счастливая!..
— Мы все очень счастливы за Вас, душечка, — Александра понимающе кивнула, — То-то я смотрю, Вы вся будто светитесь сегодня. Какая радость! Господь наш милостив, я тоже переживала за Вас. Очень-очень. В конце концов, эти вероломные азиаты поняли, что долее испытывать терпение русского Императора им не следует.
Удивительно, сколь же неблагодарный народец, эти япошки! После того, как Россия их великодушно пощадила, продолжать пакостить, делая невинный вид, будто женевские и гаагские конвенции их вовсе не касаются. Пожалуй, прав германский кайзер Вильгельм, утверждающий, что все народы азиатского востока абсолютно не способны на внутреннее благородство, присущее цивилизованным нациям…
Присоединяясь к хору поздравлений в адрес расчувствовавшейся, покрасневшей от смущения Верочки, за приветливой улыбкой и радостью в голосе Вадим прятал внезапно охватившее его беспокойство. Но печалился он не о своей отложенной на дальнюю полку свадьбе и затянувшемся их с Ольгой греховном счастье. Дитя иного времени, он вполне довольствовался гражданским браком. Честно говоря, перспектива породниться с семьей «номер один» больше пугала, чем радовала его. Сейчас же он насторожился из-за пасажа Императрицы про «вероломных япошек». Неужели для царственной четы конфликт с самураями не исчерпан? И Николай, не показывая вида, тяготится щадящими условиями мира, заключенного им с Микадо? Но ведь они, эти условия, фактически были навязаны самодержцу иновремянами. Самим же Вадимом, в первую очередь.
Конечно, доводы Петровича тоже выглядели убедительно. Ссылки к истории нашего мира и ликбез на тему самурайской морали и менталитета, за которым явно торчали уши Балка и каперанга Семенова, произвели должный эффект. Тем паче, что князь Ухтомский и барон Розен, которым царь дал прочесть меморандум Руднева, доставленный во время подготовки к десанту под Токио, поддержали идею умеренности итоговых требований.
Но если Николая мучал внутренний дискомфорт от принятого решения, с которым, вдобавок, откровенно не согласны и девять десятых его родни, всем, кто такое решение «продавил», рано или поздно он насилие над собой припомнал. По мелочи, или насекомил конкретно, тут уж как карта ляжет. Смотря по тому, сколько неприятностей ему персонаж доставил на момент расплаты. Но кара от Ники следовала всенепременно.
«Я мстю, и мстя моя ужасна. Ничего не поделаешь, но есть такая черточка в натуре у нашего Величества…
Вот еще один «черный шар» в наш ящичек прикатился. Далеко не первый, кстати. Паршиво. Не зря Василий на полном серьезе посоветовал мне заносить в поминальник все этапы накопления «критической массы» августейшего недовольства. Жаль, нет среди нас Харитона с Зельдовичем, чтобы ее подсчитать и определить день и час, когда шарахнет! В нашей истории умницу Дурново он уконтропупил через год. Но, с другой стороны, Витте протерпел целых семь лет, как и Столыпина. Значит, мы имеем основания надееться, что время на эксперименты шайки дилетантов над матушкой Россией еще есть. Да-с…
Жаль, юмор получился какой-то не шибко веселый…»
***
В отличие от Вадима, Ольга Александровна смотрела на все восторженные охи-ахи вокруг грядущего венчания Верочки и Василия по-иному, чем ее озабоченый проблемами высшего порядка возлюбленный. Ей просто было больно. Очень. При этом сжигавшая ее душевная мука налагалась на изматывающую физическую. «Второй день», однако…
От зрелища всеобщей радости по поводу счастья невесты Балка, душа ее буквально рвалась на части. Жизнь с любимым человеком, но во грехе, для нее, искренне верующей и воцерковленной, становилась вечной ложкой дегтя в бочке с медом. Но брат упрямо отказывал ей в праве на честное перед Богом и людьми семейное счастье.
Не Государь Император. Не Закон. Не обычаи царственных Домов. А конкретно он — любимый и любящий, добрый и чуткий, понимающий и дорожащий ею, старший брат!
Ольга трижды подкатывала к нему с зондажом на скользкую тему. Сначала Николай свернул все в шутку, типа, «вот заслужит Банщиков титул, сестренка, тогда и поговорим». Но затем определил свою позицию спокойно, жестко и без обиняков: «Я морганатических выходок никому в семье дозволять не намерен. Во всем остальном вам не мешаю и камня в тебя никогда не брошу. Если же попытается кто-то вас порочить, крепко пожалеет. Но перед Богом каждому свой ответ держать предстоит. Не обессудь…»