Птица навылет

Наступал всемирно-исторический момент. Длиннейшая эпопея приготовлений, сомнений, криков, бития морд, научно-исследовательских конференций осталась позади. Теперь, по-видимому, всё должно было свершиться. Они прекрасно, конечно, понимали, что это – экспедиция. Всего лишь экспедиция – далеко не первая и только в их правоте, в их сугубо личной убеждённости последняя. Но какое им было дело до других! Не другие находились сейчас на передней линии, разграничивающей тайну с задохшейся обыденностью. Не другие подошли к финальному рубежу, за которым через считанные минуты должно произойти важное.

Чувствуя глубоко внутри себя нечто, напоминающее лёгкую взволнованность, Ипат водил глазами по длинному ряду телевизионных дисплеев, отражавших информацию с камер наблюдения. Камеры висели по всему внутреннему лабиринту и давали ловцам возможность контролировать обстановку вплоть до самых отдалённых уголков подземных катакомб.

На участке ХЕК-98 внимание Ипата привлекла слабо мотивированная, как ему показалось, тень. Сперва он машинально повёл взгляд дальше, но потом всмотрелся в экран повнимательней и глухо зарычал. Мощной ладонью он вогнал в пульт кнопку синхронизации. Теперь и остальные участники заметили, что не более чем в ста метрах от них, здесь же, под землёй, кто-то прячется. Тень еле уловимо подрагивала, а потом вдруг съёжилась и втянулась за пределы видимости.

– Из-ме-на!!! – взревел Ипат.

Раздался оглушительный вой – заработала сигнализация. Аглая в бешенстве выскочила из командного отсека и помчалась разбираться. Федорушка метнулся ей помочь, но Ипат строгим жестом приказал осадить. Коля Андрей, в мечте о бегстве, рухнула, как подкошенная, на пол. Ополоумев, она долбила головой стену, а ногами вертела в воздухе, словно ехала на велосипеде.

Сигнализация орала до тех пор, пока не кончилась солярка, затем наступила уничтожающая тишина. Собравшиеся ждали развязки. Они расслышали сначала далёкую невнятную возню, вслед за ней более отчётливые звуки ударов, истошный вопль «пидарас!», и в помещение ввалились двое: Аглая и… водила. Заикающийся, мокрый, глупый водила. Его колотила крупная дрожь, ноги заплетались. Разъярённая Аглая шинковала его ладонями, как капусту – по лицу, по шее, в грудь, в живот.

Федорушка, не в силах перенести столь ужасного побоища, всплеснул руками, запричитал, забегал. Страшась близко подойти к Аглае, он подошёл сзади к водиле и, призывая к умиротворению, пронзительно гуднул в дудочку. Для того произведённый аккорд оказался заключительным. От водительских штанов немедленно расплылся характерный запах.

Аглая с визгом отскочила, Сифа брезгливо зажала нос.

– Свят, свят… – опешил Федорушка. В растерянности он уронил инструмент.

Действовать оставалось Ипату. Он и приступил: свинцовая пятипалая длань ухватила злоумышленника поперёк туловища и двинулась с ним к выходу.

По дороге водила всхлипывал и лепетал.

– Я больше не буду, – говорил он, – правда, не буду. Честно-пречестно. Я только посмотреть хотел. Я никому не расскажу. Отпустите меня, дяденька. Ну, пожалуйста. Я буду вас слушаться, я больше не буду. Ну, пожалуйста, дяденька…

Мольба не действовала. Ипат вздымался по лестнице наружу, крепко держа пойманную жертву. Поднявшись на поверхность, он набрал полную грудь воздуха, размахнулся и с богатырским присвистом запустил водилу в сторону Пиздецка.

Долго стоял, смотрел, как тело лазутчика, уменьшаясь в размерах, растворяется на небесном фоне… Скоро оно пропало из виду.

– Каналья, – процедил Ипат, ухмыльнувшись, впрочем, сравнительно добродушно. Он кратко высмолил очередную цыбарку и вернулся на исходные позиции.

Они теряли драгоценное время. Пришлось суетиться, пересматривать принципы обеспечения безопасности, перепроверять часть внутренних территорий, размораживать аварийный ступор вычислительных систем и делать многое другое. Обратный отсчёт начался в восьмом часу утра, когда до исхода часа «икс» оставалось совсем немного. Вернее, совсем почти ничего не осталось.

Пять. Открылись ворота дальнего шлюза.

Четыре. Замелькали синие «маячки» на клешнях. Состояние гидравлики – нормальное.

Три. Акустика: коэффициент детонации – минимальный, коэффициент гармоник – умеренный, диапазон воспроизводимых частот – от 3 Гц до 31 кГц.

Два. Ипат в целом удовлетворён работой механизма.

Один. Пошла трансляция из-под воды.

Ноль. Голос Аглаи: «Смотри, пидарас. Если подведёшь, я твой нюх вытопчу!»

СТАРТ!

– О-о-ой, моро-оз, мо-рооо-ооооооз! – вывел Федорушка хорошо поставленным голосом и ущипнул гуслярные струны.

Это прозвучало столь исконно, что окружающие даже не вспомнили про дудочку, которую старичок потерял в общей суматохе. Он прекрасно справлялся и без неё.

Пропев вступление, Федорушка виртуозно зарядил длинное струнное соло. Даже Сифа, позабыв о холодной неприступности, открыла рот. Ипату, впрочем, удалось сохранить выдержку и трезвый рассудок, но исключительно благодаря служебному долгу и тотальной занятости. Ипат манипулировал клешнями-уловителями. Те – пока вхолостую – исправно клацали. Вода была слишком мутной. Мощности прожекторов не хватало, чтобы просветить её. Оставалось надеяться только на чудо.

А Федорушка старался вовсю. Он играл то левой рукой, то правой, перед собой и сзади; изрядно разыгравшись, опустился на четвереньки – подключил к игре сначала одну ногу, потом другую; наконец, не удовлетворившись исполнением на двадцати пальцах, дополнил их носом; и всё это время безостановочно пел какое-то дикое попурри на древне-пиздецком диалекте. Песня его взмывала к ледяным вершинам, низвергалась прямо в ад, летела с вихрем, слезилась в зарослях пихт – бренчала, трещала, кричала, пищала, рвалась и терялась, лилась и сморкалась. Федорушка умел! Песнь он иллюстрировал животными танцами. Животными, как Рыба. Он приковал к себе взоры всех, кроме Коли Андрея, в панике бежавшей, и Ипата, чей взор приковал к себе другой объект – таинственный, непознаваемый. Уже секунд сорок, высверливая глазами монитор, Ипат следил за ним. Точнее, за ней. Он понимал это с ослепительной ясностью, хотя наблюдал, скорее, бесплотный мираж, нежели что-то материальное. Видел какие-то дрожащие, перекрывающие друг друга силуэты.

Ипат затаил дыхание и сглотнул слюну так, что щетина на кадыке оцарапала низ подбородка. Ловко манипулируя джойстиками, расставил клешни в стороны, повёл их вперёд, повернул вовнутрь – добыча оказалась точно посередине.

– С Богом, – прошептал Ипат, сорвал пломбы с Главного рычага, разбил защитное стёклышко и потянул рычаг до упора.

В мёртвой тишине они услышали, как там – по ту сторону – клешни сомкнулись. Но не плотно – звук был тупым, с гулкой отдачей. И в знак подтверждения загорелось табло с надписью «НАША ВЗЯЛА!» Из внутренних динамиков рванулся праздничный туш сводного городского оркестра.

– Урр-ра-а-а-а-а-а!!!

Аглая радостно визжала, Федорушка крестился вдоль и поперёк, Сифа добыла из чудного треугольного чемоданчика бутылку шампанского, каковую и шарахнула об головной компьютер.

НАША ВЗЯЛА!

Все бросились к Ипату, хотели его качать, но не подняли. Ограничились лобызаниями.

Да, это была великая минута! Великая, по сравнению с любым событием минувших дней, да и грядущих, наверное, тоже. Миропознание сдвигалось с точки застоя.

Салют победителям! Слава борцам! Долой оппортунизм конформистов!!!

Оставалась заключительная фаза. А именно – выуживание добычи. Страсти радости пришлось на время утихомирить. Все затаив дыхание смотрели, как Ипат двигает манипуляторами. Задание было не из лёгких, на его каменном лице выступила и застыла микроскопическая капелька пота.

Федорушка внутренне молился, Аглая зло и еле слышно шептала: «Тащи её, дрянь такую, тащи… не дай сорваться…» Сифа присела за ящиком с огнетушителями – внешне спокойная, но со шныряющими глазами.

Атмосфера накалялась. В шлюзах кипел процесс – одни створки затворялись, другие растворялись. Пойманный объект удерживался пока вполне надёжно. Удержится ли до финиша? Не сорвётся ли?