Птица навылет

Водила, в общем-то, и не помышлял. Его, конечно, интересовало многое, но, случайно встретившись с Ипатом взглядом, он враз растерял все свои интересы, кроме одного – остаться в живых. Уже завёлся мотор, лопасти начали постепенно раскручиваться, и тут ко всем впечатлениям добавилось последнее.

Дверь кабины неожиданно распахнулась. Прямо перед собой до смерти перепуганный водила увидел голову предводителя: дублёную кожу, колюче-проволочную щетину, массивный подбородок, увенчанный тонкой ниткой жестоких губ, и острые пронзительные зрачки, один глаз обрамляла кровавая кашица из утерянного уха.

Изображение Ипата слегка покачнулось в водительском сознании. Ипат степенно положил сосисочный палец поперёк линии рта.

– Молчок!..

И дверь кабины захлопнулась.

В тот же миг фургон словно подбросило. Реактивно громыхнуло, послышался свист, повалил дым, и машину унесло в обратном направлении. Изловители Рыбы остались наедине с судьбою.

Враз закипела работа. Теперь, когда чужое соглядатайство растворилось в пространстве, команда раскрепостилась полностью. Выяснилось, что, несмотря на кажущуюся катастрофичность любого из рыболовов, дело они знают отменно. Коллектив сплочённо двигался, функции одного гармонировали с обязанностями другого. Движения отличались лаконизмом, мысли – отсутствием. На всех легла печать профессионального культа, состоящего из махровой самонадеянности, веры в правость и стремительного натиска.

Усмотрев означенное место, Федорушка вырыл в снегу ямку – довольно комфортную и красивую. После чего раздобыл дровишек и возжёг на дне ямки аккуратный костёр. Аглая ему помогала. Действовали они споро. Единственные разногласия возникли по поводу того, чем добыть огонь: спичками или трением друг об друга двух кусочков коры. Федорушка схлопотал подзатыльник за умственную отсталость, и подготовка двинулась по вновь установленному курсу.

Торопились в угоду часу «икс», который наступал с момента подавания кукушкой голоса. Она должна была гавкнуть четыре раза, а следом воровато закашляться. Сие означало знак ко старту. Точного стартового времени не знал даже Ипат. Все имеющиеся знания ограничивались приметами. Самая важная из примет – молния на востоке – осуществилась. Потому и шевелиться требовалось сравнительно молниеносно.

Вынув из чудного треугольного чемоданчика Сифы автоген, Ипат начал методично его настраивать. Сифа тем временем, достав оттуда же несколько толстых книжных томов, разложила их у себя на коленях. Она погрузилась в чрезвычайно глубокие размышления: замысловато шевелила бровями, иногда указывала рукой в сторону пруда, бормотала какие-то шаманские заклинания, а под конец даже погрозила небу кулаком.

Неприкаянной оставалась Коля Андрей. Потыкавшись в четыре стороны света, безмозгло побродив между участниками команды, она вынуждена была отойти в сторонку, привалилась к первому попавшемуся дереву и стала издавать тупые гортанные звуки – нечто среднее между «о» и «й». Звучала она то и дело, с краткими неравномерными интервалами, потихоньку раскачивалась, как бы сокрушаясь. Сквозь русалочьи волосы просматривался ужас пополам с отчаянием, но остальные старались её муки игнорировать. Федорушка, правда, и на этот раз не в силах утерпеть, встрял с пресловутой сердобольностью.

– Мается, болезная. Ишь, как её забирает!

Сифа прервала эзотерические бормотания и гневно осадила старика:

– Уймись, хрычёвник! Оставь. Не родная она нам. А будешь скулить – вычеркну!

Ипат предупреждающе хмыкнул, и Сифа осеклась.

– Да я что ж… – оправдывался Федорушка. – Я как лучше хотел. Дело-то не шутошное. А то вон как надысь глумились над человеком, глумились, а он возьми, да и заплакай.

– Это ты про кого это? – спросила Аглая.

– Да про соседа мово бывшего. На верхней полке который спал, надо мной. Хороший был человек. Даром што писался шибко. Да это уж с кем не бывает. Иной раз пьёшь-пьёшь водичку, а она всё никак. Зато в другой раз так разберёт, прямо страшно становится.

Костёр вскоре догорел. Они расчистили место от золы и углей, Ипат взял сапёрную лопатку и несколькими энергичными взмахами расшвырял отогретую землю. Глазам компаньонов предстала круглая чугунная крышка, закрывавшая вход в какой-то ход, похожий на канализационный. Никаких следов ручек или других возможных приспособлений для открывания крышки заметно не было. Люк выглядел герметично запаянным и неприступным.

– Добре… – откомментировал Ипат. В его руках вместо лопатки появился автоген. Вспыхнуло голубоватое пламя.

– Давай, Ипатик! Давай, родимый! – радовался Федорушка. Он притопывал на месте от нетерпения. Драное пальтишко его распахнулось, колпак сбился на затылок и сплющился, но Федорушка забыл обо всём, окончательно заворожённый разворачивающимся действом.

– Распрыгался, козёл бескопытный, – заворчала Аглая, – а как ещё всё повернётся, кто знает? Варили-то летом, хрен знает каким инстру́ментом.

– Фигня… – холодно молвила Сифа, – а то ты Ипата не знаешь.

– Ипата-то я знаю. Да неужто уж всё так гладко пройдёт? Глянь, глянь, на пламя-то. Покривело!

Ипат звучавшие вокруг разговоры оставлял без внимания. Он делал дело, не забывая смолить очередную цыбарку.

Коля Андрей чуть угомонилась, прекратила издавать звуки и теперь безмолвно чесалась, елозя спиной по древесному стволу.

Операция по удалению крышки близилась к финишу. Коллектив взволнованно замер. Ещё чуть-чуть и автоген заглох. Ипат решил открыть вход на манер консервной банки – резал по окружности, но не полностью, оставил узкую перемычку. Потом, опираясь на неё, крышку отогнул, обхватил двумя руками, повернул раз-другой вокруг оси, вырвал и отбросил подальше. Раскалённые края пожгли ему ладони, от кожи на руках валил едкий дым, но Ипат даже не поморщился – так только, поплевал слегка и вытер об штаны. Призрак улыбки тронул его лицо.

– Стои́т, – подтвердил он.

Компанию потрясло громовое «ура». Все сгрудились перед отверстием в земле, восхищённо рассматривая уходящие вниз стены и каменную лестницу. Её Ипат летом собственноручно сколотил из ветхих бетонных ступенек. Лестница опускалась в самые недра, стены которых покрывала облицовочная плитка с изображениями цветка грязнодуха.

Пока что всё продвигалось без осложнений. Общество решило наскоро перекусить, а для этой цели спуститься в подземелье, благо там не гулял ветер. Единственный лестничный пролёт, примерно одиннадцатиметровой длины, заканчивался обширной площадкой, своеобразным холлом. Сифа обошла его вокруг и зажгла несколько трёхсвечников, торчащих из стен. В помещении сразу стало уютнее.

Они расселись прямо на земляном полу. Как водится, из чудного треугольного чемоданчика появилось необходимое – вилки, ложки, штопор. Ипат взял себе бутерброд с бараньей ногой, Федорушке дали ватрушку и пук укропа, Аглае досталась миска щей, Сифа ограничилась яблоком.

– За чтоб! – провозгласил Ипат, первым отхлебнул из бутылки и пустил её по кругу.

Колю Андрея пригласить не догадались. Она осталась наверху и, только свесив голову вниз, сквозь волосы робко взирала на трапезу остальных участников мероприятия…

Воспользуемся моментом и отвлечёмся ненадолго, чтобы разобрать некоторые любопытные подробности диспозиции, специфики помещений, в которых разовьются дальнейшие события; расскажем об их смысле и предполагаемых характерных особенностях.

Как уже упоминалось, согласно последним данным ихтиосемантики, Рыба двигается, преимущественно, сверху вниз. Подманивать её надлежит игрой на всяческих музыкальных инструментах, одновременно соблюдая правила всецелой безопасности. Лучший для рыболовца вариант излова – поддонный. Разрабатывать его Ипат начинал в одиночку, ещё полгода назад, постепенно завлекая к себе в помощь нужных людей, – так сложился известный нам коллектив. Непосредственный акт ловли Ипат задумал осуществлять глубокой зимой, когда лёд на пруду немыслимо крепок. Таким образом, если Рыба попытается выкинуть какой-нибудь фокус – скажем, захочет подняться на поверхность и улететь, – путь к небесам ей преградит мощный ледовый заслон. Риск в таком случае хоть и ничтожно, но снижается.