Трущебные люди (рассказы)

Так-с! А что намерены делать сегодня?

Отдохну полчасика, а потом куда-нибудь пройдусь, Москвой полюбуюсь.

-- Доброе дело-с!

Коридорный скрылся, а Колесов, напившись чаю, оделся, запер дверь, ключ от номера взял с собой и пошел по Москве. Побывал в Кремле, проехался по интересовавшей его конке и, не зная Москвы, пообедал в каком-то скверном трактире на Сретенке, где содрали с 1 него втридорога, а затем пешком отправился домой, спрашивая каждого дворника, как пройти на Дьяковку.

Трактир низшего разбора был переполнен посети- :| телями. В отдельной комнатке, за стенкой которой гремел, свистя и пыхтя, как паровик, расстроенный оркестрион, сидели за столом две женщины; одной, по-' видимому еврейке, на вид было лет за пятьдесят. Дру- ) гая была еще молоденькая девушка, строгая блон- ( динка, с роскошной косой и с карими, глубокими гла; зами -- Гретхен, да и только. Но если попристальнее | вглядеться в эту Гретхен, что-то недоброе просвечи- ; вало в ее глазах, и ее роскошная белизна лица с легким ' румянцем оказывалась искусственно наведенной. Обе были одеты безукоризненно. На руках молодой сверкали браслеты и кольца. На столе перед ними стояла пол-бутылка коньяку и сахар с лимоном.

Да! Сенька все дело испортил своим дурацким кашлем! -- говорила блондинка.

Испортил? Как же?

Да так: сидели мы во втором классе. Подходящего сюжету не было. Вдруг в Клину ввалился толстый-претолстый купчина, порядком выпивши. Сенька сел с ним рядом, тут я подошла. Толстяк был пьян и, как только сел, начал храпеть, отвалившись на стенку дивана. Сенька мне мигнул, мы поменялись местами, я села рядом с купчиной, а Сенька, чтоб скрыть работу от публики, заслонил купца и полез будто бы за вещами на полочку, а я тем временем в ширмоху за лопатошником '. В эту самую минуту Сенька и закашлялся. Мощи проснулись, и не выгорело! Из-за дурацкого кашля напрасно вся работа пропала. Стоит с Сенькой ездить! То ли дело Лейба!

-- Лейба? Толст очень, ожирел, да и работой нест! На выставке и то попался из-за красненькой!

Блондинка замолчала, налила по рюмке коньяку, выпила и заговорила:

Выручи, Марья Дмитревна, сделай милость,дай рубликов пятьдесят, работы никакой, ехать в дорогу не с кем, с Сенькой поругалась, поляк сгорел '.Милька...

Здесь работай!

Работы никакой. Сашка номерной давеча мигал что-то из двери, когда мы ехали,-- да напрасно, кажись!

Не напрасно-с, Александра Кирилловна, дело есть!

Сашка, легок на помине! -- воскликнули обе.

Как черт на овине,-- раскланиваясь, проговорил знакомый уже нам коридорный, прислуживавший Колесову.

У вас? -- заговорила блондинка.

У нас! Попотчуйте коньячком-то!

Пей! -- Еврейка налила ему рюмку, которую он и проглотил.

Богатый?

На катеньку есть.

Мелочь! А впрочем, на голодный зуб и то годится.

-- Так идет? -- спросила еврейка.

Так точно-с!--ответил Сашка.-- Четвертную им, четвертную мне, четвертную хозяину и четвертную за хлопоты...

--За какие хлопоты? -- полюбопытствовала еврейка. А когда за работу? -спросила Сашку блондинка, не отвечая на вопрос соседки.

Сегодня, сиди здесь пока, а потом я забегу и скажу что делать. Затем прощайте, скоро буду!

Сашка пожал руки обеим женщинам и ушел.

Колесов явился домой через полчаса после того, как коридорный Сашка возвратился из трактира. Он потребовал самовр, а за чаем Сашка предложил ему познакомится с некоторой молодой особой, крайне интерес ной, на что тот согласился, и через самое короткое время известная читателю блондинка уже была в гостях у Колесова, которого она успела положительно очаровать. К двенадцати часам ночи Колесов, одурманенный пивом, настоянным на окурках сигар, так часто употребляемым в разных трущобах для приведения в бесчувствие жертв, лежал на кровати одетый, погрузясь в глубокий искусственный сон, навеянный дурманом...

-- Барин, а барин! Вставать пора! Барин! Двенадцатый час!.. -- кричал поутру коридорный, стуча в дверь номера, где спал Колесов. Но тот не откликался.

Колесов проснулся поздно.

$

"Посмотрим, который теперь час!" -- подумал Колесов, ища в кармане жилета часы и не находя их...

"Не украла ли их вчерашняя гостья?" -- мелькнуло у него в уме. Он инстинктивно схватился за бумажник, раскрыл его: денег не было ни копейки.

Коридорный, коридорный! -- закричал он, отворяя дверь.

Самоварчик? Сию минуту подаю-с! -- ответил Сашка, являясь в номер Колесова.

Обокрали! Слышишь! Обокрали меня! Деньги,часы... Что мне делать? Ведь это мое последнее достояние! -- со слезами на глазах умолял Колесов.

Кого обокрали, помилуйте?

Меня, меня! бумажник, часы...

Где-с?

Здесь, ночью.,.

Это гостья ваша, наверно. Никто и не видал, когда она ушла...

Кто же она, пошлите за полицией, задержатьее! Ведь ты рекомендовал! -метался Колесов.

Меня и не извольте мешать! Рекомендовал! Приведете там, да на служащих валить! Ишь ты, за полицией... Вы и номеров не извольте срамить!.. А лучше убирайтесь отсюда подобру-поздорову, пока дерзко ответил коридорный и хлопнул дверью..

В знакомом же нам трактире, только в вине его, сидел небритый, грязный субъект часов вечера.

В это время в трактир вошел Колесов, с руке, и поместился за одним из соседних стол .

"Ага, приезжий! Попросить разве на ночлег", -- мелькнуло в голове субъекта. Он подошел к столу, который занял Колесов.

Позвольте к вам на минутку присесть! -- обратился он к Колесову.

О, с удовольствием, рад буду! -- ответил последний.

Подали чай, за которым Колесов рассказал субъекту свое горе, как его обокрали и как, наконец, попросили удалиться из номеров.

Денег ни гроша, квартиры нет, -- жаловался Колесов.

Устроим, не беспокойтесь! Только деньжонок рубля три надо!

^ -- Нет у меня. Чемодан бы заложить, да вещишки кой-какие там. Кольцо было материно, рублей сорок стоило, и то украли.

Через несколько времени стараниями субъекта чемодан был заложен за три рубля, и Колесов уже сидел в одном из трактиров на Грачевке, куда завел его субъект, показывавший различные московские трущобы.

,,, "У же, ведите меня спать! -- упрашивал его Колесов.

Спать? Какой там сон, пойдем еще погуляем. Водочки выпьем, закусим.