Страница 42 из 63
Кроме того, – она посмотрела файл с рентгеновым снимком. – У вас была ранена и искалечена рука. Вы ее не лечите. Почему?
Кажется, мы поменялись местами. Теперь меня воспитывают, мажут лицом об стол.
Я сделал постное лицо.
– Государственные дела, товарищ Любаревич, требуют пренебрегать своими интересами. В том числе здоровьем.
Судя по всему, врачиха тайком ела лимон. Во всяком случае, мимика ее на мои слова была очень кислая.
Я покровительственно улыбнулся.
– Не скоморошничайте, товарищ лейтенант.
– Как можно, товарищ капитан.
Любаревич скрипнула зубами. Пришла в себя.
– До тех пор, пока я не проведу глубокое исследование руки, я вас к полетам не допущу.
– Разумеется, товарищ капитан, это не только ваше право, но и обязанность.
– Я в вас чем-нибудь запущу, – не выдержав, улыбнулась Любаревич. Но тут же спохватилась и сделала серьезное лицо.
Она посадила меня в МУУПД, где сделала четырехмерный компьютерный снимок с трехсекундной задержкой. Медицинский компьютер скушал полученную информацию и провел ее анализ. Любаревич принялась изучать данные на мониторе, хмыкая и мыкая. По-видимому, снимок получился интересным, типа комикса. Я бы тоже посмотрел.
– Товарищ капитан, а можно, – Я попытался выгнуть шею так, что увидеть материал на мониторе.
Любаревич ловко повернула монитор так, что я ничего не увидел.
– Товарищ лейтенант, это секретная информация.
Я смирился. Только спросил:
– Летать-то я могу?
Любаревич нейтрально сказала:
– Нет ничего невозможного.
Я ее убью!
– Скажите, – Любаревич сменила тему. – А вас при каких условиях ранило?
Так я ей скажу!
– Стреляли.
– Вы хотя бы помните, кто вас оперировал?
– Никак не мог, мне вкололи наркоз.
– Вы несносный, наглый и бестолковый мальчишка.
Любаревич надула губы и стала читать мой медицинский файл:
– Ранен в боях в стратосфере около Астрахани.
Любаревич задумалась и постаралась модифицировать себя из злюки в лапушку красавицу. Мельком глянула на монитор, чтобы увидеть свое отражение, пришла к мнению о готовности к охмурению, засюсюкала:
– Скажите, пожалуйста, вы участвовали в бою 16 октября неподалеку от Астрахани, прикрывая санитарную тушку, где и получили ранение?
Любаревич обворожительно улыбнулась и чуть не растопила мое твердое сопротивление.
Но я удержался. Зевнул, чтобы уйти с линии удара ее взгляда и небрежно заметил:
– Кое-кто привык к легким победам.
Любаревич оскалила зубы:
– Нет, кое-кто остался бестолковым мальчишкой. Вы скажете мне или надо поставить вам болезненный укол?
Удар ниже пояса. Какой нормальный мужчина не испугается такого шантажа? Я исключением не был и сразу капитулировал.
– Сдаюсь на милость победителя. Я командовал звеном прикрытия Ту-201, бортовой номер ноль пятьдесят шесть. Было небольшое столкновение с саргами.
– Небольшое, – она так ловко погладила меня по голове, что я не успел отреагировать. Ну и реакция у девушки! – Десять шершней против четырех сушек. Я летела на этой тушке и мы уже распрощались с жизнями! Врунишка.
Я почувствовал себя неловко.
– Так что я обязана вам жизнью. Как, впрочем, двадцать три раненых, сопровождающие и экипаж Ту во главе с генералом Алаторцевым.
– Да чего там, пустяки, – пробормотал я.
– Вы еще скажите с умным видом, что это ваши обязанности.
Я прикусил губу. Именно это я и хотел сказать. Мысли она читает или я дурею в ее присутствии?
– Кстати, вы мне тоже должны. Пусть не жизнь, но все же руку.
– Да? – нейтрально поинтересовался я.
– Операцию на вашей руке сделала я. Первоначально у медицинского консилиума была мысль отрезать вам руку, но я убедила местных врачей рискнуть. Посмотрите.
Она развернула монитор и я увидел снимок крупным планом кости руки, которую фиксировало керамическое кольцо. На кольце четко выделялось «Любар», окончания не было видно, но я не сомневался, что это фамилия врача.
– Их специально метят, чтобы знать, кто проводил операцию, – пояснила Любаревич.
– Значит мы квиты, – жизнерадостно заключил я.
– И все?
– Ну, в общем-то, да.
– Вот и идите отсюда, – обижено сказала красавица.
И я удрал.
Следующие дни были тяжелыми. О, женщины – страшные животные. У меня был большой опыт общения с женской частью. Среди студентов женщины составляли значительную часть и я всякого навидался. И потому пришел к выводу – Любаревич вышла на охоту. Это было видно по раскраске, по ослепительной улыбке, по вкрадчивой ходьбе, по готовности соглашаться со всем. Известный сюжет, не так ли? Влюбить, а потом бросить.
К счастью, встречались мы не часто. Полеты совершались каждый день, пусть и не всегда боевые.
Помимо обязанностей пилота, хоть и редко, но все же приходилось одергивать личный состав дивизии. На третий день пребывания в полку я отменил существующую практику вертикального взлета строго по прямой на аэродромной пятке, неприкрытой зенитной обороной. И поставил электронную печать главкома на запрещающий приказ.
Ардашев, конечно, знал, что он грубо нарушает добрую дюжину строгих распоряжении и инструкций, подписанных на самом верху. Но по стародавней славянской привычке спустил все на авось. Мол, дед мой так летал, отец…, и я не окочурюсь. Увидев мой приказ, он рассвирепел, вызвал в штабное помещение, поставил по стойке смирно, и часа два в присутствии штабных и просто случайных людей держал речь, перемежая похвальбу о заслугах полка, о героических поступках пилотов с угрозами расчесать шерсть каким-то мальчишкам, одновременно намекая на возможность вырасти в его полку в легендарного пилота.
Когда он выдохся, а приказ продолжал действовать, поскольку я категорически отказался его отменить, Ардашев подключил артиллерию большой мощности – позвонил комдиву. Демонстративно включив громкую связь, он доложил, что боевая деятельность полка срывается из-за мелких придирок молодежи, которая по каким-то заслугам получила большие полномочия и теперь бестолково ломает дрова.
Зря он включил громкую связь. Иначе о словах Ладыгина знал бы он один, а не добрый десяток присутствующих. Генерал сообщил Ардашеву о некоторых его сомнительных физиологических действиях, усомнился, что он происходит от человекообразных предков, и потребовал строго выполнять указания представителя главкома. Иначе он явится лично и сам начнет наводить порядок в эскадрильях.
Командир полка стоял багровый и бросал свирепые взгляды на подчиненных. Так не найдя причины для ругани, а может быть сдержавшись – они же не виноваты – он вылетел из помещения. Через час требование представителя главкома было пунктуально выполнено – на стартовой позиции установлены четыре переносных зенитных ракетных комплекса «Комар-6» и три двуствольных 57-мм комплекса зенитных автоматов «Астра-3». Пилоты получили строгий приказ взлетать только по скользящему маршруту, а кибер-пилотам компов машин введены варианты взлета, которые те произвольно выбирали и модернизировали. Строго проверив проведенные мероприятия Савельев, то есть я, разрешил полеты и вскоре сам отправился на маршрут в составе четверки под командованием комэска.
По пути к кораблям я наткнулся на Любаревич. Точнее сказать, она находилась в засаде, рассчитывая поймать добычу с двумя маленькими звездочками. Увидев меня, она чуть ли не зубами щелкнула от радости и мягко, по кошачьи, заскользила в моем направлении. Я почувствовал себя антилопой-гну, на которую охотится львица.
– Товарищ лейтенант, вам нельзя участвовать в боевом патрулировании по состоянию здоровья.
Не смешите тень моей покойной бабушки. Ну я сейчас тебе покажу, как спорить с формалистом – законолюбом.
Шедшие рядом пилоты во главе с Приваловым немедленно затормозили. Им стало любопытно посмотреть на битву гигантов.
– Товарищ капитан медицинской службы, я действительно испытываю некоторые проблемы с состоянием крови, однако, согласно инструкции 15–43 о возможности допуска к вылетам в связи с проблемами со здоровьем, вылет разрешается в случае одобрения медицинским универсальным устройством проверки данных. Вот разрешение.