Страница 3 из 6
Стоит подчеркнуть, что значительную часть историософской евразийской концепции разработали Н.С. Трубецкой и Г.В. Вернадский. Они опровергали целый ряд мифологем, сложившихся в результате прозападнической трактовки русской истории; это, прежде всего, взгляд на современную Россию как на преемницу Киевской Руси. Как утверждал Н.С. Трубецкой, Киевская Русь не составляла и двадцатой доли территории современной России. Географическая сущность этого государства совершенно определенно заявлена в начальной летописи – «Путь из варяг в греки». Киевская Русь не совпадала с тем, что принято называть «Европейской Россией», и не являлась сколько-нибудь значительным в политическом и экономическом смысле объединением, так как была привязана к речному бассейну, а на пути к Черному и Каспийскому морям хозяйничали воинственные кочевые племена. Киевская Русь, как считали евразийцы, не могла заложить основы русского государства, так как двигалась от расцвета к упадку, делилась на мелкие княжества, которые не были жизнеспособными, и неизбежно должна была исчезнуть в удельном хаосе дробления. «Киевская Русь не могла ни расширять свои территории, ни увеличивать свою внутреннюю государственную мощь, ибо будучи естественно прикреплена к известной речной системе, она в то же время не могла вполне овладеть всей этой системой до конца… Киевской Руси оставалось только разлагаться и дробиться на мелкие княжества, постоянно друг с другом воюющие и лишенные всякого более высокого представления о государственности»[13]. Согласно евразийской трактовке, Киевская Русь была лишь «колыбелью будущего руководящего народа Евразии и местом, где родилось Русское Православие»[14].
По мнению Н.С. Трубецкого, территория СССР 20-х годов почти полностью совпадала с территорией монгольской части империи Чингисхана, являясь ее ядром. Поэтому некоторые части прежней Российской империи (Польша, Литва, Латвия, Эстония, Финляндия) так легко отпали при образовании нового государства. Народы этих государств не восприняли особую этнофилософию, объединяющую народы Евразии. Зато органично присоединились прежде не входившие области – Хива и Бухара, так как исторически это части единой Евразии. Все это, с точки зрения идеологов евразийства, доказывает жизнеспособность Евразии не только как культурного мира, но и как государственного объединения, истоки которого берут начало в империи Чингисхана. «В исторической перспективе то современное государство, которое можно назвать и Россией, и СССР (дело не в названии), есть часть великой монгольской монархии, основанной Чингисханом»[15].
Стоит отметить, что, конечно же, между Россией и империей Чингисхана не ставилось знака равенства, так как в последнюю входила почти вся Азия, Китай, Персия, Афганистан. Россия в исторической перспективе – ядро этой империи, которое характеризуется определенными географическими признаками, отделяющими его от остальных частей монгольской монархии. С запада на восток это четыре параллельные полосы – тундровая, лесная, степная, горная; «система степи» соединяет эту территорию от Тихого океана до устьев Дуная; в меридиональном направлении – это система больших рек, отсутствие выхода к открытому морю и отсутствие изрезанной береговой линии, столь характерной для Европы и для Восточной и Южной Азии, континентальность климата. Все это говорит о том, что данная территория – особая часть света, не Европа, не Азия, а Евразия, население которой неоднородно и принадлежит к различным расам, однако существует целая цепь переходных звеньев антропологических типов.
Н.С. Трубецкой, в частности, последовательно доказывает, что Россия-Евразия географически и антропологически представляет собой единое целое, а значит, государственное объединение Евразии – историческая необходимость, способ же этого объединения подсказывает сама природа. Традиционно путями сообщения могли служить только реки и степи, но «система степей» соединяла запад с востоком, значит, «объединить всю Евразию могло только государство, овладевшее всей системой степи»[16]. Кто владеет степью – тот владеет всем. Это удалось сделать Чингисхану. Объединение Евразии явилось делом созидательным, так как было органично природе, а объединение Азии – разрушительным, так как ни Китай, ни Персия вовсе не нуждались в каком-то внешнем государственном объединении, будучи самостоятельными в национально-государственном и культурном отношении. Только в Евразии Чингисхану удалось создать органичное государственно-политическое образование, не отчуждаемое естественной природно-географической средой.
Отметим, что другая прозападная мифологема, которую разрушает евразийская концепция – это оценка деятельности и личности Чингисхана в русской истории. Необходимо подчеркнуть, что эта точка зрения резко не совпадает с крайне негативной и тенденциозной оценкой, которая дана в официальной российской и советской историографии. Рассматривая идеологические принципы империи Чингисхана и определяя сущность его государственной системы, евразийцы стремились «уничтожить то совершенно неправильное представление о Чингисхане как о простом поработителе, завоевателе и разрушителе, которое создалось в исторических учебниках и руководствах главным образом под влиянием одностороннего и тенденциозного отношения к нему современных ему летописцев, представителей разных завоеванных им оседлых государств. Нет, Чингисхан был носителем большой и положительной идеи, и в деятельности его стремление к созиданию и организации преобладало над стремлением к разрушению»[17].
С точки зрения евразийцев, Чингисхан был не только великим завоевателем, но и великим организатором. И как всякий крупный государственный деятель, он руководствовался не только сиюминутными интересами, но и высшими принципами и законами, которые представляли собой достаточно стройную систему. По мнению Н.С. Трубецкого, Чингисхан как типичный представитель туранского этнопсихологического типа едва ли мог самостоятельно сформулировать главные принципы своей государственной системы, но он чувствовал их интуитивно и все его действия логично вытекали из этого.
Прежде всего, к своим подчиненным, начиная с высших чинов и кончая простым воином, он предъявлял строгие нравственные требования. «Добродетели, которые он больше всего ценил и поощрял, были верность и преданность; пороки, которые он больше всего ненавидел, были измена, предательство и трусость»[18]. По этим признакам Чингисхан делил людей независимо от их происхождения и имущественного положения на две категории: в первую входили люди, для которых материальное благополучие было превыше всего, это носители рабской психологии, следовательно, они были способны на трусость и предательство; ко второй категории относились люди иного психологического типа, которые ставили свою честь и достоинство превыше личной безопасности и материального благополучия. «Уважая самих себя, они уважают и других, хранящих тот же внутренний устав… Таким образом, человек рассматриваемого типа все время сознает себя как часть известной иерархической системы и подчинен в конечном счете не человеку, а Богу»[19].
Заметим, что деление людей на указанные психологические категории Чингисхан делает приоритетным при государственном строительстве. Люди первого типа не допускались к власти, их заинтересованность удерживалась только материальным благополучием; весь военно-административный аппарат формировался только из людей второго психологического типа. «И если прочие подданные видели в Чингисхане только подавляюще страшную силу, то люди правящего аппарата видели в нем прежде всего наиболее яркого представителя свойственного им всем психологического типа и преклонялись перед ним как перед героическим воплощением их собственного идеала»[20]. Люди ценимого Чингисханом типа – это прежде всего кочевники, мало ценящие материальное благополучие и не привязанные к собственности; люди с рабской психологией чаще встречались среди оседлых племен, поэтому империя управлялась в основном кочевниками.
13
Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана // Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 212.
14
Евразийство. Опыт систематического изложения // Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьбы России. М.: Русская книга, 1992. С. 381.
15
Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана // Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 213.
16
Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана // Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 215.
17
Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана // Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 222.
18
Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана // Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 217.
19
Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана // Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 218.
20
Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана // Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 219.