Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 14

– А есть ли у войны законы?

– Первый закон: никогда не воюй со своими, не проливай братской крови. Со своими надо искать мира и согласия.

– Всегда?

– Межусобица ослабляет Русь.

– Понял, батюшка.

– Объединяйся со своими братьями ради общего святого дела – защиты Великого Киевского княжения. Об этом помни всегда.

– Чего бы это ни стоило?

Владимир спросил вполне серьезно, но великий князь уловил в его вопросе легкую иронию. Это ему не понравилось.

– Ничего нет страшнее раздора меж братьями, сын. Ничего, запомни сие.

– Запомнил, батюшка.

– Круши врага братьев твоих и всего Великого Киевского княжения. Все вместе, дружно, щитом друг друга прикрывая.

– И враг этот…

– Половцы. Помните, сыны, самый главный враг Киевской Руси – половцы.

– Всегда буду помнить, батюшка.

– Они прирожденные всадники, и эти всадники дружно атакуют противника. А внезапный удар конницы – страшная сила. Они окружают пехотную рать, засыпают стрелами и разрывают строй.

– И нет никакой возможности выдержать удар половцев?

Великий князь вздохнул:

– Их могло бы сдержать конное войско, но у нас конного войска нет. Есть незначительная конная стража, но стража не может сдержать натиск яростно атакующей конницы. Она обучена только защищать самого князя и его воевод.

Владимир смотрел на отца преданными глазами, но сам взгляд показался великому князю отсутствующим. И это тоже ему не понравилось.

– Ты понял меня, сын?

– Понял, батюшка.

– И научись видеть. Не просто смотреть на мир, но зреть его, оценивать и понимать.

– Да, батюшка.

Сын никогда не спорил с отцом, но всегда дорожил собственным мнением.

– Молодые глаза зорче старых. Зорче и свежее, и потому способны увидеть новое.

– Да, батюшка.

Нет, любимый сын явно не слушал, а потому и не слышал его. Он устремлялся вослед за своими думами или мечтаниями и только старательно поддакивал отцу в паузах. И это великому князю тоже не нравилось.

– Подай-ка мне книгу и ступай.

Свирид опередил Владимира и подал книгу.

– Ваша книга, великий князь.

– Благодарю, – вздохнул Всеволод. – Ступайте, сыны.

Мальчики молча вышли.

«Я неправильно начал, – с горечью подумал великий князь. – Надо было бы начать с Божественной Истории. И вообще – с истории. Надо перечитать Геродота…»

– Но сначала – с Божественной, – вслух сказал он самому себе. – С Божественной!.. О святых угодниках Божиих и о славе их в веках!

2

Великий князь Киевский Всеволод пристрастился к чтению с юности, скупал книги и рукописи, где только мог, и у него была большая по тем временам библиотека. А поскольку на Руси книг было очень мало, то князю привозили книги из стран европейских. Послы и купцы, священники и монахи, добрые знакомые и вовсе незнакомые, но знавшие о странной тяге великого Киевского князя. И ради стремления к чтению начал Киевский князь изучать языки заграничные и вскоре объяснялся на шести языках вполне основательно.

И наставлял первенца:

– Читай, сын. В книгах сосредоточена вся мудрость мира.

– А можно выучить мудрость?

– Сие невозможно, сын. Можно выучить лишь некие общие правила.

– А мудрость?

– Мудрость человек извлекает либо из разговоров с мудрецами, либо из чтения книг.

Владимир быстро выучился читать и легко освоил европейские языки. Он обладал отличной памятью и еще большим желанием учиться. И всю жизнь считал, что он так и не извлек мудрости из книг…

– Трудно сие, – усмехался отец.

Великий князь все видел, все учитывал и продолжал упорно воспитывать наследника. Ежедневные вечерние беседы их затягивались порою до глубокой ночи, потому что сын был весьма любознательным и слушал с жадным нетерпением.

С особым вниманием следил великий князь за чтением своего первенца:

– Читать надобно с полным пониманием. И непременно перечитывать, коли чего не поймешь. В книгах мудрость людская.

– Да, батюшка.

Владимир читал со вниманием, а частенько и перечитывал. Но великого князя интересовал результат, а не процесс:

– Как по-твоему, сын, что есть главное земное благо человека?

– Святая вера в Господа нашего Иисуса Христа, батюшка.

– Это бесспорно, сын. Я говорю не о небесном долге, а о житейском благе.

Владимир основательно подумал, прежде чем ответить отцу.

– Верность, батюшка?

– Не совсем точно. Запомни: ничего нет прочнее слова святого человека.

– Непременно, батюшка… Только как определить, святой он или не святой?

– Вот! – Великий князь очень обрадовался этому вопросу, даже пальцем ткнул в сына и повторил: – Вот!.. Читайте Святое Писание, сыны, а Жития русских святых – в первую голову. Как они постились, замыкая себя в пещерах от ока людского, как бичевали себя плетьми и железами, дабы укротить плоть свою ради защиты Руси Святой от супостатов…

– Дозволь вопрос, батюшка, – решительно перебил Владимир.

– Что еще? – нахмурился Всеволод.

– Русь укрощенной плотью от супостатов не спасешь, батюшка. Русь с мечом в руке спасать надобно, себя не щадя. А эти святоши, о которых упомянул ты как о героях, себя спасали в пещерах своих от гнева Божьего, а не Русь Святую!

Великий Киевский князь от такого ответа и слова молвить не мог. Только губами плямкал, тыча задрожавшим пальцем в Свирида. Проговорил наконец:

– Ты… Ты скажи ему…

– В древних книгах, которые самой Библии старше, сказано, что любовь правит миром, великий князь. Любовь к отечеству, любовь к людям. Миром правит любовь, великий князь.

– Вон!.. – вскричал великий князь. – Вон, самостийники!..

И, словно подавая пример, первым вышел из собственных покоев.

Владимир на всю жизнь запомнил эти вечерние беседы с отцом. Они никогда не замыкались на одной теме, легко и естественно переходя на темы соседствующие и далее, далее, чтобы где-то вновь вернуться к началу. Домашние беседы с отцом неспешно двигались к пониманию многих вещей по спирали, и эта спираль надежно ввинтилась в память княжича.

«Ложь есть начало всех зол…» – так сказала матушка.

Сын взрослел, постепенно забывая отцовские наставления и заменяя их собственными. Но слова матушки своей помнил всю жизнь.

3

Кроме книг и воспитательных бесед у великого князя Киевского была еще одна страсть, вполне объяснимая в те времена: охота в Дикой Степи. Укрепив сына нравственно, Всеволод решил укрепить его и телесно.

– Сколько тебе лет, сын?

– Четырнадцать вот-вот должно бы исполниться, батюшка.

– Жеребца добро выездил?

– Голоса слушается.

– Стало быть, пора уж тебе, сын, и на Дикую Степь поглядеть.

– Давно этого хочу, батюшка.

– Завтра с зарею и выедем.

На следующее утро, едва солнце позолотило облака – с первой денницей, как тогда говорили, – отец с сыном выехали со двора верхами без всякой охраны. Великий князь не любил посторонних ушей и глаз. В особенности когда ощущал в себе острое желание поучать первенца.

Ехали молча и неспешно. Всеволод размышлял, как поведет себя сын, впервые увидев безграничный простор и безграничную свободу Дикой Степи, где каждый зверь и каждая птица были вольны жить так, как они живут, прислушиваясь только к собственным желаниям и руководствуясь только собственной волей. А княжич думал о второй отцовской страсти, которую он увидит и ощутит вот за этим подъемом.

Они поднялись на пологий склон и остановили коней. Перед ними лежала просыпающаяся ото сна долина. Остатки тумана поднимались над нею, как последние сладкие сновидения. В озерках и болотцах навстречу солнцу всплывали белые кувшинки.

– Будто со сна земля потягивается, – с улыбкой заметил Владимир.

– Мир Божий просыпается, сын.

Великий князь понял вдруг, что на миг непозволительно расслабился. И тут же сменил тон: уж очень склонен был поучать.