Страница 3 из 26
– По многим причинам, физическим и локальным, России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должна быть в сухопутных войсках… Посылка наших эскадр в прошлом в Средиземное море, и другие далекие экспедиции стоили государству много, делали несколько блеску, а пользы никакой!
И это тайный советник говорил о походах Спиридова и Ушакова, о Чесме и Корфу!
Александр, слушая речи такие, соглашался:
– И вправду, сколько можно было бы на эти деньги полков драгунских да пехотных амуциировать!
Назначенный первым морским министром умный и деятельный адмирал Мордвинов не удержался на своем посту и четырех месяцев, разругавшись в пух и прах с флотоненавистником Воронцовым.
– Легче сделать, чтобы в Крыму летом валили снега, и осушить сибирские болота, чем переубедить этого упрямого дурака! – говорил он в отчаянии о Воронцове.
Граф немедленно пожаловался императору, и тот поддержал Воронцова. Отныне судьбу флота стал решать владелец несметных сельских угодий, а флотоводец принялся основывать в Москве общество сельского хозяйства…
Преемником Мордвинова на посту морского министра явился Павел Васильевич Чичагов, сын знаменитого адмирала героя Ревеля и Выборга. По воспитанию француз, а по убеждениям англоман. Некогда Чичагов начинал свою службу поручиком гвардии, а потому с Воронцовым они общий язык нашли быстро. Характеризуя личность Чичагова, один из историков флота писал: "Это был человек очень даровитый, по характеру пылкий, неустойчивый в своих взглядах, неспособный к длительной творческой работе".
Несколько иную характеристику морскому министру дал мореплаватель и адмирал В. М. Головнин: "Избалованное дитя счастья, все знал по книгам и ничего по опытам, всем и всегда командовал и никогда ни у кого не был под начальством… Самого себя считал способным ко всему, а других ни к чему. Подражая слепо англичанам и вводя нелепые новизны, мечтал, что кладет основной камень величию русского флота…"
Павел Васильевич Чичагов
Впрочем, в первые годы царствования Александра флот еще жил временами Екатерины Великой и Павла Первого, а потому, скорее вопреки, чем благодаря реформатором, по-прежнему, являл собой реальную и грозную боевую силу.
Вот уже год, как Европа кипела праведным гневом. Причины для этого были более чем веские. Подумать только, вчерашний генерал Бонапарт внезапно для всех объявил себя французским императором Наполеоном Первым! Это ли не самозванство! Из всех французов против узурпации власти выступил только один человек – сенатор Карно, но его голос никем услышан не был. Самих французов новоявленный монарх быстро успокоил тем, что решил именоваться не просто императором, а императором Республики! Но одно дело доверчивый французский обыватель, а другое весь сонм европейских монархов, провести которых было не так-то просто. Уж они-то сразу поняли, что отныне корсиканский выскочка становится вровень с ними, а потому жаждали самого жестокого возмездия за столь вопиющую дерзость.
– Быть Бонапартом, а стать императором, так опуститься! – восклицал в те дни французский писатель Курье.
Наполеон I Бонапарт
Людвиг Бетховен, посвятивший Бонапарту свою "Героическую симфонию", в гневе на бывшего кумира, тотчас изменил свое посвящение, размашисто начертав на нотном листе: "Героическая симфония в честь памяти великого человека". Однако Наполеона подобные мелочи уже нисколько не волновали. Новоявленный император отступать от своего решения не собирался, а для того, чтобы придать императорству законность, организовал всеобщий плебисцит. Императора себе французы выбирали как бы всем миром, такого спектакля история еще не знала! Естественно, что результаты плебисцита превзошли самые смелые ожидания. За императора высказалась почти вся Франция. А это развязало Наполеону руки.
В первой же беседе с английским послом Уитвортом, он начал угрожать вторжением:
– Во главе со мной Франция непобедима! На союзников не надейтесь, первой я сотру в порошок Австрию, а потом уже примусь за ваш проклятый остров!
Ошарашенный Уитворт тут же донес в Лондон: "Мне показалось, что я слышу скорее какого-то драгунского капитана, чем главу одного из могущественных государств мира!"
Демонстриру я свою в с есильность, Наполеон не теряет времени и тут же расстреливает в Венсенском рву герцога бурбонской королевской крови Энгиенского, следом за ним гильотинирует на Гревской площади в Париже и знаменитого роялиста Кудадаля, а потом изгоняет из Франции не менее знаменитого республиканца генерала Моро. Теперь Наполеон не боится никого, и не считается ни с кем!
С воцарением Наполеона в моду стремительно ворвался новый стиль – ампир. В переводе с французского, ампир – это империя. Новый имперский стиль должен был навсегда покончить со средневековыми пережитками в моде и явить миру новый французский взгляд на внешность женщины. В своей основе ампир имитировал псевдогреческий стиль с туниками и культом красивого женского тела без уродующих его фижм и корсетов. Помешать шествию новой моды не смогли ни войны, ни новые границы. Ампир стал настоящим вызовом старой Европе.
Модницы-ампирши, даже сегодня казались бы голыми. Тонкие туники «а ля Диана» без рукавов с разрезами до бедер едва прикрывали грудь. Бальные туалеты из муслина, газа и кисеи были почти прозрачными. Наиболее передовые дамы, эпатируя окружающих, вообще не носили нижнего белья, а ткань смачивали водой перед балом, дабы она, прилипая к телу, лучше подчеркивала нюансы их фигуры. При этом, если свои голые тела модницы выставляли на всеобщее обозрение, то голые руки считались верхом неприличия. Лайковые перчатки натягивались далеко за локоть. На свои головы женщины водрузили шляпки-кибитки и шляпки-кивера, а в руки взяли зонтики от солнца – парасоли и ридикюли.
Увлечение ампиром доходило до абсурда. Женщинам было очень холодно в туниках, они всегда дрожали в плохо отапливаемых салонах и отчаянно мерзли на балах. Но какая мода обходится без жертв!
Добрался новомодный ампир и до скульптуры. Теперь даже политических деятелей ваятели изображали в виде античных героев полуголыми, а то и вовсе голиком. Но пока деятели искусства ваяли Аполлонов и Афродит с лицами заказчиков, французские войска, тем временем, энергично прибрали к рукам Голландию и Ганновер, подошли вплотную к датским проливам. В нейтральной Швейцарии победило профранцузское правительство. На юге началась новая агрессия против Италии. Англии Наполеон выдвинул ультиматум: вернуть Мальту!
Перепуганный Вильям Питт велел Уитворту организовать убийство "узурпатора". Но заговор провалилось. Его участники были схвачены.
– Жребий брошен! – объявил Наполеон. – Я знаю, откуда плетутся заговоры против меня, и я готов к войне. Пусть победит сильнейший!
А штабные офицеры маршала Бертье уже заказывали в парижской типографии не только карты Англии, но и карты Балкан. Последнее было уже слишком. Петербург потребовал от новоявленного императора освободить от своих войск Отрантский полуостров и оставить в покое Ганновер, но Наполеон со смехом разорвал протесты и демонстративно присоединил к Франции Геную. Теперь уж заволновались и в Англии, где сразу же перестали чувствовать себя в безопасности. Отныне флот первой державы мира под началом лорда Нельсона стерег у Тулона флот адмирала Вильнева, стремясь любой ценой не пустить последний к своим берегам.
– Бонапарт сжег свои корабли! – говорили в ту пору в великосветских салонах столицы России. – Не пора бы и нам сжечь свои?