Страница 28 из 30
Одновременно Сеид-Али продиктовал и отправил с греческой фелюгой письмо к Сенявину, где на полном серьезе обвинил русского командующего в обмане! Письмо это ради смеха потом еще долго читали офицеры на всех кораблях нашей эскадры. Хохотали от души, да и было от чего! Сеид-Али укорял русского адмирала в том, что тот поступил бесчестно, подняв сигнал «прекратить бой», а сам при этом никакого боя не прекратил.
– Вот умора! Вот дает! Такого еще не бывало в гистории морской! – умирала со смеху офицерская молодежь.
– Что вы хотите, Сеид-Али спасает сейчас свою жизнь, а здесь все средства хороши! – прятали улыбки то, кто были постарше.
Смех смехом, но расчет капудан-паши оказался верен. Султан самым серьезным образом отнесся к рассказу о гнусном обмане «адмирал-москов».
– Этим мерзким гяурам не ведомы благородство и честность! Это следует всегда помнить при встречах с ними. Обман и коварство всегда удел богомерзких и прахоподобных! Но будь, и ты впредь хитрей! – погрозил султан пальцем своему капудан-паше.
Вываленные из мешка к его ногам отрубленные головы капитанов вернули доверие к Сеид-али.
Стоявшие поодаль штатные дворцовые палачи смотрели на капудан- пашу с нескрываемой злобой. Сегодня они остались без хорошей работы, а значит без дорогих шелковых халатов, которыми по старой традиции вознаграждался их нелегкий труд.
– Неверные собаки отныне меня уже не обведут вокруг пальца. Отныне я буду сам расставлять вокруг них свои сети! Сенявин зря испытывает терпение Аллаха, оно не беспредельно! – Сеид-Али истово стучал лбом в густой ковер пред ногами Селима.
– Довольно! – махнул тот рукой. – Иди и готовь флот к новому походу во славу Аллаха и пророка!
Однако пока говорить о скором выходе в море не приходилось. Чудом избежавшие смерти в дарданельском побоище бунтовали, требуя вина и дев, открыто плюясь в лица своих начальников. Команды не желали более испытывать свою судьбу.
– Лучше режьте наши головы здесь в Галате, чем нас перешибут ядрами в море московиты!
Сеид-Али пытался было навести порядок:
– Удавите смутьянов, а остальные разбегутся сами!
– Если начнем давить, то останемся без матросов! – отвечали с печалью корабельные капитаны. – Они бунтуют все!
– Тогда будем ждать пока перебесятся! – мудро решил капудан-паша.
– Галионджи понемногу отпускайте на берег, но так, чтобы не разбежались! Зачинщиков же душите тайно по ночам, чтоб никто не видел!
Теперь по утрам из душных корабельных деков вытаскивали за ноги сразу по нескольку трупов с высунутыми черными языками. Трупы переваливали через фальшборт, и они грузно падали в воду. Спустя пару недель, лишенные своих вожаков, галионджи понемногу затихли.
– Теперь будем чиниться! – объявил капудан-паша.
На корабли повалили толпы плотников и парусников, кузнецов и корабельщиков. Не меньше набежало и надсмотрщиков. Работа закипела. Не теряя времени, капудан-паша начал отлов опытных моряков. Со всей страны в Галату гнали корсаров и купцов, рыбаков и даже перевозчиков-лодочников, всех, кто знал морское дело не понаслышке. Хватали без разбору, кто попадался. Строптивцам без лишних разговоров тут же на месте рубили головы. Потери в сражении были огромны, а потому восполнить их Сеид-Али желал любой ценой!
Но если на турецком флоте бунт прекратить удалось, то в самом Константинополе все еще только предстояло, и последствия начавшихся там волнений могли быть самыми непредсказуемыми. Султан Селим Третий был вполне разумным правителем, пытавшимся реформировать свою отсталую страну введением полезных европейских новшеств. Но наряду с умной головой, он никогда не обладал должной силой воли. Вот как характеризует Селима российский историк XIX века: «Селим Третий был лучший гражданин нежели правитель. Не имея твердости духа, нужной для монарха, он обладал многими талантами, отличными для частного человека: писал прекрасные стихи на арабском языке и, следуя завету магомедову, предписывающему каждому мужчине знать какое-нибудь ремесло, умел совершенно рисовать по кисее. Его упрекали в любви к деньгам; но зато он был щедрее своих предшественников и охотнее награждал. Сколько при восшествии своем на 28-м году возраста (в 1789 году) Селим казался пылким, беспокойным, воинственным, непримиримым врагом Европы, столько под конец был миролюбив, сострадателен (по турецким понятиям! – В. Ш.) и любил обыкновения франков. Он имел даже намерение преобразовать войска свои на европейский манер, и уничтожить мятежных янычар: но они предупредили его намерение. Часто ходил он, переодевшись по городу с тремя или четырьмя из своей свиты, в том числе и с палачом; но в последние годы никогда не употреблял его, как прочие султаны, для деспотических казней. В ночных прогулках своих большей частью посещал училища, казармы, кофейные дома, воспитательные заведения и караулы и любил лучше награждать, чем наказывать».
…Все началось с того, что в Кавдарской крепости, прикрывающей вход в Босфор, задрались между собой янычары и солдаты новых европейских полков. Поводом к драке был голод, вызванный блокадой Дарданелл. По мнению янычар, те жалкие крохи хлеба, что доставлялись в крепость, делились несправедливо, и солдатам доставалась большая часть съестного. В яростной поножовщине верх одержали более опытные янычары. Безжалостно перебив своих противников, они повесили крепостного начальника Магомет- эфенди на крепостной стене, но никаких запасов хлеба не нашли. Это разозлило янычар еще больше. На крепостную площадь вытащили пустые медные котлы. Яшчи-кашевары ударили в них колотушками. Это значило, что янычары решились уже не на драку, а на мятеж!
Голод толкает людей на самые отчаянные поступки, а потому мятежники, выбрав себе в предводители сотника из албанцев, тут же двинулись толпой на Константинополь. Местных жителей они звали с собой, потрясая ятаганами:
– Мы идем к султану, чтобы он дал нам наши лепешки и нашу баранью похлебку! Пойдемте с нами, и вы тоже получите свое!
Толпы голодных людей, вооружившись чем попало, примыкали к этому шествию. Шествие восставших янычар возглавили их покровители дервиши-бекташи (что означает «вертящиеся дервиши»). Бекташи отрывали рукава своих халатов, и янычары обвязывали ими свои головы. Лохмотья бекташей считались у них священными!
Султан Селим, узнав о начавшемся бунте, испугался не на шутку. Страх, как известно плохой советчик, а потому испугавшись, Селим допустил непростительную ошибку, ставшую для него роковой. Навстречу идущим в столицу янычарам он послал начальника своей стражи чауш-баши. Тот объявил фирман султана: полное прощение за совершенные убийства! Но милость была расценена как слабость и янычары, тут же зарубив чауш-баши, двинулись дальше, еще более воинственные и решительные.
А по Константинополю уже всюду сновали вездесущие дервиши- бекташи, призывая правоверных к смуте:
– Идите и откройте для своих детей хлебные хранилища! Аллах сделал всех равными перед Небом, так почему же вы должны умирать с голода, когда в серале султанские жены бросаются лепешкам и плюются халвой!
Стражники хлебных хранилищ, подняли, было, свои пики.
– А вы, охраняющие еду от умирающих собратьев, полны ли от этого ваши желудки, не мечтаете ли и вы о прогорклой хлебной корке, сыты ли ваши жены и дети? – снова возопили дервиши и пики сразу опустились.
Спустя два дня Константинополь был уже вне власти султана. Теперь в перевернутые котлы били колотушками на главной площади Эйтмайдан, что была украшена древней вывеской: «Здесь султан кормит своих янычар.» Рядом с котлами крутились волчками босоногие бекташи в своем неистовом круговом танце. Впадая в транс, они вопили страшные пророчества, которым янычары внимали, как голосу самого Аллаха. Сейчас дервиши взывали к крови:
– Селим проклят Небом! Он давно изменил вере и стал гяуром! Нам нужен новый султан уважающий веру и порядки отцов!
– Назовите, кто он? – кричали хором взволнованные янычары. – И мы перевернем для него вселенную!