Страница 15 из 30
Вторую колонну принял старый черноморец храбрый полковник Буасель. У него шесть сотен морских солдат 2-го Морского полка, все сплошь ветераны, помнившие еще ушаковский штурм Корфу! Им приданы четыре пушки и шесть фальконетов. Как и подобает настоящим морским пехотинцам, Буасель со своими подчиненными двинулся к крепости вдоль берега.
Албанские стрелки и матросы-охотники наступали, двигаясь впереди колонн.
Вместе с морской пехотой шел Сенявин.
Обстреляв десант издали, турки боя не приняли, и отошли к самой крепости. Чиновник министерства иностранных дел Свиньин, приписанный к эскадре писал в своих мемуариях: «Турки побежали в горы стремглав… наши с развернутыми знаменами и стройным фронтом – с громким «ура!» их преследовали быстро, производя беглый огонь.»
Первыми вышла к предкрепостным шанцам колонна Буаселя. Быстро подтащив на руках легкие орудия, морские пехотинцы внезапно в упор начали поражать засевших в окопах турок картечью. До штыка дело даже не дошло, так как неприятель бежал.
– Шанцы наши! – доложил Сенявину, расправив седые подусники, Буасель.
– Продолжайте в том же духе! – кивнул Сенявин. – Подождем вестей от Подейского.
Колонна полковника Подейского тем временем уже тоже подходила к крепости со стороны гор. Отделенный от колонны отряд майора Гедеонова сумел отсечь часть отходивших турок от крепости, и лихой атакой рассеял по окрестным горам.
Результат атаки Подейского был чрезвычайно важен. Дело в том, что Тенедосская крепость, построенная некогда генуэзцами, была устроена столь неудачно, что тенедосские горы буквально нависали над ней. А потом, у владеющий горами, имел возможность беспрепятственно обстреливать крепость. И вот теперь козловцы взбирались по горным тропам, чтобы оседлать стратегически важные высоты. Остальная часть колонны, тем временем, с криками «ура» ворвалась со своей стороны в предместье.
Уже объединившись, десант без всяких потерь занял все городское предместье. К ногам вице-адмирала бросили пять захваченных знамен.
– Для начала неплохо, но надо бы побольше! – кивнул, принесшим знамена солдатам, главнокомандующий.
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство! – заверили те его в один голос. – Столько добудем, что еще вместо портянок ноги оборачивать станем!
После этого Сенявин велел штыковой атакой взять ретраншементы- окопы перед самой крепостью. Спустя какие-то минуты они так же были наши.
Свидетельствует участник десанта: «Меж тем передовая колонна показалась на возвышенности, которую приказано было занять ей, При виде ее турки побежали с горы стремглав; наши с развернутыми знаменами и стройным фронтом – с громким «ура»! Их преследовали быстро, производя беглый огонь. Прекрасное зрелище! Мы со своей стороны так же понемногу приближались к крепости и таким образом со всех сторон стеснили неприятеля. Наконец адмирал вышел вперед войск, закричал «ура»! Кинулись в штыки, и в несколько минут неприятель выгнан был из форштата, обращен в бегство и принужден запереться в крепости».
Турки бежали, причем столь панически, что, будучи не в силах одновременно пробиться, кидались от отчаяния в крепостной ров. Наши солдаты гнали бежавших до самых ворот, поражая штыками. После этого пала и «малая крепостица», прикрывавшая последние ретраншементы. Над ней поднял российский флаг мичман Салморан.
– Так врезали, что и не ойкнули! – смеялись солдаты, занимая окопы. В тенедосском десанте принял боевое крещение и Павел Свиньин. Молодому дипломату не повезло. Вначале его уронили в воду переносившие на берег матросы. Затем Свиньин попал под турецкие пули и вынужден был прятаться в кустах. Спасло его появление нашей колонны, к которой он и примкнул. Во главе колонны шел сам Сенявин. Завидев молодого дипломата, он приветливо кивнул:
– И вы здесь?
– А как же! – гордо отвечал Свиньин, пытаясь на ходу вытрусить из дула пистолета промокший порох.
Рядом просвистело несколько пуль. Свиньин невольно отшатнулся в сторону.
– Не стоит им кланяться! – обернулся главнокомандующий. – Тем более что свою пулю не услышишь!
Турки затворились в главной цитадели – форту Табия. Одновременно продолжались отдельные бои в предместье. Часть защитников, запершись в домах, отчаянно защищалась. Поэтому каждый такой дом приходилось брать штурмом. Чтобы избежать лишних потерь, Сенявин велел разбивать их пушками. Греки, наоборот, сразу же отворяли нашим ворота, встречая измученных солдат вином и холодной ключевой водой. Вскоре, видя, что всякое сопротивление напрасно, турки начали выбрасывать над домами белые флаги. К сдавшимся домам во избежание грабежей, немедленно выставлялись караулы. Для женщин по приказу Сенявина ставили отдельные палатки, где те могли находиться вне любопытствующих мужчин.
Тем временем с кораблей свезли несколько достаточно мощных корабельных орудий. Несмотря на всю трудность их доставки, на привезенные пушки Сенявин рассчитывал особо. Тяжелый калибр должен был проломить бреши в крепостных стенах, а остальное решал русский штык. Орудийные стволы, лафеты, ядра и порох матросы тащили на руках и волокушах.
– Наддай! – кричали на подъемах, когда и сил, казалось, уже не было. Вымотались ужасно, но зато туркам сюрприз приготовили изрядный! Уже после первых выстрелов в крепости поднялись черные столбы пожаров.
– Так они долго не продержаться! – резюмировали наши офицеры.
По тому, как редок стал ответный огонь, было очевидно, что турки сильно загрустили. Наши же били, не переставая, и спустя день над стенами тенедосской цитадели забелели флаги капитуляции.
– Ну вот, кажется и все! – бросил шпагу в ножны Сенявин. – Остров наш!
Письмо от Сенявина понесла в крепость одна из пленных турчанок по имени Фатима. В нем российский командующий писал, что обещает беспрепятственно отпустить турецкий гарнизон на Анатолийский берег. Наконец ворота крепости отворились и турки, бросая оружие и знамена, вышли наружу. Следом за ними двинулись и их многочисленные семейства.
История Фатимы, жены простого тенедосского ремесленника, заслуживает отдельного рассказа. Эта женщина сама подошла к Сенявину и вызвалась отнести письмо к паше в крепость, чтобы убедить его сдаться и спасти, тем самым, жизнь ее мужу. Вицеадмирал, как мог, отговаривал ее от этой опасной затеи, но женщина была непреклонна.
– Как жаль, что я не могу видеть вашего лица, скрытого покрывалом!
– сказал ей Сенявин. – Но я знаю, что оно, столь же прекрасно, как и ваш поступок!
Уходя Фатима, плача, упала на колени и положила своего маленького ребенка к ногам российского вице-адмирала со словами:
– Оставляю вам дитя, своим драгоценнейшим залогом! Если Аллаху будет угодно моей смерти, то не оставь его и будь ему покровителем и наставником!
Сенявин это обещал.
Тогда женщина встала с колен и твердым голосом попросила скорее проводить ее к крепости.
Сенявин, зная, что турки считают всех попавших в плен женщин обесчещенными и обычно убивают, был удивлен решительностью Фатимы. Немедленно было приказано прекратить всякую стрельбу. Когда Фатима вместе с трубачом подошли к воротам крепости, по ним было сделано несколько ружейных выстрелов, по счастью, не точных. Но и это не поколебало храбрую женщину. Передав письмо, она стала ждать ответа. Наконец на стене появился сам паша. Фатиму впустили в город. Расспросив женщину о том, почему она согласилась на столь необычное дело и, выслушав, какое уважение ей оказал русский главнокомандующий, паша был весьма тронут ее рассказом. Тотчас он собрал совет, который и решил принять все предложенные Сенявиным условия. Затем комендант проводил Фатиму до ворот. Сбежавшиеся турки требовали смерти женщины, но паша остановил их:
– Я этого не допущу! Она не обесчещена! Русские оказали ей все возможное уважение! Если мы забьем эту женщину камнями, то, что подумают о нас христиане! Фатима пленница русского адмирала и потому должна невредимой возвратиться обратно!
Когда Фатима вернулась обратно, Сенявин с благодарностью передал ей сына. Бедная мать обхватила ребенка и разрыдалась. Турецкий парламентер, прибывший с ней, склонил голову перед Сенявиным: