Страница 5 из 7
Трехин резко повернулся на стуле.
– В убийстве дяди! Ха-ха-ха!
– Что вы можете сказать по этому поводу? – сухо спросил следователь.
– То, что она – дура! Захоти я, и она сегодня же придет к вам и будет клясться, что наплела, но мне плевать!
– Однако вы не любили своего дяди?
– За что любить? Жид, закладчик.
– Вы грозили убить его?
– И не раз! И убил бы, если бы на момент попал, – сверкая глазами, ответил Трехин.
– Гм. И вот он убит. Где вы были двадцать седьмого числа?
– Разве я помню!
– Ну, постарайтесь припомнить. Припомните хотя, были вы в Павловске или нет?
– В Павловске? Был!
– И поздно уехали?
– В час ночи.
– И дядю видели?
– Видал.
– Где?
– На вокзале. Он шел и разговаривал с одним молодым человеком. Пошел мимо театра, по дороге к павильону.
Следователь быстро переглянулся с Флегонтовым.
– Ну-с, а вы, значит, сзади шли.
– Да, – угрюмо ответил Трехин, – я с ним говорить хотел.
– И что же?
– Не дождался, когда он кончит, и бросил их.
– Куда же вы пошли?
– А это уж мое дело, – резко ответил Трехин.
– Совершенно верно. Потрудитесь подписать ваши показания.
– С полным удовольствием! – и Трехин с росчерком подписал свою фамилию. – Извольте!
– А теперь, господин Трехин, – сказал следователь, – я вас должен арестовать и препроводить в тюрьму!
Трехин вскочил и исступленно завопил, тараща глаза:
– Что ж, вы мне не верите? Дворянину не верите? По оговору девки я – убийца?
– Пожалуйста, не кричите! – сказал Ястребов. – Возьмите его! – приказал он вошедшей тюремной страже.
Трехин хотел что-то сказать, приостановился, но вдруг с отчаянием махнул рукою и вышел из камеры. В эту минуту вошел городовой с рассыльной книгой.
– А! Резцова привели?
– Так точно-с! – ответил городовой, подавая книгу Ястребов расписался.
– Впустите его!
В камеру широким шагом вошел Резцов и остановился у порога с видом привычного ко всему человека.
Это был парень лет тридцати, типичный мастеровой, в высоких сапогах и пиджаке поверх парусиновой[8] грязной блузы.
– Вас вчера задержали в доме терпимости на Подольской улице?
– Так точно.
– Кутили?
– Так точно.
– На какие же деньги?
– Нашел. Шел это ночью по Загородному мимо полка и нашел. Лежит папиросница. Я ее взял, а в ней деньги.
– Так. Лукерью Анфисову вы знаете?
– И очень даже хорошо. Земляки.
– Когда вы у нее были в последний раз?
– Позавчера, двадцать седьмого числа.
– И пробыли?
– Так часов до восьми. На восьми уехал.
– А не поранее?
– Никак нет. Спросите ее.
– Хозяина Дергачева вы видели?
– Не видел. Лукерья ходила в комнаты. Он обедал, потом спал.
– Так что вы ушли после него?
Резцов чуть улыбнулся и ответил:
– Зачем после, когда в восемь часов?
– А он ушел в котором часу?
– А я-то почем знаю? – уже резко ответил Резцов.
– Пока довольно, – сказал следователь и приказал увести Резцова.
– Господин просят войти, – сообщил сторож и подал Ястребову карточку.
Ястребов прочел: «Карл Эмильевич Розенцвейг».
– Проси!
В комнату вошел маленького роста, седой старичок, одетый в длинный нанковый[9] сюртук, с тростью в руке.
Он церемонно поклонился, сел и, обернувшись всем корпусом к Ястребову, заговорил:
– Я за убийств господин Дергачев прошу взять господина Савельев. Да! Молодой господин Савельев. Николай Николаич! А почему? Господин Дергачев и я с ним давали денег под вексель, под гут вексель. И Савельев давал два вексель на тысячу двести рублей и брал у нас деньги. А потом мы узнал, что его папаша не давал свой подпись.
– Значит, этот Савельев дал вам с чужой подписью вексель?
– Ja![10] С подписом отца, коммерц-советник Савельев.
Следователь кивнул.
– Ja! – продолжал немец. – А двадцать восьмого им был срок, и я видел, как Савельев этот был в Павловск и ловил Дергачев и был пьян. Это он убил его и взял вексель!
– Завтра я осмотрю бумаги покойного, и если этих векселей не окажется, я приму к сведению ваше сообщение.
– Пожалуйста! Это очень дурной молодой человек! Николай Николаевич, сын Савельева, свой дом на Гороховой, у Красного моста. Это он сделал!
Немец встал, торжественно откланялся и вышел. Ястребов вскочил с кресла.
– Вот вам и третий! Что вы скажете?
– Трудное дело, Виктор Иванович, – вздохнув, сказал Флегонтов. – Запутанное дело!
Патмосов подоспел к выносу тела.
Мимо него пронесли гроб и прошли немногие из провожавших, какие-то женщины и между ними Марья Васильевна. Лукерья собиралась запереть двери и идти тоже, когда Патмосов нагнулся и как будто поднял с порога серебряный портсигар.
– Смотри, обронил кто-то!
Лукерья взглянула на вещь и побледнела. Дверной ключ упал у нее из рук.
– Узнала? – тихо сказал Патмосов.
– Ничего не узнала! – грубо ответила Лукерья. – А напугали вы меня!
– Ну, так моя находка, – усмехнулся Патмосов и пошел к кладбищу.
Скоро он догнал процессию и зорко осмотрелся, но ничего из того, чего он ждал, не увидел.
Он дошел до кладбища, был в церкви и уехал домой с твердым решением отыскать «Сережу» и «В.».
На другой день Патмосов, еще лежа в постели, получил от Ястребова телеграмму, которой тот звал его к себе.
– Ишь его разбирает, – усмехнулся Патмосов и, отложив письмо в сторону, стал одеваться.
В это время раздался звонок, и в комнату Патмосова заглянула прислуга.
– Вас один барин повидать хочет! – сказала девушка.
– Проси!
Окончив туалет, Патмосов вышел в свой рабочий кабинет, куда уже входил пожилой господин, одетый с изысканной простотой.
– Алексей Романович Патмосов?
– К вашим услугам!
– Я к вам с рекомендацией от Ивана Дмитриевича, – сказал гость. – Выручайте, а я уж не обижу!
Гость протянул визитную карточку Путилина, на которой Патмосов прочел просьбу оказать всякое содействие подателю.
– Чем могу служить? Садитесь!
Гость опустился в кресло.
– Меня зовут Николай Поликарпович Савельев. Может, слышали?
Патмосов поклонился с улыбкою.
– Как же не знать Савельева!
– Известно вам, что у меня есть сын?
Патмосов кивнул.
– И о нем все известно?
– Не у дел, любит кутить, тратить…
– Сегодня, в шесть часов утра, я побывал у его приятеля, большого мерзавца, Константина Дмитриевича Носова. Ну-с, так тот объяснил, что сын мой дал этому Дергачеву с моей подписью векселей на тысячу двести рублей, получив восемьсот рублей, и двадцать седьмого, заметьте, был у него в Павловске, а двадцать восьмого им срок. Вот и все.
– И вы думаете?…
Савельев вытер платком вдруг вспотевшее лицо.
– Ничего не думаю и всего ожидаю. Так вот, просьба. Расследуйте это дело и, если можно, спасите мальчишку! – Савельев взял за руку Патмосова.
Патмосов сочувственно пожал его руку и ответил:
– Будьте покойны, по простому подозрению его не привлекут. Я выгорожу. А теперь вы можете взять его на поруки. Я сейчас еду в Царское.
Савельев встал.
– Я не забуду вам этого!
– Глупости! – ответил Патмосов, провожая гостя до самых дверей.
«И с чего он схватил Савельева?» – думал Патмосов через полчаса, идя к вокзалу Царскосельской железной дороги.
Ястребов встретил его радостный и возбужденный.
– Вы у меня обедаете, – сказал он, – и поговорим. Я другими делами занят, но скоро освобожусь. Вы необходимы мне!
Патмосов поклонился.
До обеда было еще добрых три часа, и он не спеша направился к Павловску, мимо того места, где было совершено убийство.
8
Парусина – грубая, толстая льняная ткань.
9
Нанка – прочная хлопчатобумажная ткань буровато-желтого цвета.
10
Да! (нем.).