Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 19



Богомол, думаю я. Соломинка. Тыкать соломинкой в это насекомое стократ опаснее, чем в детстве. А что делать?

– Прощайте, Рэйден-сан.

Впервые он называет меня по имени, со всем возможным уважением. Кажется, я добился желаемого, но это страшней, чем я предполагал.

– Уходите и не возвращайтесь. Не думаю, что нам стоит встречаться. Все стихи, какие мы бы сочинили вместе с вами, выйдут ужасными. Да, ужасными, я не сомневаюсь в этом.

– Отчего же? Знаю, я груб и вульгарен, но я готов прочесть вам что-нибудь из своих жалких потуг…

– Даже не пытайтесь. Уверен, Рэйден-сан, вы так же бездарны, как мой дед, отец и я сам. Мы ведь родственники, не правда ли? Да, сходство налицо.

Он показывает мне нож:

– Знаете, что это?

– Бокувари-танто? Ханакири? Я видел такой у настоятеля Иссэна.

– Это кубикири, «отсекатель голов». Мне он достался по наследству, как княжеская милость и наша вражда. Отличный клинок, не правда ли?

Больше он не произносит ни слова. Сует нож за пояс и уходит в дом.

Возвращаясь обратно, я дрожу от возбуждения. Ноги подкашиваются, я устал так, словно перетаскал уйму мешков с углем. Одежда со служебными гербами? Стихи, начертанные возле убитых каонай? Запястье, живот, шея – сенсей Ясухиро показал три удара, приводящие к победе.

Два удара я только что нанес.

Поскользнулся, сказал сенсей. «Если голова не была отрублена полностью, убийца скорее всего поскользнулся.» Теперь важно не поскользнуться. Легко ли уговорить меня тыкать соломинкой в богомола? О, при моем золотом характере это легче легкого!

Куда труднее уговорить богомола тыкать соломинкой в меня.

Глава шестая. Богомол тычет соломинкой

1. «Не пропадать же добру?»

В управу я заглянул на всякий случай. Мало ли, вдруг какие новости – к примеру, еще один убитый каонай? И впрямь, новости меня ждали. К счастью, не труп: письмо в футляре из лакированного бамбука.

Посыльный оставил письмо у секретаря Окады.

Я развернул хрустящий листок дорогой рисовой бумаги и некоторое время просто любовался посланием. Может, я и не великий ценитель, но как по мне, это был настоящий шедевр каллиграфии. Стремительные росчерки таяли подобно дыму в рассветной бирюзе неба; иероглифы походили на летящих птиц…

Мне почудился запах гари, контрастом к запахам свежего снега и морозного утра. В ушах эхом отдался птичий грай. Воистину, если человек мастер – он мастер во многом. Как сенсей владеет оружием, я видел не раз. А вот почерк его видел впервые, ни на миг не усомнившись: письмо написал сам Ясухиро, а не наемный каллиграф.

Личное приглашение от сенсея? Честь, неслыханная честь для меня, недостойного! Одно дело, когда тебя приглашают, другое – когда ты напрашиваешься с визитом. Смел ли я надеяться? Я еще раз перечитал письмо: нет, никаких «младших дознавателей», только мои имя и фамилия.

Значит, служба ни при чем.

Почему тогда письмо доставили в управу? Почему не домой? Тонкий намек: приглашение личное, но речь пойдет о деле, связанном с моей службой? Либо все проще, и незачем собираться в путь на тысячу ри, когда цель в двух шагах. Посыльный не застал меня дома, выяснил, что я на службе, и поспешил сюда, в управу. За срочность посыльным приплачивают, вот они и стараются.

И время указано: час Овцы[18]. Успеваю.

Мигеру я отправил домой, помогать О-Сузу по хозяйству. Отправляясь в гости к Камбуну, я взял безликого с собой и приказал стоять неподалеку, на виду у Камбуна. Обязательно на виду! Пусть хорошенько рассмотрит тебя, сказал я, пусть приметит, каков ты, как самурай примечает смазливую певичку. Нам это только на пользу. У Мигеру чесался язык спросить, зачем из него певичку делают, но он не спросил, а даже и спросил бы, так я все равно бы не ответил. Когда визит закончился, Мигеру проводил меня до управы – и уже там, у ворот, я строго-настрого запретил ему следовать за мной.

Что еще? Подарок сенсею?

Вот теперь ломай голову: преподнести Ясухиро Кэзуо коробку со сладостями, от которых отказался Ивамото Камбун – достойный поступок или недостойный? Я открыл коробку: один ряд – мармелад из красных бобов, второй ряд – пирожные из клейкого риса, завернутые в листья сакуры.

Достойный, решил я. Не пропадать же добру?

2. «Он опознал этого человека?!»

Ворота. Привратник.

Служанка с метелкой из перьев. Слуга принимает у меня плети.

Все повторялось, только без Цуиёши и Мигеру. Захоти сенсей что-то продемонстрировать, придется ему показывать на мне – больше не на ком. Отлично, я готов.

Комната с фамильным оружием. Чайный столик.



Сенсей.

Изменилось только настроение. Два дня назад я блуждал в потемках, но теперь увидел впереди свет. Что же до Ясухиро, его прическа сегодня была в идеальном порядке, мешки под глазами исчезли, а белки́ глаз утратили красноту. Широкие складки темно-зеленого, расшитого серебряными лилиями кимоно, казалось, складывались в уступы и ущелья величественных гор. Хоть картину с учителя пиши! И у чая вкус другой: букет осени, а не морская горечь.

– Я заметил ваш неподдельный интерес к моей скромной демонстрации, – как бы невзначай обронил Ясухиро, когда со всеми заверениями, благодарностями и взаимными комплиментами было покончено. – Как вы еще молоды, Рэйден-сан! Боюсь, на кого-то постарше я бы не произвел такого впечатления.

Он наполнил мою чашку, я с поклоном взял ее обеими руками. Ароматный пар щекотал ноздри.

– О, Кэзуо-сан! Ваша демонстрация была более чем впечатляющей. Я впервые видел, как человека рубят стальным мечом! Это бесценный для меня опыт.

Я не соврал сенсею. В ночном саду он рубил циновки, не живых людей.

– Боюсь, что мои жалкие потуги – лишь блеклая тень мастерства наших предков. Ваш восторг согревает мне сердце, но древнее искусство ныне утеряно. Пращуры считали, что меч – душа самурая. Это скорее поэтический образ, но иногда меня мучат сомнения. Не утратили ли мы частицу души, отказавшись от боевых мечей? Хотите взглянуть на них поближе?

– Вы слишком добры ко мне, Кэзуо-сан! Это большая часть для меня, недостойного…

Поднявшись на ноги, Ясухиро жестом велел мне оставаться на месте. Два шага, скользящих как по льду – и вот сенсей бережно снимает с подставки мечи, большой и малый, оба в черных ножнах. Возвращается к столу, кладет перед собой; коснувшись серебряной защелки, извлекает из ножен большой меч. Слышен тихий шелест – с таким звуком движется змея в жухлой траве.

Блеск металла. Я невольно подался вперед.

– Длина клинка – два с половиной сяку[19]…

Волнистый муар старинной ковки. Совершенный в своей простоте.

– Клинок изогнутый, без долов…

Бритвенно-острый даже на вид. Тронь лезвие – останешься без пальцев!

– Цуба[20] прорезная, с изображением Комаину, собаки-льва…

Накладки из серебра. – Рукоять обтянута кожей ската…

Оплетка черным шелковым шнуром. Сейчас такую делают дорогим самурайским плетям.

– Ножны покрыты черным лаком…

Узор в виде стрекоз.

– Настоящее совершенство, не правда ли?

– Полностью с вами согласен.

– В наши дни не носят стальные мечи. Боятся. Не умеют владеть ими, как должно. Но отголоски тех времен, случается, долетают до нас. Вы слышали о цудзигири?

– «Смерть на перекрестке»? Проба меча на живом человеке?

Ясухиро был удивлен моей осведомленностью, хотя виду не подал.

– Я не ошибся в вас, Рэйден-сан. Что ж, если вам известна эта забытая традиция… Вы, без сомнения, легко поймете, что произошло с тем каонай, о котором вы рассказали мне в свой предыдущий визит.

– Кто-то пробовал на нем меч?

18

Час Овцы – примерно с 14 до 16 часов дня.

19

Примерно 75 см. Вместе с рукоятью чуть больше метра.

20

Овальная пластина, отделявшая клинок от рукояти. Служила упором для руки при колющих ударах.