Страница 24 из 36
Адэр не успел вспомнить, что находится ещё в двух руках святого: от толпы рабочих отделилась дородная фигура, облачённая в деловой костюм. На ногах сапоги, на голове каска. Староста Ларжетая…
Неуклюже перепрыгивая через грязные ручьи, староста приблизился к постаменту и, надсадно дыша, поднялся по ступеням. Снял каску и, утерев пот со лба, промолвил:
— Вы быстро доехали, Ваше Величество.
— Торопились. Рассказывайте.
— Загорелось после полуночи. Пока говорить рано, но специалисты склоняются к мнению, что пожар начался в подвале. У них там архив, бумажек не меряно. Перегородки и лестницы деревянные. Их предупреждали, что этот храм объект повышенной опасности, но сами знаете, как спорить со святыми отцами. Да и зданию почти две тысячи лет. — Староста обернулся и вытянул руку. — Ветер туда дул. С той стороны парк, беседки, качели. Дотла сгорел. За парком жилой район. Вот его и прихватило.
— Давно потушили?
— С домами управились к полудню. — Староста указал на развалины. — Храм рухнул, подвал ещё горит. Льём без остановки, по всему городу ручьи, а дым валит и валит. Там у них настоящий лабиринт. А ну-ка, столько веков собирать бумажки. Со всей страны привозили.
— Пострадавшие есть?
— Сторож погиб. Его нашли ещё живого, по дороге в больницу скончался. Беседовали с их самым святым отцом. Говорит, что ночью в храме остаётся один сторож. — Староста хмыкнул. — Кстати, сторож приходится отцу зятем. Приходился… Мужчина погиб, а святоша только про иконы талдычит. А когда заговорил о древних трудах, прямо расплакался. И ещё…
Через час Адэр забрался в салон. Проводив старосту взглядом, приказал ехать в пригород, однако к машине подбежал человек и постучал в стекло. Охранитель высунулся из окна, спросил, что тому надо, а человек вручил ему записку и быстро смешался с толпой рабочих.
Покружив по городу до темноты, машины затормозили возле подворотни. Открыв дверцу, Адэр впустил в салон знакомого священника — члена комиссии по установлению истины. На одном из собраний он признался, что нашёл в архиве конфессии исповедь, обеляющую морун.
— Это моя вина, — проговорил священник, захлопнув дверцу. — Это я во всём виноват.
— Помолчите, — приказал Адэр. Велел шофёру и охранителю выйти и посмотрел на трясущиеся руки священника. — Вы устроили поджог?
— Нет! Что вы! Нет! Я полез туда, куда не надо. Мне пришла мысль: почему бы не прочесть исповедь главы конфессии времён Зервана?
Адэр вжался в спинку кресла. Почему эта мысль не пришла ему? Он ведь знал, что глава участвовал в заговоре, а это священник, сидевший рядом, не знал имён заговорщиков и действовал по наитию. Можно было припугнуть нынешнее руководство ирвинов, подкупить — и история из первых уст была бы в руках комиссии.
— И вы кому-то сказали, — промолвил Адэр, скользя взглядом по пустынной улице. С его разрешения староста Ларжетая ввёл комендантский час.
— Я действовал очень осмотрительно. Не хотел привлекать внимание. Я давно хожу в архив, и со всеми знаком лично. Нашёл в реестре номер зала. Пошёл в этот зал, а туда нужен пропуск. Бес меня попутал. Любопытство — страшный грех.
— Давайте без лирики, — промолвил Адэр.
Запах гари уже действовал на нервы. Хотелось принять душ и надеть свежую одежду. А ещё сильнее хотелось завалиться в постель, укрыться одеялом с головой и отгородиться от собственной глупости.
— Я подал заявку на пропуск. Меня попросили указать: какой документ меня интересует. — Священник всплеснул руками. — Я глупец.
— Я уже понял, — проговорил Адэр еле слышно.
— Я дал заявку вчера вечером, а сегодня утром должен был прийти за пропуском. Что я натворил, что я натворил, — запричитал священник. — Это я виноват.
— Не вяжется.
— Что не вяжется?
— Зачем сжигать храм, если можно отказать вам в пропуске или просто убрать эту исповедь? Перепрятать в другое место или уничтожить.
Священник устремил на Адэра изумлённый взгляд:
— Может, там ещё что-то было? Может, было в залах, куда не нужен пропуск? Может, меня заподозрили?
— Давайте не будем гадать.
Священник обмяк:
— Меня заподозрили. Я так радовался, когда нашёл исповедь няньки наследника Зервана. Обсуждал её грех с коллегами. Ведь сокрытие правды, как и клевета — это грех. Из-за её молчания оклеветали морун, наших покровительниц. Я предложил провести скорбную службу по невинно загубленным душам.
— Вы идиот.
— Это мой долг. — Священник был готов расплакаться. — Мой долг молить о прощении. Мой долг возвращать людям доброе имя посмертно.
— Теперь для комиссии вы бесполезны, — сказал Адэр. — Скажу больше: вы опасны. Уезжайте. Найдите скромный приход или монастырь. Исчезните, чтобы никто не начал выяснять, с чьей подачи вы рылись в архиве.
— С моей подачи. — Священник постучал кулаком себя по груди. — С моей!
— Почему вы передали записку, а не подошли ко мне возле храма? Боитесь, что за вами следят? Что вас сочтут моим шпионом? Повторяю: вы бесполезны. И свободны. Да, и не забудьте, что вы обещали молчать.
— Я не бесполезен, я не вещь! — разозлился священник. — Я вам это докажу.
— Вы меня утомили, — промолвил Адэр, прикрыв рукой глаза.
— Я вам докажу, — повторил священник и выбрался из салона.
Шофёр и охранитель вернулись в машину. Адэр приказал им ехать к особняку Вилара и, растянувшись на сиденье, уставился в потолок.
*
Малика весь вечер пыталась веселить ребятишек, но у неё ничего не получалось. Смотрела на детей маркиза Бархата, а видела сирот, брошенных на попечение нянек. Смотрела на детей Таси и думала об Анатане, запертом в одиночной камере. Ждала, когда откроется дверь и на пороге появится Адэр.
Двери открылись и впустили в дом Крикса и Вилара. Остаток вечера большая семья провела за игрой в прятки, притом лучше всех прятался Парень. А Малика продолжала напрягать слух, надеясь услышать шум подъехавшей машины.
Уложив детей спать, вернулась в гостиную. Крикс и Вилар тихо беседовали, сидя в креслицах. Вряд ли разговор шёл о пожаре, иначе бы мужчины не умолкли, заметив Малику. Она пересекла комнату и, расположившись в соседнем кресле, подпёрла щёку кулаком.
— Устала? — поинтересовался Вилар.
— Ничуть, — ответила она, хотя устала ждать и волноваться.
За окнами темно, на улице слишком тихо, в позах мужчин сквозит обеспокоенность. Какое было прекрасное время, когда Адэр жил в Лайдаре. Обитая в замке, она не знала, где он, и не ждала.
На пороге гостиной возникла супруга Крикса. Глядя на её полную грудь и слегка расплывшуюся фигуру, несложно было догадаться, что она молодая мама.
— Малика, принести вам чаю?
— Я сам принесу, иди спать, — проговорил Крикс и последовал за женой.
Вояка. Даже заботливые слова произнёс как приказ.
— Вы не останетесь? — спросила Малика, увидев возле кресла Вилара чемоданчик для документов.
— Крикс заночует, а у меня работа.
— Ночью?
— Сейчас приедет Адэр. Не хочу быть лишним. — Поднявшись, Вилар взял чемоданчик и направился к двери. — Чувствуй себя хозяйкой.
— Спасибо, — прошептала Малика, взирая ему в спину.
Он не любил её, а искал в ней утешение. Три года назад она нуждалась в друге, Вилар нуждался в женщине, которая заменила бы Элайну. Желание найти близкую душу связало их, и они оба ошиблись.
Он оформил опекунство над детьми, вновь надеясь найти утешение. Однако чувства к ребёнку отличаются от чувств к любимой женщине. Возможно, Вилар уже понял, что счастье, которым он грезил, так и останется в грёзах. Элайна не вернётся, сердце Малики принадлежит другому, будущая спутница жизни должна полюбить не только его, но и приёмных сирот.
Вилар был разбит и сломлен. Малика ощущала это и, находясь рядом с ним, испытывала угрызения совести. Когда-то она дала ему надежду, была с ним мягка и приветлива. Надо было бить по рукам, когда он прикасался к ней. Закрывать ему рот, когда он говорил о придуманной любви. Кусать ему губы, а не целоваться. Но она тоже искала утешение…