Страница 19 из 36
— Знаю, — кивнула Эйра. — Я вас потом поздравлю, когда приеду.
— Я запрещаю тебе ехать в Рашор.
— Почему?
— Завтра у меня праздник. Не хочу ничего объяснять, не хочу говорить на серьёзные темы и портить себе настроение.
— Я поняла. Тогда можно мне съездить в Ларжетай? Я обещала Анатану проведать его детей.
— Завтра бал.
— Я уеду рано утром. Могу уехать сегодня вечером.
Поднявшись с кресла, Адэр достал из боковой тумбы белый конверт с золотым тиснением и подошёл к Эйре:
— Эйра Латаль, я приглашаю тебя на бал и прошу быть моей сопровождающей дамой.
Она взяла конверт и, вытащив приглашение-открытку, произнесла на выдохе:
— Моё имя… — И устремила взгляд на Адэра. — Спасибо.
Он невольно отклонился назад:
— Твои глаза… Они изменили цвет.
— Нет. Они по-прежнему чёрные.
— Зрачки серые. Впервые такое вижу.
Эйра побледнела:
— Это всё акклиматизация.
— Я тоже так думаю, — сказал Адэр после паузы. — Иди. Готовь платье.
Эйра вышла из кабинета и тихонько закрыла двери. Обойдя стол, Адэр уперся руками в спинку кресла. Всему виной акклиматизация. Надо продолжать так думать.
*
Малика бросила на кровать ворох нарядов, в которых она ходила два года назад. После злополучного путешествия на шхуне по штормовому морю она похудела и никак не могла набрать вес. Макидор ушил большинство платьев, но кое-что осталось нетронутым.
Перед тем как захлопнуть дверцы шифоньера, Малика с сожалением посмотрела на платья, сдвинутые к деревянной перегородке. В этом она была на балу в Росьяре, а в этом ходила на завтрак с принцем Толаном, а это платье брала на тот случай, если король Толан IV пригласит их с Адэром ко двору. Её знакомство с королём состоялось в парке, где придворные играли в «Орлов и цесарок». Малика и Адэр вывалялись тогда в грязи, однако Адэр держался с достоинством, а ей — в сапогах на два размера больше и в порванных чулках — хотелось провалиться сквозь землю.
— Я закрою шторы, — проговорила Кенеш, приблизившись к окну.
— Не надо, — сказала Малика и принялась перебирать наряды, раскиданные на кровати.
— Мне кажется, что за нами подглядывают.
— Кенеш, мы на третьем этаже.
— А почему на первом стёкла пустые? Там точно кто-то подглядывает.
— Ты ходишь по комнате голая?
— Я чувствую себя голой, — промолвила Кенеш и, шаркая туфлями по паркету, направилась к стулу. — Хорошо хоть шторы есть.
Проходя мимо зеркала на дверце шифоньера, покосилась на своё отражение и, пробурчав: «Старая овца», ускорила шаг.
— Тебя тут не обижали? — спросила Малика, надевая платье.
— Меня тяжело обидеть. — Усевшись на стул, Кенеш подёргала себя за одну из косичек, собранных в хвост. — Родник терпения не иссяк.
— И кто испытывал твоё терпение?
— Мне не дали чистое бельё. Сказали, что я должна спать на постели три дня. Я пришла через три дня. Мне сказали, что чистые простыни закончились, а наволочки ещё не высохли. Я вынужденно привыкаю к вашим непорядкам.
— Надо было попросить Муна.
— Он пришёл в мою комнату. То есть в твою комнату. Внизу. Я попросила его разуться и помыть ноги в тазике. А он назвал меня чокнутой и забрал тазик. Я не знаю такого слова. И что это за слово? Чокнутая… Я не дура, понимаю, что это очень плохое слово.
— Я поговорю с ним.
— Не надо. Меня тридцать два года никто не обзывал. Отвыкла. А тут я как в кубарат вернулась. Мужчина ругается — это правильно. Но ты мне скажи: кто в этом кубарате главней: я, прачки или кухарки?
— Никто не главней. Каждый выполняет свою работу. И это не кубарат.
— Я пошутила. С такими волшебными задницами в кубарат не берут.
Глядя в зеркало, Малика попыталась растянуть на груди ткань:
— Кто ж тебя так достал?
— На кухне мне дали большую тарелку, а в ней горячий понос, хотя поносом не пахло.
— Кенеш, — скривилась Малика. — Это каша, а не понос.
— Мне не сказали. Я удивлённо спросила: как называется это прекрасное блюдо? А кухарка мне: откуда сбежала? А я ей: из Ракшады, но я не сбежала. Она мне: выпустили? Я: да, выпустили. А те, что посудой в раковине стучат, посуду бросили и как давай хохотать. Теперь как захожу на кухню, они пальцами в меня тычут и смеются.
— Женщины у нас весёлые, это да.
— Они берут еду левой рукой, а правой рукой берутся за дверную ручку. При мне брались за сковородку, а потом за хлеб.
— К этому надо привыкнуть, Кенеш, — сказала Малика, снимая платье.
— Или есть красивые овощи и фрукты. Их можно хорошо помыть.
— На одних фруктах долго не протянешь. Тебе не нравится вид каши, понимаю, но ты попробуй. Может, понравится вкус. И кашу не трогают руками.
— А ты где ешь?
— Раньше ела в столовой. Она находится на втором этаже, — проговорила Малика, надевая очередное платье. — Первыми обедали советники и важные гости. Потом обедали помощники советников. Сейчас туда ходят придворные. Я их не знаю и…
— Боишься?
— Никого я не боюсь.
— Правильно. Шабира никого не боится. И шабира не должна обедать у Муна в комнате. Если бы Иштар знал о ваших непорядках…
— Хватит, — осекла Малика и повернулась к Кенеш. — Заметно, что платье тесное?
— В груди. Очень сильно.
— Я и сама знаю. Дышать трудно.
— Может, ты понесла?
Малика вытаращила глаза:
— Чего?
— Носишь ребёночка.
— Тьфу на тебя!
— Иштар будет сильно рад.
— Кенеш! — прикрикнула Малика, метнув взгляд на закрытые двери.
В гостиной служанки чистили портьеры и ковёр. Если одна из них приложила ухо к двери — через час о «беременности» тайного советника будет судачить весь замок.
— Я на корабле заметила, — сказала Кенеш как ни в чём не бывало.
— Прекрати! — Присев на краешек кровати, Малика поворошила рукой гору нарядов. — Что же делать?
— Надень наше платье. Любое. Наши платья в сто раз лучше.
Постучав в двери, в спальню заглянула служанка:
— Госпожа, к вам маркиз Ларе.
Малика переоделась в наряд ракшадки и вышла в гостиную.
— Малика! — произнёс Ярис, поднявшись с кресла. — Рад тебя видеть.
— Я думала, вас нет в замке.
— Приехал час назад, привёз семью на бал. Жили бы поближе, приехали бы утром. — Ярис бросил взгляд на служанок. — Мы можем поговорить?
Малика отправила прислугу и, опустившись в соседнее кресло, с улыбкой посмотрела на маркиза:
— Вы ничуть не изменились.
Ярис провёл ладонью по ёжику посеребрённых волос:
— Так уж и ничуть?
— Ни капельки.
Поправив очки в золотой оправе, Ярис переместился на краешек сиденья:
— Можно посмотреть тебе в глаза?
— Зачем?
— Малика… Едва мы вошли в замок, стражи повели мою семью в гостевую комнату, а меня к правителю. Он спросил меня: может ли акклиматизация повлиять на цвет глаз. Я даже не подумал, что речь идёт о тебе, и ответил: нет. А когда вышел из кабинета, вспомнил. Фалбус… Помнишь Фалбуса?
— Ветонский врач.
— Да, ветонский врач. Он рассказывал о странной болезни морун, которая сопровождается изменением цвета зрачка. Говорил, что это очень плохо. Пожалуйста, позволь мне посмотреть.
Немного помедлив, Малика слегка наклонилась вперёд.
Ярис долго всматривался ей в глаза. Затем откинулся на спинку кресла и снял очки:
— Если ты не расскажешь мне, что это за болезнь, я не смогу тебе помочь.
— Это не болезнь, маркиз, — произнесла Малика, приняв удобную позу.
— Ну а что это?
— Не хочу вам лгать.
Ярис покачал головой:
— В таком случае я иду к правителю.
— А как же врачебная тайна?
Ярис пожал плечами:
— А никакой тайны нет. Я ничего не знаю и теряюсь в догадках. Правитель даст мне разрешение определить тебя в мою клинику в принудительном порядке. Или ты пройдёшь обследование добровольно?
— У меня был ещё один нервный срыв.
— В Ракшаде?
Малика кивнула.