Честь и меч

Гонцы то ли не ожидали обильной добычи, или просто поскупердяйничали, но повозок взяли меньше, чем требовалось, и поэтому воины шли пешком за исключением раненых. Те тоже хотели, как все, но их усадили силком. Оставшееся место завалили тушами тварей.

Впрочем, до столицы было рукой подать — верст пять. Они пришли не только до сумерек — солнце и не думало садиться, когда шедший впереди воин застучал в полотно прикрытых ворот, требуя развернуть их шире.

В приворотной башне долго никто не отвечал. Они уже подумали, что ворота бросили, как кто-то заохал спросонья. Через некоторое время ленивый голос спросил:

— Бежишь, крестьянушко от нечисти прытко, будишь воинов. За это воротные платить надо Ордену и нам за беспокойство двугривенный.

Подошедший Завалишин, не любивший столичных крыс за наглость и мздоимство, грубо ответил:

— Я тебе сейчас заплачу, козел привратный. Сколько хочешь — двадцать плетей или больше хочешь. Я не жадный, — добавил он под счастливое ржание центурии.

Одновременно разъяренный и удивленный, — кто же в такое несчастливое время собирается ссориться с привратной стражей, — стражник осторожно выглянул в окошко. Заворчал тихонько — закроет вот ворота и уйдет спать, пусть ругаются и колотят в ворота. Но шуметь поостерегся. Мали ли кто там, действительно схлопочешь плетей.

Когда он убедился, что это не центурия Совета Магистров, с которой себе дороже связываться, или не охрана какого-нибудь Магистра, даже не регулярная центурия пятого легиона, а какие-то сторожевики — сторожевая центурия, разозлился, собираясь отыграться за испуг:

— Я вам покажу, как мне угрожать. Вы, сволочи, тут неделю просидите. Эй ребята, — закричал он вглубь башни, — давайте закрывайте ворота на дополнительные засовы. Пусть эти мужланы переночуют за воротами. Или бредут к другим воротам.

Продравшийся между воинами и повозками вперед Игорь не успел рта открыть, как Милорадович грузно придвинулся к воротам и как бы нехотя поинтересовался:

— Это ты мне, Милорадовичу, предлагаешь на земле ночевать?

Столичный вояка никак не ожидал увидеть среди сторожевых воинов графа. Он в ужасе посмотрел — точно граф! Да ему ничего не стоит развалить его надвое мечом. Спесивость этих знатных ублюдков хорошо известна среди его товарищей (графы очень не любили привратную стражу, известную своей любовью к мздоимству).

— Я даже… я не хотел… прошу прощения…., - проблеял он, торопливо распахивая створки ворот и с ужасом ожидая, что граф возьмется за меч. Он его точно зарубит или вызовет на поединок, что то же самое, просто чуть дольше.

Вместо этого Милорадович поклонился Игорю:

— Ворота свободны, Ваша Милость.

Игорь дернулся от незаслуженного титула, но не стал цепляться к Милорадовичу, который еще вспомнит старую идею фикс и не начнет называть его императорским высочеством. Хоть Завалишин и выкрутился, сказав, что вассал должен называть синьора Вашей Милостью, но сдавалась ему, что так можно называть только Магистра.

Он прошел в ворота, а следом за ним потащились повозки.

— А что везете-то, — догадался спросить привратник, отойдя от испуга. — Потеряли так много?

— Сам ты потерялся, — обиделся Иван Иваренков. — Это добыча — нечисть, вишь, напотрошили, а теперь на продажу везем.

Глаза привратника вспыхнули сначала от восторга — наконец-то и люди победили! а потом от алчности — все въезжающие должны заплатить дань. Они ведь тоже люди и им нужна их доля.

На этот случай Милорадович стоял рядом. Привратник скользнул по нему, и глаза погасли. Этот заплатит… мечом в живот.

— Сторожевая центурия с трофеями вернулась, — нехотя сказал он появившимся товарищам.

— Дак пусть заплатят трофеями, — сказал один из них. Вновь появившаяся стража еще ничего не поняла, а Милорадович молчал, лишь притормозил пару рыцарей на случай, если придется порубать сторожей в капусту. Привратник понял, зачем и поспешил побыстрее в башню, торопя остальных. Такая добыча слишком опасна, лучше уж крестьян дождаться. Их потроши, сколько хочешь.

А обоз двигался дальше. В столице словно вернулись прежние времена, когда то и дело от северных и восточных окраин через Рыночные ворота двигались крупные обозы с тушами тварей.

Жители сначала не обращали внимания на громоздкие повозки, думая, что это тяжкий груз погибших и раненых рыцарей и оруженосцев. Сколько их уже прибыло в этом году, пополняя больницы и некрополи.

Однако постепенно слух о пусть небольшой, но громкой победе под столицей просочился по Новодмитриеву. Трудно сказать, каким образом прошел, но обоз только добрался до центра, чтобы потом повернуть к Рынку, как тысячные толпы жителей взрывами восторга и радости стали встречать центурию.

Победный гул еще расширялся и в связи с мудрой мыслью Милорадовича. Он притянулся к уху Игоря и шепотом посоветовал часть денег, — а туши они прямо на улице продали даже дороже, чем ожидали — за 1000 рублей с гаком, — пустить на пропой народа. Пусть радуются, — сказал граф.

Деньги достались им легко. Игорь в тайне от остальных, как только они оказались в городе, ломал голову, как продать нечисть. Спросить же у ветеранов, хотя бы того же Милорадовича, он стеснялся. Скажут еще, какой ты синьор, если не знаешь такого пустяка.

При повороте на центральную Орденскую улицу, к нему намертво прилип шустрый мужичок.

— Слышь, господин, — прошептал он, — давай оптом за пять сотен, а?

Игорь растеряно промолчал, делая вид, что не услышал.

Милорадович и тут его выручил.

— Отстань, — посоветовал он купчишке, — не по твоим деньгам торговля.

Мужичок моргнул, посмотрел на внушительные фигуры рыцарей, и счел за лучшее исчезнуть.

— Не тот купец, — пояснил Милорадович, — начнет с пяти сотен, а согласишься, сразу начнет сбавлять. Доведет до двух-трех сотен. Нам бы посолиднее купца. Идем мы к оркобойням купцов Постниковых, что около Рынка, но мне кажется, сегодня не доведем.

Милорадович не ошибся.

К ним стали подходить другие уличные ловители туш нечисти. Тварей привозили в столицу в последние месяцы так мало, что добычу центурию Игоря начали рвать на части.

Он так устал от их гвалта — купцы спорили о сумме семи сотен рублей — чуть больше, чуть меньше, что сказал:

— Тысяча рублей, — подумал, и закончил их же фразой: — последняя цена, спорить не буду.

Милорадович сделал грустное лицо — семьсот пятьдесят три рубля рыжебородого купца его вполне устраивали, а теперь они все разбегутся. Игорь думал об этом же и сильно удивился, когда два купца сразу враз сказали:

— Идет!

А затем принялись яростно торговаться друг с другом.

Они продали тварей за тысячу семьдесят рублей и теперь с подачи графа обсуждали вопрос вложения части денег в народ.

Видя счастливые, радостные лица, Игорь легко согласился, не подумав, что так начинают перевороты.

— Люди, — закричал он во весь голос, — за нашу победу дарую вам сто пятьдесят рублей на вино и мясо для вас!

И с ужасом услышал в ответ:

— Ура за благословенного Гроссмейстера Кудрявцева!

Не только богатые купцы, страдавшие от нечисти, и поэтому радовавшиеся больше всех, поддержали оруженосца, но и мелкие перекупщики поспешили следом за Игорем внести свой вклад в общую радость:

— Двадцать рублей даю на вино за славную победу. Пятнадцать рублей дам, — послышалось со всех сторон. И даже купец, который до копейки торговался за убитую нечисть, но проиграл, плюнул и выложил двадцать пять рублей. Становилось ясно, пир во славу победы будет длиться не один день.

Из ближайшего трактира уже катили бочки с вином и пивом, а хозяин, слыша даруемые суммы, только распахивал шире ворота, опасаясь, как бы его не опередили конкуренты. В последнее время пили меньше, поскольку нечисть не давала повода для радости, и к тому же большая часть армии ушла в дальние походы и там либо сложила головы, либо сидела в осажденных крепостях.

— Нам надо отметить выигранный бой, что б они провалились, эти орки, — радостно взревел старший Иваренков.