Страница 2 из 3
– Ничего. Но вы же вроде бы против фамильярностей?
– А да! Точно! Ну так вот! У нас даже мужики без очереди в храмах лезут. А старушки на них ещё и умиляются! Вот можно цивилизованному человеку такое себе представить?
– Нет, конечно. А куда они лезут? Без очереди-то?
– Да в любой очереди без очереди… И не только в храме. Понимаете, – она опять перешла на «вы», – у нас в деле равноправия в последнее время – полный регресс. Ваши Роза Цеткин и Клара Люксембург в гробу бы перевернулись, если бы увидели, что в стране, первой в мире объявившей равенство в правах мужчин и женщин, опять хотят посадить женщин в клетку из четырёх «К»!
– Кирхе, киндер, кюхе, кляйдер… – со знанием темы поддержала Моника.
– Вот-вот! Дети, церковь, кухня, платья! Безобразие, короче! – горячилась боярыня.
#
Собрание первичной ячейки феминисток проходило оживлённо. В связи с безвременной кончиной несменяемого председателя – потомка славного боярского рода Изольды Мефодиевны Скуратовой-Шуйской – на повестке дня стояли выборы нового председателя.
– Утрата наша тяжела, – открыла собрание княгиня Анфиса Лонгиновна Шаховская.– Но мы должны подхватить знамя борьбы за женское равноправие и преумножение нашего фонда, председателем которого являлась незабвенная Изольда Мефодиевна. В этот скорбный день и час наш – потомков древних аристократических родов – долг: взять на себя это тяжкое бремя ответственности за наше движение и наши материальные фонды.
– Ех, ничё себе! – раздался отнюдь не аристократичный возглас. – Как в акциях участвовать в чём мать родила – так мы, разночиницы…
– Разночинцы, – сухо поправила Анфиса Лонгиновна.
– Не-ет! Разночиииницы! Всю грязную работу мы за вас делаем! А как фондами заправлять – так вы!
– Успокойтесь, милочка! – попыталась замять конфликт княгиня. – Отложим решение вопроса.
#
– Так вот я и говорю… Ик!.. Ик! Ик!
– Что это с вами, Изольда Мефодиевна?
– Ох, не иначе как кто-то меня вспоминает… Ик!
– ?
– Примета у нас в России такая.
Изольда Мефодиевна продолжала икать, как вдруг стены дома начали раскачиваться. Зазвенела люстра. Начали подпрыгивать на полках чашки и тарелки. Задрожала мебель: сначала мелко, а потом – всё сильнее и сильнее. Зашатался пол. Изольда, схватившись за подоконник, ещё разок икнула и в ужасе спросила:
– Что это?
Моника, вжавшись в кресло, которое тоже начало изрядно вибрировать, дрожащим голосом ответила:
– Кажется, землетрясение.
Глава 2
Стены ходили ходуном.
– Надо же выбираться! – закричала Изольда Мефодиевна.
Моника не отвечала. Кресло под ней шаталось и уже начало подпрыгивать. Сама же она, вжавшись в него, мёртвой хваткой вцепилась в подлокотники.
Изольда, борясь с волнами сухопутной качки и спотыкаясь, добралась до окаменевшего пастора и потянула за руку. Моника никак не желала отцепляться от кресла. Собрав все свои силы, Изольда потащила её к выходу. Та по-прежнему не отпускала кресло. Тащить впавшего в оцепенение пастора пришлось вместе с креслом. По штормящему полу под угрожающе завывающим и раскачивающимся потолком.
«Тяжёлая-то какая», – бубнила Изольда, с трудом волоча кресло с пастором к выходу. Пот катился градом с её лба, руки немели, мышцы дрожали от напряжения, всё вокруг шаталось и зловеще скрипело.
Наконец они выбрались из готового в любую минуту схлопнуться дома. Изольда в изнеможении упала на землю. Уф! Все вроде живы… Тряска прекратилась. Земля ходуном не ходила, и всё было спокойно. Как будто только и надо было их из дома выкинуть.
Не растерявшаяся в трудную минуту феминистка перевела дух и обратилась к сидевшей как изваяние Монике:
– Мы ведь могли погибнуть!
Та всё ещё не оправилась от шока. Она сидела с отрешённым выражением лица и, казалось, ничего не видела и не слышала.
Постепенно её взгляд обрёл осмысленность, и она сказала твёрдым голосом:
– Не могли.
– Ещё как могли! Ведь дом разваливался! – закричала Изольда.
Моника странно посмотрела на неё и хотела что-то сказать. Но передумала и как будто ушла в себя. Потом сказала:
– Я не смогла даже проснуться.
Помолчала и добавила:
– Значит, и умереть не смогу.
Она помолчала опять и, осторожно выбирая слова, спросила:
– А вы были атеисткой при жиз…? Кхе, кхе! – она торопливо закашлялась в надежде, что не успела сказать лишнего, и перефразировала вопрос:
– Вы атеистических взглядов придерживаетесь? В бессмертие души верите?
Так. От стресса она, стало быть, отошла. Раз на философские темы потянуло. Что ж. Можно и побеседовать.
– Видите ли, преподобная мать, вы затронули весьма интересную тему, – Изольда Мефодиевна старалась, чтобы её слова не звучали издевательски. Всё-таки в общении с пожилым человеком надо проявлять терпение. Она тщательно подобрала слова и продолжила:
– Но боюсь, сейчас нам лучше перейти от размышлений на отвлечённые темы к практическим действиям. Мы только что спаслись от неминуемой гибели. А сейчас нам надо определить, куда это нас занесло и как отсюда выбраться. Для начала – хотя бы перекусить.
– Выбраться… – с горечью повторила госпожа пастор. Но спорить не стала.
– Да: выбраться, – ласковым голосом, каким говорят с несмышлёными детьми или с больными, подтвердила наследница древнего рода. – Идёмте поищем, где тут вокзал, телефон, телеграф…
«Всё бы им, борцам за свободы, телефоны, телеграфы подавай! – мысленно проворчала пастор, – Сейчас Смольный искать начнёт…» Но спорить не стала и безропотно пошла за предводительницей постсоветского дворянства или кто она там? Ах да! председательница движения феминисток.… Впрочем, эти подробности уже были не важны…
#
Кот Роланд понял, что рассчитывать ему отныне придётся только на себя. Из кирхи его ещё не выгоняли. Но он уже начинал чувствовать себя лишним. Ему ещё наполняли миску с едой. Но как-то уже нерегулярно и… Как-то без души что ли… А уж о том, чтобы поинтересоваться, как у него дела, или потрепать за ухом… Нет, об этом уже и речи не было.
Он вспомнил уютные вечера, когда пастор Моника Бергер что-то читала, или писала, или что-то готовила, а он устраивался где-то поблизости и дремал. Вроде бы каждый был занят своим делом, но при этом не чувствовал себя одиноким. А уж когда Моника садилась за стол поесть, конечно, она не забывала прежде всего наполнить его миску.
Их дружба началась с тех пор, как в один из холодных дождливых дней он, ободранный и голодный, добрёл до дверей кирхи. Вид у него был неказистый, умиления у прохожих не вызывающий. Из множества проходящих мимо людей никто не хотел ни покормить его, ни хотя бы сказать что-то ласковое. А если и пытался его погладить какой-нибудь ребёнок, то тут же слышался запрещающий голос: «Не смей трогать! Кошка заразная!»
И вот вышла из кирхи госпожа пастор… Эх, да что там говорить! С тех пор Роланд обрёл своего человека, домашний очаг и регулярное питание. И имя тоже. Моника Бергер назвала его Роландом. В честь героя французского эпоса.
#
– Так. По крайней мере, это не какой-нибудь необитаемый остров. Дома, дороги, автомобили, – цивилизация, одним словом. Значит, есть транспорт, на котором можно отсюда выбраться. Мне никак нельзя тут прохлаждаться. Дел – по горло! Я ведь председатель фонда движения за женское равноправие! Как же там без меня? Это же вся жизнь остановится! И так уж, наверно, без меня шагу не могут ступить! Всё ведь только на мне держится. Всё я! Всё я.