Страница 6 из 12
Ответ светила медицинской науки дал пищу для споров ученых, разделив их на два лагеря: оппонентов и приверженцев. Оппоненты утверждали, что дым вреден, и никакой особый генотип не спасает легкие от загрязнения дымом и энергии не прибавляет. Ответ светила медицинской науки дал пищу для споров ученых, разделив их на два лагеря: оппонентов и приверженцев. Оппоненты утверждали, что дым вреден, и никакой особый генотип не спасает легкие от загрязнения дымом и энергии не прибавляет.
– Геном содержит только план развития организма, – говорили они. – И подобная чушь, как патриотизм, к генам никакого отношения не имеет. Ибо патриотизм – вещь не наследственная, а благоприобретенная.
– Взгл – Взгляните на поведение наших дедов в войнах и минувших стройках социализма, – парировали приверженцы теории Майского. – Благодаря этому генотипу они совершали великие подвиги. Простой люд был от этих споров далек. Мнение профессора Майского народ воспринял как рекомендацию и высыпал на улицу. Люди стояли, раскрыв рты, глотали дымный воздух и посматривали по сторонам, – вдруг кто-то из соседей не вышел за порцией здоровой энергии, чем выдал свою непричастность к истинным патриотам. Значит, чужие. Впредь встреч с такими людьми желательно избегать. И уж ни в коем случае не болтать с ними лишнего, куря на лестничной площадке.
5. Смерть губернатора
Едва народ приспособился к жаре, перейдя на ночной образ жизни, как еще большее горе обрушилось на губернию. Ровно в восемь утра скончался генерал-губернатор. Час назад был здоров, плавал в бассейне, бодро позавтракал, вышел в сад, присел у пруда на скамеечке, покормил сушеным мотылем рыб и упал на землю замертво. Девяносто восемь лет прожил на земле человек, из них шестьдесят шесть лет и шесть месяцев правил губернией, и вдруг – умер. Три шестерки, цифры для человека, конечно, губительные. Но генерал-губернатор не простой человек. Неужто и тут война в Анголе Господа отвлекла? Едва народ приспособился к жаре, перейдя на ночной образ жизни, как еще большее горе обрушилось на губернию. Ровно в восемь утра скончался генерал-губернатор. Час назад был здоров, плавал в бассейне, бодро позавтракал, вышел в сад, присел у пруда на скамеечке, покормил сушеным мотылем рыб и упал на землю замертво. Девяносто восемь лет прожил на земле человек, из них шестьдесят шесть лет и шесть месяцев правил губернией, и вдруг – умер. Три шестерки, цифры для человека, конечно, губительные. Но генерал-губернатор не простой человек. Неужто и тут война в Анголе Господа отвлекла?
Во дворце поднялась суета. Растерявшаяся челядь носилась по комнатам, не зная, что предпринять. Кто-то сообразил взобраться на колокольню приусадебной церкви, вывесил черный траурный флаг и зазвонил в большой колокол. Метнулись в сторону испуганные голуби, ютящиеся под церковными сводами. Во дворце поднялась суета. Растерявшаяся челядь носилась по комнатам, не зная, что предпринять. Кто-то сообразил взобраться на колокольню приусадебной церкви, вывесил черный траурный флаг и зазвонил в большой колокол. Метнулись в сторону испуганные голуби, ютящиеся под церковными сводами.
Старший майор Вахтов, совершавший утренний моцион в сопровождении ординарца, услышал звон колокола, увидел черный флаг над колокольней и помчался во дворец, бросив на ходу ординарцу Старший майор Вахтов, совершавший утренний моцион в сопровождении ординарца, услышал звон колокола, увидел черный флаг над колокольней и помчался во дворец, бросив на ходу ординарцу, капитану Круглову:
– Привези форму!.. – Привези форму!..
Он не зря требовал форму, подозревал, что без формы охранники его не признают и ворота не откроют; для людей военных все гражданские на одно лицо. Так и произошло. Дежурные на КПП глянули на Вахтова раздраженно; мало ли кто у дворца топчется; Он не зря требовал форму, подозревал, что без формы охранники его не признают и ворота не откроют; для людей военных все гражданские на одно лицо. Так и произошло. Дежурные на КПП глянули на Вахтова раздраженно; мало ли кто у дворца топчется; в лихую годину не до жалобщиков. Отогнали от ворот подальше. И пусть скажет спасибо, что обошлось, ведь могли согласно инструкции уложить на землю и выпороть. Старший майор не возмутился, карой не пригрозил, наоборот, подумал, что охрану надо поощрить за бдительность, сам ведь эти инструкции сочинял. Но от такой, чересчур благодушной мысли сразу же отказался: все-таки подчиненным следует начальство знать в лицо.
Ординарец привез форму. Вахтов переоделся. Сверкнули золоченые аксел Ординарец привез форму. Вахтов переоделся. Сверкнули золоченые аксельбанты, заалел околышек фуражки, и стражи тотчас признали начальника. Поминутно кланяясь, трясущимися от страха руками открыли перед старшим майором ворота. Вахтов уже скрылся во дворце, а они продолжали кланяться ему вслед, – вдруг повернется и вспомнит, что его не пускали. Нехорошо получится. А спине не убудет лишний раз согнуться. Здоровью вообще от частых наклонов большая польза.
Вахтов прошел в гостиную, велел прислуге подать кофе. Горничная принесла целый кофейник. Вахтов прошел в гостиную, велел прислуге подать кофе. Горничная принесла целый кофейник.
– Погоди-ка, – остановил её старший майор. – Скажи мне, милая, что ты подавала сегодня Семен Семеновичу на завтрак? – Погоди-ка, – остановил её старший майор. – Скажи мне, милая, что ты подавала сегодня Семен Семеновичу на завтрак?
Милая со страху рухнула в обморок. Вахтова эта фортель не удивила; слуги часто предпочитали обморок дружеской беседе с начальником охраны. Милая со страху рухнула в обморок. Вахтова эта фортель не удивила; слуги часто предпочитали обморок дружеской беседе с начальником охраны.
Два оперативника отнесли неподвижное тело в соседнюю комнату. Два оперативника отнесли неподвижное тело в соседнюю комнату.
Вахтов велел привести повара. Тот даже до гостиной не дошел, рухнул по дороге. Его положили рядом с горничной. Спустя полчаса набралась дюжина обморочно-неподвижных тел, а Вахтов так и не получил ответа на вопрос, чем завтракал утром покойник. И кто знает, до какого числа возросло бы количество павших Вахтов велел привести повара. Тот даже до гостиной не дошел, рухнул по дороге. Его положили рядом с горничной. Спустя полчаса набралась дюжина обморочно-неподвижных тел, а Вахтов так и не получил ответа на вопрос, чем завтракал утром покойник. И кто знает, до какого числа возросло бы количество павших от страха дворовых, если бы не приехал профессор Майский. Он осмотрел тело, прощупал пульс и сообщил начальнику охраны, что признаков отравления не находит.
– Так отчего он умер? – Так отчего он умер?
– От старости, – сказал профессор. – От старости люди порой умирают. – От старости, – сказал профессор. – От старости люди порой умирают.
Вахтов задумался. Смерть губернатора могла оказаться концом его карьеры. Должность давала ему беспрепятственный доступ к уху губернатора, чем он и пользовался. И это заставляло всех – от челяди до министров – при его появлении трепетать и лебезить. Теперь его положение будет зависеть от нового губернатора. А кто им станет неизвестно. Если Мямлин, то жди беды. Голова может простить былую обиду, задница – никогда. Зад – самое памятливое место у человека. В лучшем случае назначат его начальником горотдела полиции в какую-нибудь Тмутаракань на границе губернии. Или того хуже – отправят на досрочную пенсию. Сам он, пожалуй, опалу пережил бы, но Алису, ставшую его родственницей пару месяцев назад, ни один вариант не устроит. В глушь с ним она не поедет, а его пенсии хватит ей только на булавки. И тогда… О том, как поступит тогда Алиса, он даже думать не хотел, ибо прикипел к девушке душой и телом. Такое часто случается с холостыми мужчинами среднего возраста, встретивших двадцатилетних кузин.
От этих мыслей Вахтову стало не по себе. Оглянулся, вдруг кто-то догадался, о чем он думает. Вышколенная челядь стояла в стороне, застыв в ожидании распоряжений и исподволь следя за его мимикой. Достаточно одного движения брови, чтобы они бросились исполнять его желание. Вахтов заметил готовность на лицах слуг и устыдился охватившей его неуверенности в собственных силах. Чем, собственно, Мямлин и министры отличаются от челяди? Да ничем. Такая же пугливая и безынициативная свора. И тут старшего майора осенило; он понял, что с Мямлиным и министрами следует вести себя так, словно ничего в его положении не изменилось.