Беспризорщина

– Папа, папочка, хоть ты меня не покидай! Выживи, пожалуйста…

Докторша, смотрела на нее и вздыхала. За двадцать минут пути она дважды пыталась привести Горбунова в чувство уколами и примочками, но все оказалось напрасно.

В приемном покое Павла Ивановича быстро погрузили на кровать-каталку и увезли куда-то наверх, оставив Ленку одну. Она села на кушетку у стены, не сводя глаз с белой двери. В этом огромном коридоре она сама себе показалась маленькой. Откуда-то доносились невнятные голоса и металлическое звяканье. Девочка тихо заплакала, прижав кулаки к губам.

Минут через пять из двери слева выглянула та самая докторша со скорой и позвала ее:

– Девочка, иди сюда. Я тебя чаем напою, а то ты вся дрожишь…

Ленка устало встала. В комнате отдыха, кроме уже знакомой врачихи и санитара, находилось еще две медсестры. Они тут же принялись ухаживать за ней. Подсунули кусок торта, налили чай. Не чувствуя вкуса, Ленка выпила пару чашек. Невпопад отвечала на вопросы и тут же извинялась. Медики переглядывались. Докторша заставила ее выпить какое-то лекарство и Горбунова немного пришла в себя.

Где-то через час, по вызову врача со «скорой», прибыл наряд милиции из трех человек. Ленка не смогла ничем помочь им. Тихо сказала:

– Я ничего не знаю. Отца я нашла у двери избитым.

Ее попросили описать все, что она видела, на бумаге. Горбунова справилась с этим за пять минут. Подвинула листок молодому лейтенанту. Тот попросил поставить подпись. Забрал показания и уехал, оставив в приемном покое одного из своих людей. Сержант вскоре спокойно спал сидя в коридоре на кушетке.

Медсестры, после отъезда милиции, уговорили Ленку тоже лечь отдохнуть в комнате отдыха. Принесли одеяло и подушку. Пожилая медсестра ласково подоткнула одеяло и погладила ее по голове. Девчонка вскоре заснула тревожным сном, подтянув коленки к подбородку. Хирург спустился лишь к утру. Устало посмотрел на Горбунову и проснувшегося милиционера. Сообщил:

– У Павла Ивановича Горбунова сломаны четыре нижних ребра, правая рука, левая нога и переносица, трещина на височной кости, множественные ранения и ушибы по всему телу. Некоторые рваные раны пришлось зашивать. На данный момент состояние его крайне тяжелое. Поговорить с ним в ближайшие два-три дня вы навряд ли сможете – он без сознания…

Усталая Ленка вернулась домой утром. Ее подвез к подъезду на служебном УАЗике тот самый сержант, что оставался в больнице вместе с ней. Когда она собиралась выскочить из машины, остановил, взявшись за предплечье. Горбунова обернулась и он протянул ей бумажку с номером телефона:

– Лена, если угрозы какие будут или что-то насторожит, позвони мне. Не стесняйся.

Девчонка кивнула. Она вошла в квартиру. На полу в коридоре виднелись следы крови. Изодранная окровавленная одежда отца так и валялась в углу прихожей. Ленка посмотрела на часы: восемь утра. Взглянула на телефон. Звонить не стоило – Савины уходили на работу в половине девятого. Сбросив кроссовки, проверила карманы у испорченной одежды, выгребя все, что там было. Свернув тряпки в ком, унесла в кухню и бросила в мусорное ведро. Прошла в ванную комнату. Намочила тряпку и старательно протерла коридор. Прополоскав тряпку, помылась в душе и вновь посмотрела на часы: без четверти девять. Устало плюхнулась на банкетку возле тумбочки с телефоном и позвонила Люсе. Рассказала о случившемся. Попросила:

– Люсь, собирайся! Мы вместе сейчас к папе съездим. Со мной тебя пропустят…

Ей казалось, что все будет, как в хорошем кино: подруга бросится в больницу, упадет перед кроватью любимого на колени и останется с ним навсегда. Савина заплакала в трубку:

– Я боюсь смотреть! Я не могу прийти, не могу!

Ленка крикнула в трубку:

– Ты что? У вас же любовь! Ты нужна ему сейчас!

Люська взвизгнула:

– Какая любовь! Ты с ума сошла! Просто был трах!

Ленка растерянно пролепетала:

– Но ты же сама говорила, что жить без папы не можешь…

Подруга проорала яростно:

– Дурочка малолетняя! Мне просто хотелось научиться всему этому…

Горбунова долго молчала, не в силах поверить в предательство. Люська тоже притихла на другом конце провода. Наконец Ленка спросила:

– Значит, ты никогда больше не придешь?

Савина тихо ответила:

– Я боюсь… Мне Игорь звонил… Наверное, никогда… Передай Павлу, что все было ошибкой, ладно? И признание мое и то, что на шее у него первая повисла – все ошибка!

Люська повесила трубку, а Ленка еще долго сидела, прижав ее к уху и слушая гудки…

Учитель, очнувшись, ни слова не сказал милиции о тех, кто его бил. Писать он не мог и заявление от его лица писала дочь. «Неустановленные лица», бившие Горбунова, не были найдены. Уже через месяц врачи сообщили Ленке:

– У вашего отца из-за побоев произошла мышечная атрофия в ногах. В общем, ходить он не сможет…

Ленка разрывалась между школой и больницей. Торопливо ела и бежала с учебниками в больницу. Переворачивала отца и мыла его, словно маленького. Растирала руки и ноги. Одна из медсестер научила ее азам массажа и Ленка старалась. Никакой брезгливости и смущения от голого мужского тела не чувствовала. Делала уроки, склонившись над тумбочкой и часто поднимая голову, чтобы взглянуть на отца. Павел Иванович стеснялся своей беспомощности и каждый день просил у нее прощения:

– Прости меня, Леночка… Прости… Все из-за моей дурости…

Выписали Горбунова в конце октября. Скорая помощь привезла его к подъезду. Два здоровых мужика-санитара помогли Ленке поднять инвалидную коляску с отцом в их квартиру. Ноги отнялись окончательно. В ноябре у Павла Ивановича случился инсульт. В результате стали плохо командовать руки и Горбунов перестал говорить. Вместо речи вырывалось мычание. Дочь возила коляску по квартире, кормила отца с ложечки. Договаривалась с соседями и даже спускалась с ним гулять. Бывший физкультурник превратился в развалину. Только глаза все еще «жили» на лице учителя и из них часто катились слезы.

Пенсии по инвалидности, что выделило государство, катастрофически не хватало. Лекарства стоили бешеных денег. Таясь от всех, Ленка выходила ранним утром или поздно вечером на улицу и подбирала бутылки из-под пива. Собирала жестянки. По совету одной из соседок, договорилась с продавщицами из ближайшей овощной палатки и теперь забирала по вечерам подгнившие овощи и фрукты. Дома тщательно промывала, вырезала и чистила принесенное. Павел Иванович сидел в коляске рядом. Смотрел на ее ловкие ручки и плакал.

Бывшую подружку Ленка видела в школе каждый день, но они больше не разговаривали. Игорь Востряков каждый день подъезжал к школе и дожидался Люську. Она, смеясь, бежала ему навстречу. Никого не стесняясь, висла на шее, протягивая губы для поцелуя. Несколько раз Ленка сталкивалась с Игорем, тот сразу отворачивался, а она сжималась от страха и торопливо уходила. Девчонка знала, кто виновен в инвалидности отца. Однажды, когда рядом никого не было, Савина подошла к Горбуновой и сунула в руку пачку денег:

– Возьми. Фруктов купишь ему…

Ленка попыталась отпихнуть деньги:

– Не надо!

Люська оглянулась по сторонам:

– Не выделывайся! Игорь говорит, чтоб Павел сидел молча и не высовывался. За меня ему срок намотают: развращение, принуждение к сожительству…

Ленка в ярости подскочила к бывшей подружке:

– И ты подтвердишь?!

Савина неожиданно заплакала:

– Я боюсь… Я всех теперь боюсь…

Где-то стукнула дверь и Люська со всех ног кинулась в сторону буфета. Ленка посмотрела на деньги, а потом решительно засунула их в кармашек сумки, где лежали рецепты на лекарства для отца…

Вскоре после того, как Павла Ивановича парализовало, в квартире Горбуновых появились его сестра Анна и ее муж Валентин Лешковы. Родственники переехали из Мурома и тут же прописались в их квартире, не слушая племянницу и мотивируя приезд помощью по уходу за инвалидом. Никто из «благодетелей» от государства не поинтересовался, а кто такие эти Лешковы? Никто не спросил Ленку, а нужна ли ей помощь? Ведь справлялась же она три месяца! Жизнь у Лены и Павла Ивановича с приездом родственничков круто переменилась. Теперь ни о каком выздоровлении и покое не было и речи.