Электрополис

— Тогда окажется, что немец обманул американца. Но этого не случится. Простите, у меня еще много дела.

Я вышел из отеля. Было двадцать минут десятого. Невольно я обернулся, ища, нет ли поблизости кого-нибудь из моих приятелей, сыгравших со мной эту шутку. Ведь завтра первое апреля. Ну, разумеется меня разыграли. Кто-то изобразил собой мистера Аллистера, кто-то подкупил швейцара. А что касается денег, то конечно они фальшивые… Ага, вот идет и один из участников этой комедии, Рудольф Шпербер. Я, смеясь, пошел ему навстречу:

— Ловко сделано, старина!

— Что такое?

— Мистер Франк Аллистер кланяется тебе. А где же вся наша шайка?

Рудольф посмотрел на меня с тревогой:

— Ты кажется в лучшем настроении, чем был сегодня утром. Может быть твой опекун угостил тебя крепким вином?

— Опекун — нет, а от вашей шутки я немного обалдел… Она подействовала сильнее вина…

— Не дури, Фриц!

— Чего же тут дурить? Я приглашен мистером Аллистер на службу сроком на три года. Я буду получать тысячу марок в месяц. Впрочем ты знаешь все это лучше меня. Откуда вы только раздобыли этого Франка Аллистера?

Рудольф схватил меня за руку.

— Послушай, Фриц, что с тобой? Пойдем вместе на Фридрихштрассе, в наш ресторанчик. Там нас уже ждет вся компания и там мы побеседуем.

— С удовольствием!

На Фридрихштрассе, в ресторанчике, излюбленном нами еще со времен студенчества, действительно сидела вся наша компания.

Я поздоровался и крикнул, смеясь:

— Ей-богу, ребята, вы устроили ловкую штуку!

На меня посмотрели с удивлением. Рудольф пошептался о чем-то с Вальтером Гергардом и испытующе посмотрел на меня. Я поднял стакан пива и сказал: «За здоровье мистера Аллистера». Вальтер подошел ко мне. Он был серьезен и встревожен.

— Фриц, что это за история с мистером Аллистером? Рудольф сейчас рассказал мне…

— Да перестаньте же притворяться! — уже с досадой огрызнулся я и наскоро рассказал всю историю, закончив вопросом: где же вы раздобыли этого американца, выделывающего такие чудесные фальшивые день;и?

Лица моих приятелей становились все строже и серьезнее… Нет, положительно эти славные парни не притворялись.

Я показал Вальтеру письмо и подписанный мною договор. Я вытащил деньги. Мы внимательно осмотрели их. Нет, деньги не были фальшивыми.

— Но в таком случае что же все это значит?

Я покачал головой.

— Почем я знаю. Сегодня в полночь мне надо быть на аэродроме… Вот и все.

Вальтер решительно нахлобучил шляпу и заявил:

— Прежде всего мы пойдем вместе в отель Адлон. Я скажу мистеру Аллистеру, что я — твой старший друг и что мы все боимся за тебя. Если этот Франк Аллистер — честный человек, то он поймет нас. Идем скорей.

Я с благодарностью пожал Вальтеру руку и мы помчались. Ровно в половине одиннадцатого мы вошли в гостиницу.

— Можно видеть мистера Аллистера?

Швейцар, — на этот раз уже не тот, с которым разговаривал я, — переспросил:

— Кого?

— Мистера Франка Аллистера?

— Такого здесь нет.

Он повернулся спиной и занялся какими-то другими делами. Мы вышли на улицу.

Вальтер пробормотал:

— Если бы я не читал твоего договора собственными глазами, то подумал бы, что ты бредишь.

Я взглянул на него с отчаянием.

— Может быть мы все бредим… Может быть это повальное безумие.

Он ударил меня по плечу.

— Не говори глупостей. Все мы бодрствуем, все мы трезвы и все это не бред, а реальность. Во всяком случае мы должны быть в 12 часов на аэродроме. Если и там не знают никакого мистера Аллистера, то завтра ты снесешь деньги в полицию.

— А если… если мистер Аллистер будет там?.. — Я стиснул руку Вальтера и продолжал тоскливо: — Мне теперь уже все равно. Здесь я не оставляю ничего. Опекун выбросил меня на улицу… Мне нечего терять… И… и я готов ехать куда угодно.

Вальтер посмотрел на меня:

— Знаешь, я не буду ничего советовать тебе, но на твоем месте я поступил бы точно так же.

Было уже одиннадцать часов и нам нельзя было терять времени. Да мне и не хотелось возвращаться обратно к моим друзьям и тащить их всех с собой на аэродром…

Мы все еще стояли у подъезда гостиницы.

— Надо взять автомобиль. Ведь я должен еще съездить домой и захватить свои вещи.

Пустой автомобиль проезжал мимо нас.

— Эльзасштрассе, 26.

— Я знаю.

Мы сели.

— Кажется, шофер сказал: «я знаю»? Откуда он знает, где я живу?

— Вздор! Он хотел сказать, что знает, где находится Эльзасштрассе.

Но по лицу Вальтера я видел, что он сам не верит тому, что говорит.

Мы домчались до моего дома в несколько минут. Я наскоро побросал в чемодан свои вещи. Ровно без четверти двенадцать мы были на аэродроме. Посреди стоял приготовленный к полету аппарат.

Я обратился к человеку, стоявшему подле:

— Скажите пожалуйста, нет ли здесь аппарата, предназначенного для мистера Аллистера?

— Да. Это машина мистера Аллистера.

У меня было такое ощущение, как будто ледяная рука погладила меня по спине. При свете ярких фонарей я видел, как побледнел Вальтер.

К аппарату подошел господин, в котором я узнал Франка Аллистера. Он небрежно приложил палец к фуражке.

— Well. Я узнал, что вы придете. У нас еще десять минут времени.

Я набрался мужества и спросил:

— Куда же я направляюсь?

— В полночь наступит первое апреля. Шестого апреля, в девять утра, вы начнете вашу службу.

— Но где эта служба?

— В пустынном городе… В «Desert City».

— А где этот пустынный город?

Франк Аллистер ответил спокойно:

— Посреди пустыни Австралии.

Вальтер не выдержал и вмешался:

— Я старший друг этого юноши. Что вы хотите от него? Что это за договор? Вообще, что это за история?

Аллистер посмотрел на часы.

— У нас есть еще шесть минут. Сейчас я объясню вам.

Он вынул записную книжку.

— Отсюда до Австралии тридцать тысяч километров. Вы пролетите это расстояние в 170 часов. Пятого апреля в девять часов вечера вы могли бы быть на месте. Но так как вы летите на восток, то нужно учитывать разницу во времени. Это составит девять часов. Кроме того вы будете пять раз менять аппарат, на что уйдет также по полчаса. Вылетев отсюда в полночь, вы будете первого апреля, в восемь часов вечера по местному времени, в Трапезунде, на Черном море. Это — 2 тысячи километров. Вы вылетите оттуда в половине девятого и в семь часов утра будете в Тегеране. Третьего апреля в полночь вы спуститесь в Коломбо, пятого апреля, в половине четвертого утра, в Кроэ на Суматре, шестого, в семь часов утра, вы перелетите Кембриджский залив в Австралии и ровно в восемь утра спуститесь в пустынном городе. У вас будет час времени, чтобы осмотреться. В девять часов вы явитесь на службу.

Вальтер положил руку мне на плечо. Мы стояли молча, как изваяния, и смотрели на человека, описывающего это воздушное путешествие расстоянием в 30 тысяч километров с таким безмятежным видом, как будто речь шла прогулке из Берлина в Бреславль.

— Время, сэр!

Человек, сидевший на месте пилота на аэроплане, обернулся: у него было темно-коричневое лицо с очень острыми чертами. В произношении слышался восточный акцент. Аллистер посмотрел на часы.

— Да. Занимайте ваше место.

Мне все еще казалось, что я сплю. Почти машинально я сунул в руку Вальтера сто марок.

— Уплати моей хозяйке.

Больше я не мог говорить. Меня подсадили в кабинку, в тот же момент застучал мотор и, прежде чем я успел бросить последний взгляд на моего друга, гигантская птица взвилась над землей. Под моими ногами сиял морем огней Берлин.

Я не испытывал ни радости, ни тревоги. Я не испытывал ничего. Я чувствовал себя во власти чужих людей и отдался этой власти. Вокруг стало темно. Огни Берлина исчезли из вида и мы погрузились в. ночь.

Только теперь мне пришло в голову, что ведь я лечу один. Аллистер остался… В кабинке не было никого.

Я огляделся вокруг. Мне уже несколько раз приходилось летать на аэроплане, когда я работал добровольцем на «Юнкерсе», но такой чудесной кабины я еще никогда не видел. Она была вся отлакирована изнутри. Большое кресло превращалось автоматически в очень удобную постель и манило ко сну. Благодаря электрическому освещению в каюте было уютно и светло… Рядом с креслом стоял откидной столик и в стену было вделано несколько шкафчиков с надписями: «Холодные закуски», «Кипяченая вода», «Кофейник», «Чайник», «Вино», «Замороженный лимонад», «Книги и карты», «Газеты».