Мартовские истории

– Что за грязные мысли, Мила? Дементей, между прочим, человек женатый. А я на твою честь покушаться не буду, у меня нет проблем с девушками, всегда находятся те, что хотят того же, чего и я.

– Могу себе представить этих тех. Женский вариант Дементея, наверное. Ты же человек «широко известный в узких кругах».

– Да я тебя держать не буду! – Даник начал выходить из себя. – Завтра оформим все бумажки, и до свидания! Будешь еще учить меня жить! Вот получу наследство, уеду в Европу и соберу там группу. Ты еще про меня узнаешь! Увидишь тогда моих девушек по телевизору.

– Все с тобой ясно, – Мила устало откинулась на потертую спинку заднего сиденья. – Там хоть помыться-то можно по-человечески?

– Приехали, – густым басом возвестил Дементей.

Женский вариант Дементея под названием Лориэль (Ира) стоял на маленькой прокуренной кухне двухкомнатной квартирки с видом на помойку и забрасывал в огромную кастрюлю с кипятком четвертую пачку пельменей.

– Вы пива купили? У нас сегодня квартирник! – радостно возвестила Лориэль. – Скоро ребята придут! Там такие мальчики есть, – она серьезно затянулась вонючей сигаретой, – Музыканты, очень талантливые. – Куришь? Мила отрицательно замотала головой, и почитательница талантов продолжила:

– Жаль, что я замужем, а ты занятая. Демка у меня хороший, спокойный, выпивает в меру, все в дом: машину вот купил. Но нет в нем этого, ну ты понимаешь, ну чтобы внутри все прожигало. А вот твой такой классный, красавец, талантливый. Где вы познакомились? Ты, вообще, кто? Я – светлый эльф. Она откинула выкрашенные в красно-рыжий цвет волосы и продемонстрировала Миле торчащие вверх куски пластыря на ушах, расписанных «под хохлому». Дементей – темный эльф, видела у него сзади хвост на цепочке?

Милу уже тошнило от всего этого:

– Ира, есть чистое полотенце? Я хочу помыться. «Если это и есть интересные творческие люди, то лучше уж с такими не встречаться, а провести свою жизнь среди обывателей, которые выгодно отличаются тем, что не прикрывают свою никчемность внешней мишурой, типа остроконечных ушей из пластыря и хвостов бедных животных на драных кожаных штанах с облезлыми цепями»: – подумала она. Ей, даже, стало жаль Даниэля, она-то скоро уедет отсюда и забудет все это, как кошмарный сон. А он останется, и даже деньги не помогут ему вырваться из окружения этих существ. Не будет никакой Европы, скорее всего, все наследство уйдет на травку, пиво и пельмени для эльфов всех мастей. Она могла бы его спасти, вытащить отсюда и увезти с собой, может быть, при надлежащем обращении из него и вышло бы что-нибудь путное. И она так и сделала бы, будь ей глубоко за тридцать пять; но она еще не перешагнула тридцатилетний рубеж, и лелеяла в сердце мечту о прекрасном рыцаре без страха и упрека, который свалится на нее вместе с белым конем, и унесет в свою сказочную страну, где есть дворцы, море и пальмы в цветах. «Ну а если этого не случится, то уж лучше быть одной…»

Время шло к полуночи, а эльфы и «талантливые» все прибывали и прибывали, принося с собой бутылки с «жидким хлебом». Вечеринка только начиналась. Кто-то горланил идиотские песни под расстроенную гитару, кто-то мимо нот «подыгрывал» на флейте, некоторые играли в какие-то «волшебные» карты, ржали, как табун лошадей и общались между собой «веселыми словами», пытаясь переорать «живую музыку». Остальные, преимущественно дамы, закрылись на кухне и в густом табачном дыму вели великосветские беседы о том, как тесен их маленький эльфийский мирок, где все эльфы уже не первый круг ходят по рукам друг друга, и так сложно понять: кто? когда? и с кем? Но нужно понять, чтобы знать с кем и против кого дружить.

Понятно, что, несмотря на всю свою усталость, плотно закрытую дверь и подушку на голове Мила не могла уснуть в этом волшебном притоне.

Сделав три предупредительных стука, но, не дождавшись ответа, в комнату вошел Даниэль.

– Не спишь? – он присел на край кровати.

– Глупый вопрос.

– Я принес тебе портер, выпей, – он протянул ей пластиковый стакан, наполненный темным пивом.

– Не хочу.

– Поможет заснуть.

– Давай, – Мила приподнялась и протянула руку. – Может, хоть голова пройдет, – осушив стакан, она вернула его Данику, тот смял его и выбросил куда-то в темный угол.

– Знаешь, а я в последнее время, вообще, плохо сплю. С тех пор как мама умерла, кошмары какие-то снятся, как будто я хочу кого-то убить, бегу, догоняю и…руки в крови, в руках черная гитара тоже вся в крови. А еще знаешь, ко мне во сне песни приходят, такие красивые, но когда просыпаюсь, не помню ничего. Чего молчишь, Мила, Мила? А, ты спишь. Ну спи, – он поправил ей одеяло и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

– Нет, все-таки, он – хороший мальчик, – думала Мила, засыпая. – От крепкого пива она стала излишне сентиментальной, – Просто ему не повезло в жизни. Завтра я ему расскажу, кто его отец. Он, наверное, обрадуется, сможет уехать в Финляндию. Это такая красивая, спокойная и богатая страна, и там очень любят мрачных рокеров.

Мила проснулась ночью то ли от головной боли, то ли от странного предчувствия. Черная кошка сидела около кровати и недобро смотрела на нее светящимися в темноте глазами. Она уже собралась, готовая к прыжку, кошка метила куда-то в область ее шеи. Девушка заорала, так, что вздрогнули даже уснувшие любители шумных пьяных сборищ. В комнату вбежал полуголый Даниэль, он единственный из всех смог бодро подняться на ноги.

– Что случилось?!– он включил свет.

– Кошка, черная кошка! Здесь сидела кошка, – Мила показывала рукой на опустевшее место. Ни под кроватью, ни в углу за шкафом, ни в шкафу кошки не оказалось…

Миле хотелось скорее покинуть «нехорошую квартиру». К нотариусу они приехали за полчаса до начала рабочего дня, но у закрытых дверей конторы уже переминались с ноги на ногу две бодренькие бабушки, обсуждая между собой все тонкости наследственных дел. Одна из них пришла на прием первый раз, а другая уже десятый раз переписывала завещание, выстраивая таким образом "правильные" отношения в своей семье. «За мной будете!»:– сказала она Данику. Мила обреченно поняла, что быстро закончить здесь не получится. К моменту открытия очередь выросла до десяти человек, и все они «радостно» общались между собой, как старые знакомые. Утром у Милы просто болела голова, теперь в ней начали бить огромные и частые фонтаны сжимающей виски боли. «Что я тут делаю?, – подумала девушка, – Как меня угораздило вляпаться во все это?».

В маленькой приемной было душно, темно и не было места, куда можно было бы присесть. «Это чистилище, – поняла Мила – Все собравшиеся тут грешники, они в чем-то провинились и должны страдать. И я виновата в том, что была такой глупой и самоуверенной!». Наконец, спустя сорок минут после открытия, подошла их очередь.

– Читайте письмо, – строго сказала Миле нотариус, женщина, давно перевалившая за тридцать пять.

– Нам бы побыстрее отказ сделать, – вкрадчиво заговорил Даниэль, – девушка на поезд опаздывает.

– Нельзя, – нотариус извинительно улыбнулась ему. – Она должна сначала прочитать письмо, это обязательное условие завещания, – нотариусу эффектный молодой человек был симпатичен, но не настолько, чтобы рисковать ради него работой. Умные женщины между мужчинами и работой всегда выберут последнее. Мужчина – это узы, а работа – деньги. Деньги – свобода. Узы – для слабых женщин, свобода – для сильных.

– Здесь не надо читать, – женщина-нотариус окончательно определилась с выбором, – У меня очередь. Идите домой, читайте. Завтра придете.

Глава 6

«Здравствуй, Мила. Надеюсь, ты прочтешь мое письмо и все поймешь. Ты мудра, ведь ты уже познала разрушительную силу любви. Мужчина, которого я любила и от которого родила ребенка, был Гением. Как это часто бывает, лишь тонкая грань лежит между одаренностью и сумасшествием. И когда эта преграда ломается, они, как два моря, долгое время разделенные узкой косой суши, яростно бросаются в объятия друг друга и сливаются в единый океан. Дина Малевич своим предательством окончательно разрушила и без того хрупкую стену в Его сознании. Он нашел свое вдохновение в ее смерти, и теперь ее субстанция жаждет мести. Микаэль погиб, но ей хочется более страшной кары для него – забвения. Вот уже без малого тридцать лет Дина пытается сделать так, чтобы никто не узнал его имени. Ради этого она убила близнецов и меня бы убила, но я в то время носила ребенка, и она сжалилась. Я поклялась, что буду молчать. Этого ей было мало: «Своим «молчанием» ты однажды помогла ему убить меня, ты должна страданиями искупить свою вину!». Она велела мне расстаться с ребенком.