Страница 14 из 20
Поэтому какой-нибудь Сидоров может увидеть в Иванове такое, что окажется недоступным зрению, допустим, Петрова. Оттогото и случается так: Сидоров с Петровым говорят об Иванове, как о двух разных людях.
Нередко подобная ситуация возникает в школе: учитель и родитель в разговоре об одном ребенке обнаруживают, что говорят как бы о двух разных детях. А на самом деле каждый из них-w учитель, и родитель-оказался зеркалом, отразившим, в силу своего положения, разные стороны характера растущего человека.
Как научиться видеть его целиком, в движении, в противоречиях развития, не поддаваясь инерционной силе "эффекта ореола"?
Необходимо тренировать наблюдательность. Как, например, спортсмены тренируют тело. А. Макаренко писал об этом .так: "Можно и нужно развивать просто физическое зрение...
Нужно уметь читать на человеческом лице, на лице ребенка...
Ничего хитрого, ничего, мистического нет в том, чтобы по лицу узнавать о некоторых признаках душевных движений".
Есть комплекс специальных упражнений, развивающих наблюдательность. Один мой знакомый часто затевал с сыномдошкольником такую игру: они соревновались, кто, один раз взглянув, точнее опишет, во что одет дядя, гуляющий во дворе с собакой. Потом - какое у него выражение лица, настроение.
Затем - упражнение, развивающее воображение: о чем думает сейчас дядя, а о чем - собака. Немного погодя, они стали так же описывать настроение и воображаемые мысли друг друга.
Этот тренаж необходим растущему человеку не менее чем взрослому, потому что он тоже подвержен инерции "эффекта ореола". Разница в темпах жизни создает у него обманчивое впечатление: взрослый не меняется. Такой невольный самообман закрепляет неумение понимать душевное состояние родителей, вникать в сложные обстоятельства их жизни.
Отсюда - подростковый максимализм: поспешные оценки, однозначность выводов, нетерпимость ко всему, что не укладывается в привычную схему. Во избежание этих бед (а подобный максимализм нередко приводит даже к родительским инфарктам) нужно учить ребенка преодолевать инерцию "эффекта ореола". Учить -проблемно, организуя ситуацию, которая заставляла бы его дотошно внедряться в открывшийся пласт жизни.
И вместе с ребенком самому учиться (всегда заново!)
искать истину, не довольствуясь поверхностным впечатлением.
Запись 9-я
ЧУЖАЯ ОБИДА
О коте Ваське.
тяге к животным
и умении сочувствовать
Выходной день. В окнах солнце. Волнистый попугай Кузя - недавнее приобретение - звонко цвиркает, сидя на клетке. Даже тогда, когда он не летает по комнатам, его слышно во всех углах нашей новой квартиры. (Сколько с переездом было хлопот - радостных, конечно, - страшно вспомнить!)
Смотрю газеты. Слышу: осторожными шажками подходит к креслу Ксенька (ей сейчас четыре года и три месяца). Некоторое время стоит сбоку молча. Потом садится на ручку кресла, кладет голову мне на плечо и вздыхает. Вздох такой тяжелый, что я пугаюсь.
- Тебе чего, Ксеня?
- Хочу к дедушке с бабушкой.
Об этом она твердит чуть ли не каждый день. Ей в новой квартире слишком пустынно. Общество Кузи не веселит - попугай больно щиплется, когда его хочешь погладить по изумрудным перьям. В детском саду, куда недавно стала ходить, она подруг завести не успела.
Мне ее жалко. Думаю вслух: "А что если нам и в самом деле поехать к дедушке с бабушкой?" Ксенька нетерпеливо приплясывает: "Поедем! Поедем!" Мы идем с ней на кухню -советоваться с мамой. Но она в ванной - затеяла стирку. Ни о какой поездке говорить не хочет.
Ксенька расстроена. Канючит: "Ну, поедем, без мамы!"
Сказать твердо -"нет"? Но ведь нужно объяснить, почему: мы в гостях развлекаемся, а мама здесь - руки в мыльной пене, ворох белья... Только ведь это объяснение вызовет лишь досаду на маму: надо же, не вовремя за стирку взялась.
- Ну, поедем! Ну, пожалуйста!
Умоляющее лицо. Вот-вот заплачет. Ну что ты будешь делать?
- Хорошо, -говорю, -поедем. Но вначале давай сядем и представим: что будет здесь делать мама одна?
Ксенька садится на ручку кресла. Немножко поговорить она согласна, раз решено ехать.
- Мама будет стирать, -отвечает.
"Никакого сочувствия! -думаю с отчаянием. -Неужели не понимает, что мы будем отдыхать, а мама в выходной день -работать!"
- Ей будет грустно одной, -начинаю издалека.
- Ас ней Кузя останется, -не соглашается Ксенька.
- Да, пожалуй, ты права, - киваю.
Лихорадочно ищу выход из этой ситуации. Наконец, вот оно - забрезжило! Импровизирую:
- Давай представим: Кузя летает по комнате, громко цвиркает, чтобы маму развеселить. Так, да? Но маме все равно грустно. Она стирает и думает: "Оставили меня здесь, а сами уехали". Ей обидно. Так обидно, что слезы вот-вот закапают.
Кузя увидел ее грустное лицо и влетел в ванную, стал ей помогать Ксенино платье стирать. Крыльями помогает -не получается. Лапками -тоже неудобно. Стал клювом помогать. А клюв кривой и острый, только платье порвал. Мама еще больше расстроилась. Бросила все, села вот в это кресло, слезы по щекам текут. А Кузя у нее на плече топчется, что-то в ухо цвиркает, успокоить хочет.
Молчу. Ксенька тоже молчит. Потом признается:
- Мне даже плакать захотелось.
Я все еще молчу.
- Давай маме поможем, - предлагает она.
- Мы идем к маме, которая немедленно вручает нам по тряпке и отправляет вытирать пыль. "А если бы Кузя вытирал пыль, - продолжает фантазировать Ксенька, - у него бы опять не получилось, да? Мама еще хуже расстроилась бы. А мы все вытрем хорошо, и мама будет веселая... Правда?"
Нет, она отнюдь не бессердечная... Помню, в то время, когда еще не выговаривала букву "р" по утрам, бывало, ленилась сразу вставать. Обычно же она всегда провожала меня до коридорной двери. Как-то говорю ей: "Вот не проводишь, я буду на работе весь день грустить". Быстро умылась, проводилаВечером, услышав, как щелкнул дверной замок, выбежала в коридор, ухватилась за рукав пиджака, спрашивает, пропуская трудную букву "р": "Ты не густил?" Надо же, весь день - а для нее это вечность - помнила!
Но почему же сейчас, вначале нашего разговора о маме, не могла сама понять, что маму нужно пожалеть, что ей нужно помогать? Видимо, привыкла: большие жалеют маленьких, помогают им, а не наоборот. Однажды читали сказку о том, как маленькая мышь помогла большому льву выбраться из ловушки: перегрызла сеть. Ксеньку история со львом и мышью поразила-несколько дней подряд вспоминала. Для нее это не норма, а исключение... Вот что мы упустили: мы должны были сделать нормой ту, доступную ей, помощь, которую она могла оказывать нам, взрослым.
А мы... Даже поливку цветов, бывает, не доверяем: бабушка илм мама норовят сами. Мол-де воду по комнате расплещет - лишние хлопоты.
Да, разумеется, мы должны опекать ее, заботиться о ней, даже жертвовать чем-то ради нее. Только иногда, я думаю, эта жертвенность - ей во вред. Не раз было: приходит Максим Петрович с работы усталый, ему бы отдохнуть, но зовет Ксенька. И дед идет играть. Потому что уже взял за правило откликаться на первый же ее зов... Мы тем самым лишаем ее возможности нам, взрослым, посочувствовать. Потом удивляемся: почему не может сразу, самостоятельно понять, когда взрослому трудно?!
Конечно, легче научить ее сочувствию в заботе о маленьком, зависимом от нее существе... Поэтому и купили попугая...
Помню, когда были в зоомагазине, она сама увидела его в вольере золотистая голова, голубая переносица, изумруднозеленое оперенье с черной полосой на концах крыльев. Первое время она подолгу сидела у его клетки, наблюдала: вот он возится кривым клювом у себя под крылом, роняя красивые перья. Вот хватает овес, вышелушивает сладкую сердцевину, сорит. А когда летит через всю комнату - со свистом, упруго трепеща крыльями, Ксенька испуганно и счастливо жмурится, втягивая голову в плечи.
Однако очень скоро она охладела к нему: слишком скудным было общение. Приходилось напоминать: "Ксеня, ты не забыла дать Кузе корм? А воды напила? А газетку сменила?" Как-то ей совсем в тягость стало это ухаживание. Предложила: "Мама, пусть Кузя будет твой!" Валя удивилась: "И тебе не жалко?"