Страница 3 из 70
***
— Ежели бросишь чуть ниже над водой, он пролетит дальше и подпрыгнет несколько раз.
Чей-то голос раздался над ухом, когда я, перегнувшись через бортик, пыталась выудить очередной камушек.
Я испуганно выпрямилась и оглянулась. Темноволосый мальчишка лет пятнадцати в аккуратном камзоле с парадными лентами и расчесанной челкой, сидел на бортике фонтана, почти касаясь воды носками сапог.
— Ты кто? — испуганно спросила я, прижимая мокрые руки к груди.
— Царевич, — грустно улыбнулся мальчишка. — А ты кто, Кроха?
Я задумчиво посмотрела на мальчишку.
— Ты не похож на царевича..
— Почему? — удивился он.
— Царевичи веселые и смелые, они царевен от чудищ спасают, — сообщила я мальчишке, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. — Вот ты когда-нибудь спасал царевну?
Мальчишка улыбнулся краешком губ, а глаза его остались задумчивыми.
— Скорее царевне придется спасать царевича, Кроха...
Я гордо выпрямилась, не обращая внимания на подмокшее платье и мятые розовые банты.
— Ежели понадобится, спасу!
Одинокий смешок как-то уныло прозвучал в тихой пустой оранжнрее.
— Я тебе верю, Кроха. Ежели, кто-то меня и может спасти, то только ты.
— Но я ведь не царевна... — От неожиданного расстройства даже слезы на глаза набежали.
— Царевич всегда женится на спасенной царевне? — неожиданно уточнил мальчишка, серьезно глядя на меня.
Я уверенно кивнула — большой розовый бант на голове согласно трепыхнулся.
— Значит, я женюсь на тебе, и ты тоже станешь царевной.
— Тогда я точно тебя спасу! — я вздернула нос и сжала кулачки, подтверждая решительность своих намерений. — Вот только... ты научишь меня бросать камушки?
Грустный царевич улыбнулся.
Мне, смущенно теребящей бант, ужасно захотелось улыбнуться в ответ...
***
Осенью того же года в стольном Софийском граде вспыхнул мятеж. Люди устали терпеть самодурство бестолкового царя и жаждали уже не перемен, а крови. Цесаревич Мирослав, по счастливому стечению обстоятельств, оказался в Южном, куда не успела докатится волна народного недовольства. Суровые вояки, непрерывно имеющие дело с басурманами, благоволили цесаревичу. Гвардейский подпоручик Луговской, наш батюшка то бишь, одним из первых поддержал наследника престола. Цесаревич лично возглавил войско, навел относительный порядок с стольном граде и с тех пор фактически правил государством, позволяя царю-батюшке тихо транжирить казну в свое удовольствие. А про младшего все как-то забыли. Никто не знал, как он выжил, что испытал, когда понял, что до брата ему не добраться, а царю глубоко без разницы, что будет с сыном.
Я несколько раз видела царевича возмужавшим. Он возвратился после долгой учебы в заморском Университете, лишь для того, чтобы потрясти царский двор безумными выходками и ледяным презрением ко всему, что раньше было ему дорого.
Минуло восемь лет. Я повзрослела, поняла, что не вижу в холеном, безжизненном лице ни одной черточки того Царевича, что до сих пор сидит на бортике фонтана где-то в глубине моей памяти. Того Царевича, которого я обещала спасти.
Временами, я мечтала, как мальчишка с длинной темной челкой оказывается каким-то другим царевичем и...
...и, возвращаясь с небес, приходилось признавать: запас царевичей в мире жестко ограничен. Наше Царство располагает лишь пятью, трое из которых годятся мне в дедушки.
Приходилось признавать очевидное: грустный юноша превратился в царевича Елисея, франта, мота и пьяницу, спасать которого, даже подвернись мне такая возможность, я бы не стала.