Австралийский магнат

И он, придерживая меня за локоть, увлёк за собой вдоль тротуара по петляющей то вправо, то влево улочке. Мне вновь начало казаться, что мы совсем недавно проходили мимо сияющей витрины именно вот этого небольшого скобяного магазинчика. Но гигант быстро тащил меня за собой, увлечённо нашептывая на ходу свою необыкновенную жизненную историю:

– А бывало, на семейных празднествах, нализавшись бананового ликёра до полной потери самоконтроля, Артём нежно прижимался к моему плечику и жалобно постанывал:

– Ах, Стёпушка, Стёпушка! И за что же меня Бог так обидел? Будь я женщиной, то смогла бы тебя осчастливить на всю жизнь моей преданной и пылкой любовью.

– Боже упаси! – ужасался я, с опаской оглядываясь, не видит ли кто-нибудь этих телячьих нежностей маленького извращенца. – Меня и так уже твоя кузина осчастливила почти до полной и безоговорочной невозможности!

– Глупая она, глупая! – томно хныкал Артём. – Ведь она даже не осознает, какое это безумное счастье отдаваться такому красивому, видному и статному мужчине.

И лез ко мне целоваться. Нельзя сказать, что Любашин кузен был полной уродиной. Скорей, какой-то смешной и нелепый на вид. Высокий лоб, огромные тёмно-карие очи, но пухлые алые губки и не по-мужицки маленький аккуратненький подбородочек. Волосы густые, чёрные, вьющиеся крупными локонами. Шея длинная, тонкая, так что при ходьбе голова его как-то смешно мотылялась со стороны в сторону. Вернее, подбородок уморительно покачивался туда-сюда при каждом его шаге, как блуждающий маятник старомодных ходиков. Плечи у Артёма были узкие, покатые, а бёдра широкие, но крепкие и налитые. Да и ростом он не вышел, а был всего лишь немного выше моей бывшей супруги. Похоже, что Природа действительно задумывала его, как женщину, но в последний момент почему-то передумала.

Когда он пьяненький лез ко мне целоваться, то я сгорал со стыда и не знал, куда мне от этого ужасающего срама податься.

– Артём! Ты что? Опомнись! – пытался я осадить зарвавшегося губошлёпа, а он закатывал глазки, выпучивал губки бантиком и ласково шептал мне на ушко:

– Не зови меня Артёмом, а зови меня Артемидой.

Тоже мне Артемида Эфесская нашлась!

4. Слава Стратостата.

– Ты знаешь об Артемиде Эфесской? – поражённо воскликнул я.

– Вообще-то, я с ней лично знаком не был. Но у меня есть старый дружаня, Володя Дьячук, – хронический террорист-бабник. Вот он как-то и попытался затащить её к себе в постель. Потом, бедняга, долго-долго залечивал переломы челюсти и правого предплечья, разрыв связок левой стопы, а также многочисленные ссадины и ушибы. А ты что, тоже имел счастье встречаться с этой дамой? – вопросительно взглянул на меня Степан.

– Помилуй, Господи! Неужели я так плохо выгляжу? – растерянно спросил я. Но что-то необычное во взгляде гиганта мне не понравилось. Где-то в глубине его серо-голубых глаз искрилась скрытая, затаённая ирония. Мне уже давно начало казаться, что он попросту разыгрывает меня, представляясь таким твёрдолобым невеждой, беспросыпным неучем и тупицей.

– Слушай, дружочек! А ты мне, случайно, не вешаешь на уши первосортную японскую лапшу быстрого приготовления?

Степан изумлённо взглянул на меня невинными, широко раскрытыми детскими глазами, затем часто-часто захлопал своими белёсыми ресницами. Но, вдруг, не сдержавшись, от всей души расхохотался и весело пробасил:

– Ну, неужели ты думаешь, что я такой дремучий пень из лесной глухомани, что ничего не слышал об этой подлой и коварной мерзавке? Я, конечно, не очень любил историю, но отлично помню, как не то в четвёртом, не то в пятом классе Аристарх Поликратович поведал нам о семи общепризнанных чудесах света. Так вот, довожу до твоего сведения, что во времена Царя Гороха в Греции премьер-министром был гражданин Олимпии Зевс Кронович. А так как и в те времена, как и сейчас в Украине, во власти процветало кумовство и сватовство, то на должность министра экологии и лесного хозяйства Зевс назначил свою внебрачную дочь Артемиду. Работёнка не пыльная и прибыльная. Торговля лицензиями на отстрел редких диких животных и вырубку заповедных лесов приносила ей довольно-таки солидные доходы. Хотя, по моему личному мнению, Артемида – озлобленная, надменная и фригидная бабёнка – была самой настоящей кровожадной мафиози в юбке. Со своим братцем-подельником Аполлоном, который числился министром культуры, она перестреляла четырнадцать ни в чём не повинных детей царицы Ниобы лишь за то, что та сдуру брякнула, что её чада прекрасней внебрачных выродков Зевса. Поэтому бандитствующую парочку близнецов в Греции боялись, почитали, но не очень-то и любили.

Но как-то в турецком городе Эфесе, где в основном проживали греческие иммигранты, на очередных выборах в мэры один из кандидатов пообещал превратить этот захолустный городишко в процветающий туристический центр региона. Став мэром, этот парень угрохал все деньги городского бюджета на строительство храма-музея зловредной и коварной Артемиде. В то время было модно строить храмы-музеи ещё живым, то есть не отошедшим в мир иной, министрам и религиозным деятелям.

– Но почему именно Артемиде? – дружно возмущались горожане.

– Да потому, что по всей Греции другим министрам музеев, как нужников настроили, а Артемиде – ни одного! – объяснил новоиспеченный мэр.

С размахом была проведена энергичная и агрессивная рекламная компания. И народ со всей ойкумены хлынул в Эфес, чтобы поглазеть, что же там воздвигли, настрогали, намалевали и наваяли местные умельцы, да ещё в честь и такой скверной и сволочной бабы.

– Ойкумены? – немало удивился я от того, что гигант знает такое заковыристое иностранное слово. (Прим. Ойкумена – земля, населённая людьми. др. греч.).

– Это земли, где жили мужики, которые были в состоянии ойкнуть, увидев что-нибудь изумительное и прекрасное, – весьма своеобразно пояснил Степан значение этого древнего слова. – Туристами в те времена в основном были мужчины, а бабы с детьми безвылазно сидели дома на хозяйстве. Так вот! Труды местных зодчих не пропали даром. Огромные толпы паломников, туристов и зевак наводнили улицы захолустного города. Гостиницы, рестораны, кафе и бары Эфеса были забиты состоятельными гостями со всех концов света. На городских песчаных пляжах яблоку негде было упасть. Деньги как из рога изобилия потекли в кошельки горожан и в опустошённую расходами городскую казну. Эфес начал процветать и стремительно богатеть буквально из года в год и из месяца в месяц. Вскоре из общепризнанного всегреческого туристического справочника «Семь чудес света» была вычеркнута вконец развалившаяся Вавилонская башня и туда торжественно внесли храм-музей Артемиды Эфесской.

И всё бы было замечательно, но… Жил в Эфесе такой себе серенький, невзрачный, но завистливый гражданин по имени Стратостат. Ни умом, ни успехами в бизнесе, ни другими своеобразными талантами он особо не отличился. Учиться не желал, но уж очень хотел прославиться, да так, чтобы имя его гремело по всему миру и упоминалось во всех грядущих веках. И вознамерился этот душевнобольной честолюбец достичь своей страстно желаемой цели любою ценой! Взял этот идиот спички, пробрался ночью в храм и поджёг приносящую несметный доход городскую святыню. Пироман несчастный! И сгорел храм дотла, со всеми своими виртуозными потрохами. То есть, я хотел сказать, со всеми своими изумительными шедеврами искусства. А там бы их точно на два с избытком Лувра набралось!

Но не такие были ребята в Эфесе, чтобы впасть в отчаяние и опустить от безысходности свои мозолистые руки. Они засучили рукава, заново отстроили прославленный храм и сделали его ещё более прекрасным и величественным. Поговаривали, что сама министерша раскошелилась и пожертвовала на это часть своих личных доходов.

А имя Стратостата постановили не упоминать ни в одном путеводителе, ни в одном справочнике, ни в одном учебнике истории. Но имя ужасного злодея и честолюбца, несмотря на запреты и цензуру, пережило все последующие века и тысячелетия. С тех самых пор выражение «Стратостатова слава» стало крылатым. Это слава, добытая страшным злодеянием или бесчеловечным преступлением. Что, Василий? В первый раз слышишь эту историю?