Изгоняющий демонов

Прорицательница сидела у костра перед своим жилищем и что-то стряпала в изрядно закопченном бронзовом котелке. Никто не знал, какого она роду-племени и сколько ей лет. Лицо старухи превратилось в морщинистую маску, которая долгие годы оставалась неизменной. Казалось, что для нее время остановилось или текло мимо. Космы седых волос ниспадали на ее плечи, оттеняя смуглое почти до черноты лицо. Колдунья и так не отличалась белизной кожи, а уж копоть очага и вовсе превратила ее в женщину из страны Нуб[13].

Оставив сопровождающих его воинов внизу, на неширокой ровной площадке, – они буквально упали на камни; даже для выносливых солдат дорога оказалась чересчур тяжелой – Кисир-Ашур поднялся по вырубленным в скале ступенькам к входу в пещеру. Кто их сделал и когда, можно было только гадать. По крайней мере, пещера существовала уже тогда, когда Баниту еще и на свете не было.

Колдуны Земли Ашшур шептались между собой, что пещера была местом, где выходил на поверхность сам бог Даган[14], который по длинному тоннелю, наполненному водой, поднимался из морской пучины на поверхность земли, чтобы понежиться под солнечными лучами в таком месте, где его никто не мог видеть. А он выглядел и впрямь устрашающе – огромное чешуйчатое чудовище, похожее на человека с рыбьим хвостом.

Так это было или нет, но Баниту подобные легенды не пугали. Возможно, частые землетрясения завалили тоннель, Даган перестал пользоваться этим выходом и где-то нашел новый, но, как бы там ни было, а в огромной пещере остался идеально круглый бездонный колодец, наполненный странной водой. Она была масляниста на ощупь, темна и скверно пахла и, конечно же, пить ее нельзя было. Зато творить колдовство – в самый раз.

Баниту была подслеповата. Но слух у нее оказался отменным. Несмотря на то, что ашипу в своих сапогах на мягкой кожаной подошве ступал тихо, как большой кот, прорицательница услышала его шаги и сказала, не поворачиваясь к лекарю:

– Напрасно пришел. Сегодня ночь Кровавой Луны. Или ты хочешь услышать страшное пророчество?

– Я знаю, о мудрая, – ответил Кисир-Ашур. – Поэтому я здесь.

– Кто ты?

– Я ашипу повелителя Земли Ашшур.

– А-а… Кхр! – Голос старухи и до этого был резким и слегка хрипловатым, а последний звук и вовсе напоминал карканье вороны. – Прости, что не могу поклониться тебе в ноги. Спина проклятая замучила. Старой я стала…

– У меня есть средство поставить тебя на ноги, – с невольным смешком ответил лекарь.

Он словно знал, чем ему ублажить колдунью, которая обладала скверным характером. Любой человек, который обращался к ней за прорицанием, обязательно должен был поднести Баните какой-либо подарок – жертву ее богам (имена которых никто не знал). Однако она могла и не принять подношение. Золото и драгоценности ей не были нужны, и за свои услуги прорицательница в основном брала продуктами и одеждой. Конечно же, Кисир-Ашур это знал и приготовил старухе много разных вкусностей, а также теплое шерстяное платье и одеяла.

Но лекарь был еще тем хитрецом. Прежде чем отправиться в путешествие к Горам Мрака, он расспросил тех, кто здесь побывал. И выяснил, что старуха, несмотря на свои вещие способности, хворает точно так же, как обычный человек. А поскольку в Ущелье Гроз почти всегда царила сырость, он предположил, что у нее должны болеть кости, поэтому и захватил с собой мазь, в состав которой входил змеиный яд.

Он сам ее придумал, не рискнув открыться даже своему доверенному асу. Еще чего! Если престарелые царские вельможи узнают, чем он их лечит, то ему откажут в доверии, или того хуже – пошлют на плаху.

Ведь один из самых страшных демонов Зохак имел три головы – две змеиных и одну человеческую. Он обитал в Вавилонии, которая издревле считалась средоточием злых сил. Поэтому люди Земли Ашшур относились к змеям со страхом и предубеждением, хотя, как выяснил любознательный лекарь, древние колдуны-целители не гнушались использовать в своих снадобьях не только яд пресмыкающихся, но также их кости и кожу.

Его мазь оказалась просто превосходной. Состав ее был очень сложным; Кисир-Ашур долго бился над ним, пока не достиг желаемого результата. Мазь желтоватого цвета приятно пахла цветами и медом, хорошо впитывалась в кожу и быстро приносила облегчение.

– Наверное, много золота? – не без иронии спросила колдунья.

– Нет. Для тебя я привез тюк с продуктами, теплой одеждой и одеялами. Но не это главное. Вот… – С этими словами лекарь подал старухе плотно закрытый горшочек с мазью.

Она сняла крышку с горшочка, понюхала его содержимое и удивленно спросила:

– Что это?

– Твое спасение, о мудрая. Стоит нанести эту мазь на больную спину, и ты побежишь, как девочка.

– Да ну? – удивилась Баниту. – Не очень верится…

– А мы попробуем…

Спустя недолгое время старуха уже бодро расхаживала (только косточки хрустели) вдоль скального обрыва, в котором чернел огромный зев пещеры, и радостно улыбалась щербатым ртом. Мазь и впрямь сотворила чудо.

– Только хочу еще раз тебе напомнить, – наконец молвила она, насладившись свободой движений, – что ночь Кровавой Луны не лучшее время для прорицания хорошему человеку. А ты именно такой.

– О мудрая, прорицание будет касаться другого…

– А… Ну, тогда можно.

Кисир-Ашур про себя подивился: почему старуха не спросила его, откуда он знает про ночь Кровавой Луны? Ведь такие знания недоступны простому смертному. Да и сам ашипу до поры до времени этого не знал. Но ему способствовала удача. Он сдружился с престарелым звездочетом, который сутками сиживал в каменном мешке – высокой башне с куполом. В нем были прорезаны крест-накрест неширокие щели, через которые старик наблюдал за звездным небом.

У него была почти такая же беда, как и у прорицательницы; только болела не спина, а ноги. Мазь с ядом змеи и ему помогла, и благодарный звездочет рассказал лекарю про ночь Кровавой Луны, когда колдовские ритуалы (в том числе и прорицания) обретают особую силу.

Явление Кровавой Луны само по себе очень редкое, и было бы грех не воспользоваться таким случаем. Правда, для колдовских действий нужна была кровь, но Кисир-Ашур все же предполагал, что не человеческая. Для жертвы он привез с собой по совету бывалых людей черного барашка. И несколько амулетов с драгоценными каменьями – из подарков Шаррукина; к ним прикасались руки повелителя, а это было очень важно. А еще ашипу предупредили, что ни в коем случае нельзя долго смотреть на полную Луну. Иначе можно сойти с ума…

Ночь заполнила ущелье, как накат вешней воды, – быстро, с напором, сверху донизу. Дожидаясь, пока Кровавая Луна покажется на небе, колдунья зажгла небольшой костерок, посыпала в него какие-то пахучие травки и долго что-то бормотала себе под нос. А затем она взяла драгоценные амулеты Кисир-Ашура, разложила их вокруг костра по кругу, и окропила каждый из них несколькими капельками жертвенного барашка.

Вдруг площадка возле пещеры озарилась мягким красным светом – над краем обрыва показалась Кровавая Луна! Этот момент стал для ашипу и ожидаемым, и неожиданным. Он напрягся и принялся вслушиваться в речи прорицательницы. Она говорила на древнем аккадском языке, который уже мало кто знал, но только не хорошо образованный ашипу. Он специально выучил эту речь, чтобы разобраться в древних медицинских рецептах и предписаниях, изложенных клинописью на глиняных табличках, хранившихся в Уре.

– Будь то злой утукку, злой алу, злой этемму, злой улу, злой илу, злой рабицу, ламашту, лабацу, аххазу, лилу, лилит, ардатлили, смерть, огонь, зло, какое бы оно ни было, бедствие, не имеющее названия, пусть оставят меня… – Прорицательница творила заклинания, будто сплевывала фруктовые косточки.

Ее речи были темны и непонятны, хотя и сам ашипу в колдовских науках, что называется, собаку съел. Для жрецов-врачевателей Земли Ашшур творение заклинаний при лечении больного были такими же естественными, как и составление рецептов лекарств. Он лишь сообразил, что Баниту перечисляла всех демонов, чтобы не дать ускользнуть ни одному, иначе он может вмешаться в процесс прорицания и исказить его смысл.

13

Нуб, Нубия – историческая область в долине Нила, между первым и шестым порогами, то есть севернее суданской столицы Хартума и южнее Асуана в Египте.

14

Даган, Дагон – почитался как бог-покровитель земледелия и рыбной ловли. Упоминается в аккадских (ассиро-вавилонских) источниках (III–I тыс. до н. э.) и текстах Мари, Эблы и Угарита, а также в личных именах аккадских царей (Иддин-Даган, Ишме-Даган).