Изгоняющий демонов

– Вон оно как… Что ж, тогда присаживайся к моему очагу. Скоро похлебка будет готова, приглашаю откушать, что нам послали боги.

– Благодарю за приглашение, – вежливо ответил Эрибу, но усесться не спешил. – С вашего позволения, я отлучусь ненадолго…

– Зачем?

– Забрать свою охотничью добычу. Чтобы ее звери не растащили. Здесь недалеко…

– И то верно. Но возвращайся, я жду.

– Обязательно, – с легким сердцем ответил Эрибу и быстрым шагом направился обратно, к возвышенности, где он намеревался провести ночь…

Спустя немного времени старик и мальчик с удовольствием хлебали вкусное варево, куда были добавлены и кусочки оленины, а над костром запекался добрый шмат мяса, источая аппетитные запахи. По крайней мере, для изрядно проголодавшегося Эрибу. Отшельник был гораздо умеренней в еде.

Старика звали Ушпия. Он оказался субарейцем[20]. Это были загадочные люди. Они считались вечными скитальцами без роду-племени (хотя, конечно, это было не так) – бродили по Земле Ашшур, надолго не задерживаясь на одном месте. Богами субарейцев были природные явления – гроза, дождь, ураганы, суховеи, землетрясения, и ашшуры верили, что они имеют на них влияние.

Появление в деревне горшечников бродячего субарейца всегда было большим событием. Странники-субарейцы успешно лечили разные болезни (чем вызывали недовольство деревенских жрецов-врачевателей), предсказывали судьбу гаданием, используя при этом кости животных, ветки деревьев и камыш. А два года назад один из них вызвал проливные дожди и тем самым спас поля и огороды местных крестьян от засухи, которая длилась больше двух месяцев.

Это было тем более удивительно, что самые сильные заклинания местных жрецов, которые просили милости у богов ашшуров, не принесли желанного результата. А странник, забравшись на холм, – все ту же самую высокую гору близ деревни горшечников, от которой она и получила свое название, – обратился к своему богу грома Тешшубу, и тот не замедлил откликнуться после долгого моления субарейца.

Правда, при этом молнии убили несколько ослов и овец, но этот убыток полностью покрывался щедрым урожаем зерновых и пышной зеленью грядок с овощами.

Тем не менее Эрибу был удивлен. Как мог странник-субареец стать оседлым? Он не выглядел ни больным, ни слишком старым, не способным к длительным переходам. Скорее, наоборот – все его движения были не замедленными, как у стариков из деревни Шаду, а достаточно быстрыми, уверенными и плавными. Он даже не кряхтел, когда приходилось прилагать большое усилие.

Насытившись, старик наконец обратил свой взор на отливающую в свете костра чистым золотом шкуру леопарда, связанную в узел. Эрибу положил ее чуток поодаль. Когда сняли с вертела запеченный кусок оленины, в костер подбросили дров, и высоко взметнувшееся пламя осветило гораздо большее пространство, тут-то отшельник и увидел, что принес мальчик. При этом он не только сильно удивился, но и озаботился. Это было видно по тому, как субареец сдвинул густые косматые брови и остро взглянул на юного охотника.

– Тебя любят боги, – сказал он очень серьезно. – Это неспроста. Дай-ка мне свою руку.

Просьба была похожа на приказание, но Эрибу не стал противиться. Однако едва старик прикоснулся к мальчику, как раздался треск, и между руками отшельника и юного охотника проскочила искра.

– Уф-ф! – воскликнул ошарашенный старик и подул на обожженные кончики пальцев. – Эко диво!

Эрибу тоже был сильно удивлен. Искру, похожую на миниатюрную молнию, он и сам увидел впервые. Мало того, мальчик заметил, что она исходила от него! Но почему? Ведь до этого он спокойно прикасался и к братьям, и к родителям, и к друзьям, но никогда прежде ничего подобного не случалось.

– Скажи мне, Эрибу, ты не будешь возражать, если я погадаю для тебя на печени оленя? – спросил старик. – В твоих руках скрыта могучая сила, которую дали тебе боги. Это мне уже понятно. Не скрою – я впервые встретился со столь необычным человеком. И хорошо бы тебе знать, как сложится твоя судьба. Можешь мне поверить, многие хотели услышать откровения из моих уст, да вот только редко кто из них был удостоен такой милости. Человеку с грязными мыслями нельзя даже приближаться к Хене, пресветлой богине. А ты еще юн и чист, как родниковая вода. Поэтому мое гадание будет точным и правдивым.

Мальчик некоторое время колебался, пребывая в сомнениях. Деревенские предсказатели использовали в своих гаданиях камешки, ветки деревьев, камышинки и кости животных, пророчествовали, наблюдая за полетом птиц… Но никогда не гадали на внутренностях животных, считая это дело нечистым, хотя в городах жрецы-прорицатели сплошь и рядом использовали сердце, печень и почки овец и быков, чтобы узнать волю божественных покровителей.

А еще гадальщики никогда не пытались предсказывать судьбы детей. Они считали, что боги до определенного возраста человека пребывают в сомнениях, по какому пути он должен идти дальше.

В конечном итоге он решился. Горящий взгляд странного отшельника, казалось, прожигал грудь Эрибу, доставая до самого сердца. Ушпия был сильно взволнован. Его волнения передалось и мальчику, и он сказал, махнув рукой на все условности:

– Я согласен!

Старик набрал воды из водоема в большую глиняную миску и начал произносить заклинания:

– Как чиста эта вода, так же пусть будет чист перед богами и перед людьми Эрибу, сын горшечника, ради которого приносится жертва…

Они стояли перед изображением богини Хены. Скорее всего, ее изваял сам отшельник из куска известняка, податливого в обработке.

Грубое лицо богини субарейцев было бесстрастным, большой живот и все, что было ниже него, едва прикрывала каменная пластина, изображавшая набедренную повязку, оголенные груди с острыми сосцами торчали в разные стороны, а едва намеченные резцом руки висели вдоль туловища, словно длинные плети. Голову Хены украшал венок из живых цветов и трав, на шее красовалось богатое ожерелье из разноцветных камешков, а под ногами стояла большая каменная чаша для жертвоприношений.

Ушпия сильно обрадовался, когда Эрибу сказал, что в его фляжке хранится кровь оленя. Теперь старик был абсолютно уверен, что Хена примет жертву и гадание будет успешным. Кроме крови, которой он окропил стенки жертвенного сосуда, отшельник положил в чашу несколько кусочков печени и поджаренного мяса и бросил туда горсть ячменя.

Покончив с заклинаниями, старик плеснул в чашу немного воды, а остальную вылил на голову мальчика – для его полного очищения. Затем он принялся за печень оленя и долго ее рассматривал, бормоча при этом молитвы на незнакомом языке. Потом отшельник взял священный кремневый нож, предназначенный именно для таких процедур, и начал резать печень удивительно острым лезвием на длинные полоски. Каждую полоску он рассматривал долго и пристально, при этом многозначительно хмыкая и кивая, соглашаясь со своими мыслями.

– Пройдет немного времени, – наконец сказал Ушпия, когда вся печень была изрезана на кусочки, – и твоя судьба переменится удивительнейшим образом. Тебя ждут опасные приключения, возвышение и богатство. Что повлечет за собой многие опасности. Боги будут хранить тебя, но тебе придется и самому постараться, чтобы не уйти преждевременно к Нергалу. Не верь льстивым речам – и ты спасешься. Никогда и ничего не проси у тех, кто имеет власть. Они сами дадут тебе все, что твоя душа пожелает. Потому что в тебе сокрыто то, чего нет у других людей. И оно бесценно.

Эрибу хотел признаться старику, что может лечить людей с помощью своих странных колдовских способностей, но благоразумно решил до поры до времени не раскрываться перед совсем незнакомым человеком, да еще и субарейцем, к которым ашшуры всегда относились настороженно.

– В тебе есть сила! Ее дали тебе твои божественные покровители, – продолжил отшельник, воодушевляясь все больше и больше. – Должен тебе сказать, что и я в молодости был отмечен благосклонностью нашего главного бога Кумарти и бога грома Тешшуба. Увы, старость отняла у меня многие способности, оставив лишь некоторые. Гляди!

20

Субарейцы – население Субарту, исторической области в III–I тыс. до н. э., соответствовавшей Северной Месопотамии и районам в среднем течении Тигра, а также отчасти в верховьях Тигра и Евфрата. Во II тыс. до н. э. – синоним хурритов, в III тыс. до н. э. – особый народ.