Страница 29 из 32
Процесс этот, однако, не всегда проходил быстро и спокойно. Когда прихожане монастыря Святого Николая в графстве Эксетер решили, что хоры над алтарной перегородкой необходимо снести, толпа разъяренных женщин ворвалась в церковь, схватила прислужника и «стала забрасывать его камнями – так, что ради спасения жизни ему пришлось искать убежище в колокольной башне». Однако толпа ринулась за ним, и несчастный был вынужден выпрыгнуть из окна, из-за чего «едва было не свернул себе шею, но сломал одно ребро».
В конце сентября монахи из Хексема в графстве Нортумберленд пытались оказывать сопротивление посягательствам на их монастыри. Приехав в город, представители комиссии увидели «множество столпившихся на улице жителей с копьями, алебардами и другим оружием наготове, словно собравшись защищать осажденный город». По мере продвижения королевских посланцев к святой обители зазвонил городской, а затем и большой монастырский колокола; жители закрывали двери своих домов и лавок, а на крыше и шпиле монастыря собралось несколько монахов с мечами, луками и стрелами. «Нас здесь двадцать братьев, – прокричал один каноник, – и мы все скорее погибнем, прежде чем вы пересечете порог этой обители!»
Помимо мечей и луков у них было и другое оружие. Архиепископ Йоркский умолял короля пощадить монахов Хексема и действительно получил наивысшее дозволение, скрепленное Большой печатью. Посланники, увидев это дозволение, отступили. На следующий день монахи парами вышли из своей обители и с оружием присоединились к жителям Хексема в «зеленом месте». Оттуда они наблюдали за посланниками, пока те «не скрылись из виду». Несмотря на это, наказание настигло мятежников позже. Король упомянул Хексем в письме к герцогу Норфолку, заявив, что монахов «следует связать [повесить] без дальнейшего промедления и формальностей».
Общенародное возмущение и разочарование лишь усугубилось с выходом в свет неких «предписаний». Опубликованные как итог вердиктов, изложенных в Десяти статьях, они запрещали упоминание чистилища и отменяли дни многих святых, которые прежде отмечались как религиозные праздники. В том же году Томас Кромвель приказал снести гробницу Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве. Это была очередная атака на «предрассудки», популяризируемые и рьяно оберегаемые монахами. Многим людям, а возможно, жителям Лондона в особенности, подобные вопросы представлялись маловажными. Однако более ревностные и консервативно настроенные верующие испытывали острое негодование, которое вскоре вылилось в открытое восстание.
9. Великое восстание
К весне и лету 1536 года королевство наполнилось слухами и толками. Один священник из городка Пенрит в графстве Камбрия отправился на самый юг, в Тьюксбери, где, сидя в местной пивной, заявил: «Нас обирают до нитки и хотят сломить, однако мы поднимемся с колен – сорок тысяч человек восстанет в один день». Возможно, слова и сорвались с хмельного языка, однако жители севера были особенно недовольны упразднением мелких монастырей, обеспечивавших продовольствием и помощью многие поколения в трудные времена.
Другой священник, из Эссекса, отправился собирать снопы пшеницы вместе с работником по имени Ламбелес Редун. «На севере назревает смута», – сказал священник и добавил, что он и еще десять тысяч других священнослужителей вскоре отправятся туда.
«В добрый час молвить, – мудро изрек работник, – в худой промолчать».
«Словам моим ты не внимай и о сказанном не заботься, ибо, прежде чем наступит Пасха, дни короля будут сочтены».
Ходили слухи, что все драгоценности и сосуды вынесли из приходских церквей и заменили жестяной или латунной утварью. Разграбление святынь в некотором отношении подтверждало людскую молву. Поговаривали, что приходские церкви должны были отстоять друг от друга по меньшей мере на восемь километров, а все, что ближе, подлежало сносу. Сообщалось, что за проведение крещения, похорон и бракосочетаний отныне взимался налог и что ни одному бедняку не будет дозволено есть белый хлеб и мясо гуся без дани королю. Эдуард Брок, «убогий старик», заявил, что, пока король сидит на троне, ненастьям и непогоде не будет конца-краю.
Падение Анны Болейн, как считалось, предсказал еще Мерлин. Народ внимательно изучал другие знаки и предзнаменования. Среди монастырей прошел слух, что «прекрасная роза будет растоптана в чреве его матери», означая, что Генрих будет убит священниками, поскольку угнетаемая им церковь и есть его мать. Язык этих пророчеств отражал язык народа, ополчившегося против риторики королевских прокламаций.
Предвестники бунта появились тем же летом. Священника из Виндзора, проповедовавшего о народном восстании, вздернули на виселице. Пятьдесят или шестьдесят мужчин и женщин подняли мятеж в городке Тонтон – двенадцать приговорили к смерти и отправили на казнь в разные места в качестве предупреждения. Ни одному священнику или монаху в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет не разрешалось носить оружие, за исключением ножа для мяса.
Первое масштабное восстание разразилось в начале октября 1536 года, после того как три комиссии королевских советников прибыли в Линкольншир с различными целями. Первой было поручено упразднение небольших монастырей, две другие занимались сбором налогов и допросами священнослужителей. Это вторжение из Лондона переполнило чашу терпения народа. В торговом городке Лут собралась процессия из местных жителей, несущих перед собой три серебряных креста, и церковный певчий Томас Фостер прокричал: «Граждане, прошествуем же за крестами в этот день: одному Богу известно, суждено ли нам когда-либо повторить сей путь». Народ боялся конфискации имущества, и в тот вечер группа вооруженных деревенских жителей прибыла к приходской церкви, чтобы защищать ее богатства.
Новости о «беспокойствах» в Луте вскоре распространились, и отряды вооруженных мужчин под предводительством некоего капитана Коблера начали разъезжать по стране, чтобы помешать или остановить работу королевских комиссий; звон городских колоколов многочисленных приходов созывал людей. Бунтовщики требовали, чтобы король «прекратил собирать дань с простого народа, пока живет и правит, и остановил роспуск монастырей»; они призывали сдать им Томаса Кромвеля и других «епископов-еретиков», чтобы те понесли заслуженное наказание. Викарий Лута добавил, что народ потрясен «упразднением церковных праздников… и упразднением святых обителей», равно как и «новыми ошибочными суждениями по поводу Девы Марии и чистилища». Религия была средоточием их протеста.
Протестующие заручились поддержкой джентльменов[23] и отвели им, добровольно или вынужденно, руководящую роль, чтобы придать восстанию более законную форму. Несмотря на это, когда толпа сдернула с лошади и убила канцлера Линкольна, науськиваемая криками священников «Смерть ему! Смерть ему!», дело приняло куда более серьезный оборот. Поступил сигнал к всеобщему вооружению, и вдоль южного берега Хамбера сторожевые зажгли маяки. Народ Йоркшира увидел эти огни и догадался об их значении. Большая армия из десяти тысяч человек, отрядами прибывших из различных уголков Линкольншира, собралась на Хэмблтон-Хилл. Она набирала силу, и сообщалось, что двадцать тысяч повстанцев пошли в наступление на сам Линкольн.
При дворе, разумеется, знали об этих событиях, и Генрих, призвав герцога Норфолка, поручил ему возглавить войско для борьбы с мятежниками. Шаткость положения была такова, что король забрал к себе в Уайтхолл двух дочерей, Марию и Елизавету, и приказал стянуть подкрепления к лондонскому Тауэру. Существовала вероятность, что вся страна может ополчиться против него. Неужели он просчитался в своей религиозной политике? Стивен Гардинер, тогдашний епископ Винчестерский, впоследствии вспоминал, что «когда во время правления Генриха VIII на севере разгорелись волнения, король, несомненно, был намерен вернуть право верховной власти папе римскому, однако время для этого еще не пришло». До слуха Кромвеля и монарха доходили разные толки. Подмастерья уходили от своих мастеров. Города стояли без защиты. Землевладельцы восставали против своих господ. Около сорока тысяч человек примкнули к наступавшим. Король собрал вокруг себя пятнадцать советников.
23
Джентльмены – представители низшего ранга английского нетитулованного дворянства (джентри), занимавшие промежуточное положение между эсквайром и йоменом. – Прим. пер.