Император

Когда к микрофону подошёл Николай Второй, хитрый Кац уменьшил мощность усилителя. Я это видел, так как после выступления смотрел на своего друга, ожидая хоть какой-то оценки своей речи. Но не увидел ни малейшего жеста, только заметил, как он, воровато озираясь, подкручивает ручку гетеродина. Естественно, после этого слова Николая Второго разносились по площади гораздо тише и не с такой убедительной силой. Хотя сама речь была на порядок лучше, чем моя, гораздо осмысленней и звучала более эмоционально. Текст отречения от сана монарха я уже читал, а вот обращение к народу слушал с большим вниманием. Когда Николай Второй, откашлявшись, начал читать заранее подготовленное обращение к подданным, я превратился в одно большое ухо. Было интересно и в память врезались слова Николая Второго: «К вам, горячо любимый мною народ, обращаюсь с настоятельным призывом отстоять нашу родную землю от злого противника. Россия связана со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе. Нынешняя небывалая война должна быть доведена до полного поражения врагов. Кто думает теперь о мире и желает его, тот изменник своего Отечества – предатель его. Знаю, что каждый честный воин так понимает и так мыслит. Исполняйте ваш долг, как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию изо всех сил. Слушайте ваших начальников. Всякое ослабление порядка службы только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к Родине. Да благословит вас Господь Бог на дальнейшие подвиги и да ведет вас от победы к победе Святой великомученик и Победоносец Георгий!»

После Николая Второго выступили ещё два думца – Родзянко и Милюков, и два командующих фронтами – генералы Рузкий и Брусилов. И все они приветствовали такое знаменательное событие, как вступление на престол нового императора Михаила Второго. Выступивший последним обер-прокурор, по существу, благословил меня на престол. А затем к микрофону был допущен генерал Кондзеровский, именно он начал сворачивать митинг и объявлять о подарках нового императора. Информацию о системе выдачи талонов и порядке получения продуктовых наборов я уже не слушал, занимался другим – раздавал присутствующим приглашения на завтрашний праздничный ужин в Зимний дворец. Да, вот именно, Кац позаботился и о банкете в честь нового императора России. Когда генерал Кондзеровский закончил и подошёл ко мне, я похвалил его за чёткость и краткость, а также за организацию встречи императора. Выразил надежду, что и завтрашние мероприятия, за которые отвечал генерал, пройдут так же организованно. Генерал Кондзеровский попытался начать разговор о предстоящих мероприятиях, но я оборвал его, заявив:

– Сейчас не место, перекрикивая толпу, обговаривать эти вопросы. Приглашаю вас в мою резиденцию в Гатчине, там и обсудим эти вопросы. У вас есть на чём туда добраться? Если нет, то прошу в любую карету моего кортежа. Сейчас раздам приглашения на завтрашний банкет, переговорю с союзными послами, и можно выезжать.

– Спасибо, ваше величество, меня ожидает автомобиль, на нём и доберусь до вашего дворца в Гатчине.

– Автомобиль – это хорошо, поддерживаю. Не нужно трястись больше трех часов, пускай и в роскошных, но телегах. Ладно, генерал, больше я вас не задерживаю, поговорим в Гатчине.

Глава 5

Раздача приглашений на банкет оказалась муторным делом, пришлось много улыбаться и говорить. Хорошо, что я занимался только послами союзных России государств, ну и ещё присутствующим на смотровых местах трибуны Дэвидом Френсисом. США хоть и не была в настоящее время союзником России, но мы-то с Кацем знали, что это вот-вот случится, к тому же у Михаила были очень хорошие личные отношения с Дэвидом. Вот Кац и включил его в число допущенных на трибуну лиц. Перед тем как заняться иностранцами, я попытался Николая Второго пригласить на этот банкет, но получил вежливый и многословный отказ. Уговаривать брата я не стал, во-первых, понимал состояние его души, а во-вторых, как уговаривать человека, у которого сын находится между жизнью и смертью, а жена и две дочки разболелись? Поэтому я вошёл в положение Николая Второго и тепло с ним попрощался. Затем занялся послами. Вот у них я нашёл полное понимание и согласие прибыть на праздничный ужин. При этом я согласился с предложением послов Франции, Англии и США на встречу с каждым из них конфиденциально. Дату и время они должны были согласовать с господином Джонсоном, которого я назвал министром двора. Подложил, так сказать, свинью Кацу – пусть не один я отдуваюсь за пост царя. Конечно, я и сам бы мог согласовать дату и время визитов послов, но вот ежедневник, где был расписан график предстоящих дел Михаила, был у моего второго адъютанта, а Хохлова я отослал с весьма важным для меня делом – рядом с трибуной на месте для почётных гостей заметил генерала Маннергейма. Вот я и отправил ротмистра договориться с Маннергеймом о встрече с Михаилом Вторым. И чем раньше, тем лучше. Так что пришлось мне поступать как истинному монарху – отсылать всех страждущих встречи с Михаилом Вторым договариваться о времени и дате встречи к министру двора.

Когда вся эта дипломатическая бодяга закончилась и последний посол покинул трибуну, я наконец смог подозвать к себе Хохлова, который, по закону подлости, появился, когда я уже прощался с послами. Ротмистр доложил, что он нашёл генерала Маннергейма и договорился с ним, что тот явится на аудиенцию с Михаилом Вторым послезавтра в десять часов утра в резиденцию государя в Гатчине. Да, теперь мой загородный дом в Гатчине назывался резиденцией. Единственное, что изменилось в бытовом плане после того, как я ознакомился с текстом отречения Николая Второго и по существу стал императором, это то, что Кац, признанный всеми как самое доверенное лицо нового императора, перебазировал госпиталь, занимающий больше половины дома и практически все хозяйственные постройки. Госпиталь со всем персоналом был перебазирован в имение Липки. То есть получалось, что мой друг ещё больший авантюрист, чем я. Ведь если рассуждать формально, я ещё не настоящий император. (Осталась юридическая формальность – принятие присяги и прохождение манифеста через Сенат.) Но страна была в таком состоянии, что никто уже не обращал внимания на выполнение всех формальных процедур коронации нового императора. Если прямо сказать, народ устал от правления Николая Второго. Даже убеждённых монархистов трясло от имени Николая Второго. Вот поэтому, наверное, все препоны в деле коронации Михаила Второго так быстро преодолевались. Даже по поведению иностранных послов чувствовалось, что они рады приходу к власти Михаила Второго. Про себя я думал, общаясь с иностранцами: радуйтесь, радуйтесь, что, по вашему мнению, к власти пришёл дуболом, которого интересует только всласть повоевать и чтобы его абреки отрезали больше голов. Скоро выть начнёте от своей наивности. Кац вас сначала купит, а потом продаст, но уже дороже. И все ваши ноу-хау и новейшие технологии высосет, не зря его в нашем НИИ мозга всё время приставляли к иностранным делегациям. А потом вдруг в институте появлялись прорывные методики, при этом у партнёров ничего нового не появлялось. Хотя, как правило, западные делегации приезжали с визитом, чтобы получить последние разработки нашего НИИ. Итоги экспериментов получали, а технологию, как этого достигнуть, – шиш.

Когда все приглашения на завтрашний торжественный ужин были розданы и я думал, что на сегодня все переговоры и разговоры о политике и положении в стране наконец закончены, Кац опять меня в этом разочаровал. Наверное, этот злодей мстил за то, что я его произвёл, по крайней мере на словах, в министры двора. Вот он и постарался соответствовать этой вредоносной должности – не давать монарху спокойно посидеть в одиночестве и опрокинуть для успокоения нервов пару рюмашек пятилетнего шустовского коньяка. Почему именно шустовского и пятилетнего – да потому, что две такие бутылки имелись в заначке Первухина, и именно о них я думал, когда дипломаты начали спускаться по ступенькам трибуны. Но вот Кац спутал весь мой план по успокоению нервов, заявив: