Страница 39 из 52
— Так вот мы должны, — он немного замялся, — столько, что проще сразу продаться в рабство и больше не вспоминать, что когда-то мы были правящей семьей.
— И что из этого? — вопросительно подняла бровь и склонила голову на бок.
— Мой отец затеял всю эту историю только ради того, чтобы я смог привлечь тебя, — покраснел он до состояния помидора, — но у меня душа не поворачивается на такое пойти. Если бы ты хоть увидела во мне мужчину, это уже другой вопрос. А приставать к девушке, которой я не интересен, считаю это слишком низким поступком. Лучше на самом деле просто отдам тебе корону, и тем самым верну все долги нашей страны перед твоей семьей.
— Ты сейчас пошутил неудачно? — я поперхнулась воздухом от такого заявления.
— Нет, — серьезный взгляд серых глаз заставил поежиться.
— Головой что ли тебя Сасар приложила? — вздохнула и напряженно свела брови.
— Сама послушай, — меня едва ли не пригвоздили к креслу, — я не могу, как мой отец отгораживаться от тебя многолетней дружбой и мелкими изменениями в законе. Мне совесть не позволит так просто отпустить всю эту ситуацию. Я спать не могу. Меня словно изнутри сжирает осознание, что это вся бесконечная вереница долгов, которая ляжет на мои плечи после принятия короны и Королевских регалий.
— Я не требую с тебя этих долгов, — смотрела я ему в глаза.
— Но этого требует моя совесть и мужская честь, — глухо проговорил парень, — если бы я мог их тебе вернуть. Но тут выяснилось, что королевская казна существует только за счет твоей семьи и рухнет как карточный домик в первое же мгновение, как ты перестанешь выписывать чеки. Это не просто больно, это почти физически невозможно осознавать, что в этом теперь только моя вина, и от этого я никуда не смогу деться и скрыться. Что я практически полностью принадлежу тебе, вместе с короной и целой страной.
— Тебя задевает тот факт, что ты должен женщине? — с напряжением всматривалась в его лицо.
— Нет, — покачал он головой, не выпуская моих рук, — меня задевает вся эта ситуация в целом.
— Что же конкретно? — я не могла понять, что за мысли блуждают в его темноволосой голове.
— Все, — тихо ответил он, не отрывая взгляда от моих расширившихся глаз.
— Я не понимаю тебя, — совершенно безумными глазами смотрела на него в упор.
— Все это слишком сложно, — прикрыл он глазами, — это засело у меня в голове. Я себя чувствую самым мерзким на свете человеком. Словно меня всего с ног до головы изваляли в грязи.
— Ты бредишь, — уверенно заявила я, — и сейчас сходишь с ума.
— Да не схожу я с ума, — едва не заорал он, — просто меня это все угнетает.
— Пойми ты, дурак, — зашипела я уже в его лицо, — никто не собирается выставлять долги родителей. Они на то и родителей, что разбираться в этом только им.
— А если тебе понадобиться перевернуть политическую обстановку в стране, — криво усмехнулся парень напротив меня, — ты не будешь напоминать мне про эти долги?
— Буду, — честно призналась я, рассматривая его.
— Вот и подумай, — тихо сказал он, — каково это сидеть и ждать неизвестности.
— Отвратительно, — мне пришлось честно капитулировать с поля спора.
— Вот и скажи мне сама, и честно, — глаза в глаза, так близко, — чем я должен отплатить тебе и компенсировать все, что уже взято у тебя. Так еще и не потерять поддержку. Я трезво отдаю себе отчет, что если ваша семья перестанет нас финансировать, завтра же мы загнемся.
— А что ты можешь мне предложить? — пелена жестокости и решимости в сером омуте глаз начала меня завораживать.
— Только себя, и свою корону, — тихо, на уровне слышимости выдохнул он.
— Не самое богатое предложение, — я едва могла шевелить губами, настолько близко мы были.
— Зато самое честное из всего, что я могу тебе сделать, — дыхание опалило мои губы.
— Я верю, — и все же смазано, но задеваю сухие и немного покусанные губы.
— Тогда прими его, — меня словно дразнили, продолжая опалять теплым дыханием.
— Зачем мне это? — я пыталась честно не поддаваться на эту бессовестную провокацию.
— Потому что ты этого хочешь, — и кто первый преодолел этот миллиметр я не знаю.
Себя я уже ощущала словно в раскаленной и такой невероятной реальности, что сама не верила в происходящее. Нежное и ласковое касание медленно начало становиться все более глубоким и настойчивым. Постепенно к его губам присоединился язык, и я бесстыдно простонала. Почти неслышно, но так ощутимо, что я не сомневалась, Гекторс услышал.
Поцелуй стал еще более глубоким, словно он пытался мне доказать, что я не способна отказаться от этого совершенно и бесповоротно непристойного предложения. А я не могла, еще там, на одном из первых свиданий, когда я потеряла шляпку, а он расцарапал руку о куст. И вот сейчас все медленно начинало повторяться с новой силой.
Пламя разгоралось все ярче и ярче. С каждым новым мгновением захватывая меня сильнее и унося дальше от реальности. Я уже потерялась в безумном круговороте непонятного и не принятого мною желания. Сочного и вкусного пламени, что накрывало меня огромной волной. Словно водопад, обрушиваясь на голову, и заставляя все мысли исчезать в неизвестном направлении.
Стоило теплым пальцам сомкнуться на моем затылке, и, потянув за волосы, откинуть голову, подстраивая положение тела так, чтобы ему было удобнее вторгаться в мой разгоряченный рот, по голове пробежались мурашки, и стало не просто жарко, а невыносимо душно. Словно меня захватили в свой плен и решили из него не отпускать.
Кусая его губы в ответ, я шарила руками по камзолу, стремясь нащупать вслепую пуговицы и вынуть их из петелек. Но проклятые длинные ногти, которые было положено иметь любой уважающей себя Леди, чертовски мешали в этом занятии, не позволяя мне поймать небольшие полукруглые пуговички на парадном одеянии брюнета.
Серые глаза, словно издеваясь надо мной, подливали масла в огонь, дразня и разжигая в груди пламя, такое страстное и жаркое, что я почти задыхалась в поцелуях. Гекторс не позволил себе ничего лишнего, точнее пытался оставаться в рамках приличия, которые весьма символично нам дозволены. Вот только мое желание уже не помещалось в них, взрываясь фейерверками перед глазами.
Наконец-то мне удалось разделаться с верхней одеждой и стащить ее с парня. Но рано я обрадовалась, под плотной тканью обнаружилась рубашка с еще более мелкими пуговичками, которые ни в какую не желали поддаваться моим пальцам с ноготками. Как же маменька с такими-то живет и выживает. Или тут все заключается в силе привычки и тренированности этих самых пальчиков. Она-то папулю виртуозно раздевает, судя по стонам в кабинете родителей.
Постепенно поцелуй становился все глубже и чувственней, словно океан, раскрывая мне все грани невероятного удовольствия, что все эти годы было спрятано где-то в глубине моей души. И теперь снежной лавиной или водопадом обрушиваясь на мою голову и душу.
Хотелось еще больше, хотелось еще страсти, хотелось всего и сразу. Этого запретного и такого необычно волшебного. От чего сердце пропускает удары, а спина выгибается навстречу пальцам. Все мои наряды, которые я с равнодушием демонстрировала Принцу, теперь казались мне изысканной пыткой. А мама предстала настоящим злым гением, способным и не на такое поистине нечеловеческое коварство.
Наконец-то рубашка поддалась, даже не смотря на то, что последнюю пуговицу я почти с мясом вырвала и куда-то дела. Мне было все равно, я хотела почувствовать, как под теплой кожей безумно бьется сердце, отстукивая сумасшедший ритм этого сумасшедшего дня.
Самыми кончиками пальцев я трепетно обводила каждую мышцу, обтянутую шелковой кожей. С нежностью очерчивала рельефы фигуры, и с замиранием прикасалась к груди. Сердце парня на самом деле выбивало невероятный ритм, но я была просто уверена, мое вторило ему немногим меньше, тоже забываясь в этом стремительном голове.
Чувства лились через край, затапливая меня в водовороте страсти и обжигающего желания. Каждый из нас не пересекал черту. Гекторс не смел ко мне прикоснуться, а я была не вправе опускать руки ниже границ его штанов, не позволяя даже мысленно этого себе сделать.