Страница 3 из 121
— Знаете, — пожаловалась она, заглядывая в глаза та Хенвилу, — я так испугалась, когда началась гроза. Стало так темно… мы ехали по краю леса… клянусь, совсем рядом с нами упало дерево! Я думала, оно раздавит нас, но каким-то чудом наша карета промчалась мимо…
Хенвил, светски улыбнувшись, склонился к ней и шепнул в ухо:
— Чеора та Зелден, позвольте проводить вас?..
Проводить? О, это оказалось намного проще, чем она думала. И почему дома благородные дамы поминали его затворником? Или может, на него так действует это вино?
Она позволила чеору взять себя под локоть, и они вместе прошествовали через зал к лестнице. Вино при этом осталось у камина, и оставлять его было жаль — кто-нибудь непременно утащит и выпьет. И вряд ли сможет оценить букет. С другой стороны, чеор Хенвил наверняка сможет где-нибудь раздобыть ещё.
До комнаты они не дошли. Благородный чеор вдруг резко притиснул её к себе, коснулся губами полуобнажённого плеча. Его руки скользнули по тонкой талии, не давая Дальсе шанса передумать — да она и не собиралась. И когда его губы коснулись её губ — отдалась поцелую так жарко, как, она считала, заслуживает Хенвил.
Он на миг отстранился — этого времени хватило, чтобы отпереть дверь и увлечь его в темноту и пустоту гостиничной комнаты.
Руки поспешно расстегивали его камзол — её переполняло желание, да — но больше торжество. Кажется, среди знакомых чеоры Дальсы не было ни одной, которая могла бы похвастаться, будто знает, что у Шеддерика та Хенвила под одеждой…
Что переполняло чеора Хенвила, знал только чеор Хенвил — до поры.
Глава 1. Чистая шкатулка
Темершана та Сиверс
— Может, вернёмся, молодая хозяйка? Ну, как опять налетит?
Ночью ветер снова разыгрался и поломал деревья подле тракта, но к утру вроде бы всё наладилось, и сёстры дозволили Темери давно планируемый поход в деревню. Вестник ещё сутки назад передал, что с благословения доброй Матери все обереги и чистые шкатулки нашли покупателя, а значит, нужно отнести в лавку у перекрестка новые поделки и забрать выручку. Обители с этих денег отходит восемь частей из десяти. Ещё одну часть забирает хозяин лавки, так что самой Темери достаётся едва десятая часть. Впрочем, под покровами Золотой Матери Ленны деньги и ни к чему. Сёстры на них закупают заморские ткани и те товары, которые обитель не может произвести сама, а вот оречённые, такие как Темери — могут не беспокоиться ни о новом платье, ни о ежедневной трапезе. При условии, что не ленятся и ежедневно приносят пользу общему делу.
Впрочем, и одну её в неблагие земли никто не отпустил бы: и опасно, и не дело это — молодой женщине появляться на дороге в одиночку.
— Чеора та Сиверс! Смотрите, снова тучи. Ведь убьёмся же!
Темери дёрнула плечом, не соглашаясь больше с тем, что сестра прибегла к её речёному имени, чем с самой идеей возвращения. Та Сиверс — имя землевладельца, когда-то пожертвовавшего эти земли Золотой Матери. С тех пор всех женщин, потерявших кров и семьи во время войны с ифленцами, звали именно так.
А настоящего имени у них не было с момента речения — обряда, при котором просительница вверяет судьбу Матери Ленне и её пресветлым сёстрам. Но другие сёстры охотно звали её Темершаной, а эта — словно бы специально напоминала о пусть давних уже теперь, но оттого не менее горьких потерях. Да ещё это «чеора». Словно она и сама родом с островов.
Снова начал накрапывать дождь.
— Чеора та Сиверс! — умоляюще повторила сестра, и Темери всё-таки остановилась.
Дорога за ночь превратилась в густое грязное месиво, и идти удавалось лишь по узкой обочине, двум людям и не разминуться. У Темери тёмные шерстяные юбки промокли почти до колен, стали тяжёлыми, их приходилось поддерживать. Идти ей помогал резной, своими руками сделанный дорожный посох-эгу из тёплого клёна. Сухой у неё оставалась лишь спина, прикрытая заплечным мешком.
Сестра догнала её, опёрлась о собственный посох, украшенный четырьмя знаками птицы. Тяжело отдышалась.
— Никто нас не осудит, если мы вернёмся обратно, в такую погоду-то.
Темери вздохнула:
— Так ведь уже больше полпути прошли, пресветлая. До деревни теперь ближе. Там бы и отдохнули.
— А обратно что же? В ночь? День-то сейчас короток…
Как бы ни был короток день, до заката оставалось довольно много времени — вышли они ещё в сумерках. Этого вполне достаточно, чтобы по тракту добраться до перекрёстка, на котором расположилась небольшая деревня и пограничная имени Великого ифленского наместника Хеверика гостиница. Если, конечно, кое-кто перестанет ныть и останавливаться через каждую дюжину шагов…
Темери никогда не сказала бы, впрочем, этого вслух — сёстры стали ей семьёй, выходили и спасли от неминуемой гибели в одну из чёрных зим после ифленского нашествия на берега Танеррета.
— Мы успеем, пресветлая.
— Ох, придётся у неблагих ночь проводить…
Темери вздохнула: она б и рада была такой возможности, да вот за все эти долгие семь лет ночевать вне стен обители ей довелось лишь пять раз или около того. Не потому, что так уж крепко строжили сёстры — идти было не к кому. И некуда.
Они снова пустились в путь. Вдоль дороги тянули ветви к небу тёмные деревья, и лишь изредка можно было увидеть куст, не окончательно растерявший ещё осеннюю яркую листву.
Горы оставались в тумане за спиной, впереди, сколько можно было видеть — только грязь, только две наезженные колеи, только хмурые старые стволы…
— Скорей бы уж снег, да, пресветлая?
— Беленького хочется? Ничего, уж недолго ждать… ох! Что это?!
И верно, где-то неподалёку раздался возглас, полный гнева и боли. Разбойники? На благих-то землях? Да не может такого быть!
Темери вцепилась в посох. Да защитит их Золотая Мать Ленна!
Пресветлая вдруг выпрямилась, шепнув посоху несколько заветных слов, и рукой показала Темери оставаться за её спиной.
Девушка кивнула, призывая всю свою отвагу в помощь покровителям: укрыться было негде. Обочины заросли колючим кустарником, сквозь который не продраться.
Темери была почти уверена, что на купцов, идущих в соседний рэтах или паломников, напал лихой люд, хотя никогда прежде эта часть танерретского тракта и не знала такой беды. Святость обители чтили и не рисковали вызвать гнев Золотой Матери столь открыто.
Но рано или поздно такое могло случиться, ведь в самом Танеррете дороги не были безопасными, почитай, с самого нашествия ифленцев.
Ни шума, ни крика не повторилось. И Темери нашла в себе силы двинуться следом за пресветлой: в конце концов, совсем скоро она сама накинет на голову белый платок и станет одной из сестёр. Не пристало ей сейчас бояться. Кто бы там ни был, а эти земли принадлежат обители, здесь сила Великой Матери просто не даст свершиться никакому злу и несправедливости.
Наверное.
Разбойников за поворотом не оказалось. Там увязла в грязи большая карета, рядом с которой лежал, едва шевелясь, кучер. И ещё там был старик.
Старик брел им навстречу, по колена в грязи, пытаясь, очевидно убежать от одного-единственного преследователя — довольно высокого ифленского дворянина в тёмной дорожной одежде.
Ифленец целился в старика из двуствольного пистолета. Их разделял всего с десяток шагов, так что он не промахнулся бы.
— Именем Золотой Матери! — Пресветлая вскинула посох, — Прекратите! Вы на землях Ленны, здесь действует только её закон.
Взгляд ифленца метнулся к ним.
Темери хорошо его рассмотрела — светлые прямые волосы, падающие на лоб; серые, как у всех жителей островов, глаза. Короткий шрам на левой скуле.
Она приподняла подбородок: отступать было нельзя. Земли обители неприкосновенны. Что бы об этом ни думал проклятый завоеватель.
Но ифленец только отвёл в сторону своё оружие и легко поклонился монахине.
— Прости, пресветлая, что вынужден был преследовать этого человека на монастырской земле. Но дело не терпит отлагательств, этот человек — преступник. И я должен получить то, что он пытается вывезти из Тенеррета. Это дело государственной важности.