Страница 3 из 6
Что ж из того, что созрела техническая возможность? Проблема потянула за собой неразрешимые этические трудности. А, да что там говорить! Любой профан в медицине понимал, какими пагубными последствиями чреват столь вольный эксперимент над человеческой личностью.
И вдруг - нате вам! - кандидат медицинских наук, уже известный в городе хирург. Вадим Сергеевич с тревогой вспомнил тот день, когда под его председательством слушалась защита кандидатской диссертации Барботько, Защита прошла блестяще, прямо надо сказать. И он тогда с искренней радостью присоединился к общему мнению: талант!
Талант...
Расхлебывай теперь талантовы выкрутасы.
- Вы еще и рылись в бумагах покойной Софьи Николаевны, подогревая собственное возмущение, заметил ректор. - В скромности вас не упрекнешь. А список, что список... Ваши домыслы, меня лично, не убеждают.
- Хотелось бы знать, - опираясь сухонькими кулачками в стол, профессор Персидский привстал, наклонился в сторону Аси, - чьим мозгом вы столь вольно изволили распорядиться? Если не секрет, разумеется.
- Какие же тут могут быть секреты, - не вставая, пожала плечами Ася, - мы использовали мозг Софьи Николаевны Бельской.
Помедлив, она повторила с вызовом:
- Мозг НАШЕЙ Софьи Николаевны.
И покосилась на Гарвея в бронзовой раме, будто именно от него ожидая самую неприятную реакцию.
Ответ Аси более всего поразил Гликина. Красноречие впервые изменило этому остряку. В его выпуклых почти черных глазах, устремленных на Асю, застыла смесь ужаса и восторга.
Профессор Персидский обессиленно плюхнулся на стул, пожаловался сидевшей напротив него Кетовой:
- Для моего сердца это слишком...
Старик кривил душой, он до сих пор принимал участие в лыжных кроссах (в группе своего возраста, разумеется).
Выражение гадливости на лице Кетовой заставило похолодеть Асю. Молодая женщина испытала искушение бежать вон из кабинета, отказаться от этой непосильной борьбы, не быть в фокусе устремленных на нее гневных, изумленных, полных презрения глаз.
Ася знала, что ожидает ее на совете, готовилась к самому худшему, но ощущение этого всеобщего, слитого воедино гнева ужаснуло ее. Никто не кричал на нее, никто не бросал ей в лицо обидных и оскорбительных слов. Выступающие терпеливо ждали своей очереди. Речь каждого была краткой, сдержанной, корректной. Но тем весомее оказывались наносимые удары, ибо они были точно рас считанными, бьющими в самое уязвимое место.
Асю обвиняли в осквернении общечеловеческой морали, и это походило на правду. Ее обвиняли в измене основным канонам медицины, и возразить против этого ей было нечего. Никакие словесные оправдания, доводы не помогли бы сейчас Асе Барботько. Границы допустимых экспериментов на человеческом мозгу определились в процессе многовекового развития понятия гуманности. Лучшие умы .человечества вновь и вновь восставали против попыток вольничания в святая святых тела человеческого: в обители разума.
А она решилась перешагнуть эти границы. И увлекла за собой таких же увлеченных, как и она, молодых служителей медицины. Она заставила и себя и их поверить, что пришла пора пересмотреть каноны.
И, значит, отступать ей не дано.
Вадим Сергеевич поднял руку, властно требуя тишины. Ждать ему пришлось довольно долго. И даже когда он заговорил, возмущение глухим рокотом еще продолжало перекатываться по кабинету.
- Уважаемая Ася Давыдовна! - произнес ректор, и жесткие предостерегающие нотки в его голосе заставили насторожиться Асю, - вы же отлично понимаете, что все мы не вдруг и не только что восстали против пересадки человеческого мозга. Сколько раз каждый из нас осмысливал и переосмысливал подобную возможность! И не мы одни, здесь сидящие, против. Все человечество решительно не желает создания гомункулусов. Да, да, Ася Давыдовна, я не оговорился: именно гомункулусов, этого фантастического бреда средневековых алхимиков, - Вадим Сергеевич помолчал, пережидая возникший в кабинете шум.- Вы знаете, я никогда не участвовал в диспутах подобного рода, считая их бессмысленной тратой времени. - Он с сочувствием всматривался в лицо Аси. - Теперь я жалею об этом... У меня есть что сказать вам, Ася Давыдовна. Вам и вашим единомышленникам. Уверен - то же самое сказала бы вам и Софья Николаевна, будь она жива. - Ректор помолчал, встряхнул своей гривой седых волос. - Зайди вы ко мне потолковать по душам, возможно, не было бы и сегодняшнего совета. Скажите, Ася Давыдовна, а тело... чье?
- Позавчера, - сухо и официально ответила Барботько, - на строительстве спортивного комплекса произошел несчастный случай.
- Кто она?
- Сварщица. Почти одних лет с Бельской, чуть моложе, но подходит по всем показателям. Вообще-то довольно известная сварщица, о ней как-то писали в областной газете: Верещагина Клавдия Семеновна.
- Благодарю за информацию. Она, что, так же хороша, как и наша покойная Софья Николаевна?
- Увы, нет... к сожалению.
- Так я и полагал.
- У нас не было выбора. Вы же знаете - мозг не выдерживает длительной консервации.
Теперь многие заметили волнение ректора.
- Ваш самый непростительный просчет, Ася Давыдовна, в пренебрежении законами диалектики, - Вадим Сергеевич поглаживал край стола, давая себе возможность собраться с мыслями. - Медицина может многое. Но что она для нас без диалектики? Вы полагаете, что даете вторую жизнь Софье Николаевне. Но так ли это в действительности?
- Как?! - поразилась Ася. - Вы считаете иначе?
- Позвольте, позвольте, - забеспокоился Гликин, - да разве же личность не определяется тем, что заключено в сей коробочке?
И он суставом пальца постучал по собственному лбу.
- Личность, созданная природой, - да, - снисходительная улыбка тронула побледневшие губы ректора, - но не личность, созданная скальпелем хирурга. Пусть даже очень талантливого хирурга, - Вадим Сергеевич снова перевел глаза на Асю. - Я уже не говорю о том, что воскресни Софья Николаевна именно Софьей Николаевной, она бы не очень-то обрадовалась своей новой внешности. Мы-то помним ее отменной красавицей. Вы, Ася Давыдовна, не подумали о том, что мозг Бельской непременно вступит в конфликт (он не может не вступить!) с телом... телом этой...