Страница 4 из 19
– Ах, никто, никто! – рвущим душу голосом воскликнула донья Беатрис, заламывая руки.
– И, тем не менее, нас разлучают! – продолжил дон Альваро. – Я всегда буду уважать вашего отца. Никто не прославил бы его дом больше, чем я, поскольку с тех пор, как я вас полюбил, в душе моей появились новые силы, и вся слава и власть на земле мне кажется недостаточной, чтобы сложить ее у ваших ног. О, Беатрис, Беатрис! Когда я возвращался из Андалусии, почитаемый и превозносимый самыми знатными рыцарями, я обожал славу, поскольку тайный голос, казалось, мне шептал, что однажды смогу украсить вас ее лучами, но без вас, света моей жизни, я низвергнут в пропасть отчаяния, и, кажется, само небо отвернулось от меня.
– О, Боже, – прошептала донья Беатрис, – и чем теперь обернутся все эти мечты о счастье и милые сердцу радости?
– Беатрис! – воскликнул дон Альваро. – Если вы меня любите, и ради вашего собственного покоя, поймите, вам нельзя давать согласие на эти оковы, которые станут гибелью для меня, а, возможно, и для вас.
– Вы правы, – ответила она, прилагая усилия, чтобы успокоиться. – Я не соглашусь надеть эти оковы, а сейчас, ради вашего счастья, я вам скажу как на духу то, что Бог читает в моем сердце, я вам открою его секрет. Если я не смогу назвать вас мужем перед алтарем и перед моим отцом, лучше я умру невестой христовой, но никто никогда не скажет, что единственная дочь дома де Арганса запятнала неповиновением имя, которое унаследовала.
– Но если отец вынудит вас дать согласие на этот брак?
– Вы его плохо знаете, мой отец в отношении меня никогда не использовал принуждение.
– Чистая и невинная душа! Вы не знаете, до чего могут довести людские амбиции. И если бы отец вам приказал, что бы вы могли ему противопоставить?
– Перед всем миром я бы сказала: нет!
– И у вас бы хватило мужества противостоять возможному скандалу и обиде вашей семьи?
Потрясенная донья Беатрис обвела комнату блуждающим взглядом, но тут же взяла себя в руки и ответила:
– Я попросила бы помощи у Всевышнего, и он дал бы мне сил, но, повторяю, я буду принадлежать только вам или Ему.
Выражение, с которым были произнесены эти короткие слова, демонстрировали ее решимость и то, что нет таких человеческих сил, чтобы свернуть ее с пути. Дон Альваро несколько мгновений в восхищении смотрел на нее и в конце концов воскликнул:
– Я всегда обожал и почитал вас, сеньора, как создание неземное, но до сегодняшнего дня я не знал того божественного сокровища, которое в вас таится. Потерять вас сейчас, это как спуститься с небес, чтобы влачить существование среди людского убожества. Моя вера в вас так же слепа и безгранична, как вера в Бога в часы невзгод.
– Смотрите, – ответила она, указывая на закат, – солнце зашло, и нам пора прощаться. Езжайте с миром и уверенностью, дон Альваро, что даже если они смогут разлучить нас, будет не так просто подчинить мою волю.
На этом кабальеро откланялся, молча поцеловал ее руку и медленно направился к выходу. Дойдя до двери, он обернулся, их глаза встретились, чтобы обменяться долгим, мучительным взглядом, который, возможно, мог стать последним. Дон Альваро быстро спустился во двор, где верный Миллан уже держал под уздцы знаменитого Альманзора. Вскочив в седло, он стремительно покинул дом, в котором, думая только о нем, безутешная девушка, несмотря на все свои усилия, разразилась горькими слезами.
Глава III
Когда дон Альваро покинул усадьбу де Арганса, в водовороте чувств, бурлящих в его душе, было одно, совпадающее с его досадой и горечью и потому пересиливающее все остальные. Это было желание вызвать на смертельный поединок графа де Лемуса, устранив тем самым самое сильное препятствие, стоящее между ним и доньей Беатрис. В тот день он остановился в Какабелосе с намерением провести там ночь, таким образом обозначив свои замыслы. Однако его верный оруженосец, увидев что-то вспыхнувшее в глазах хозяина, по его быстрым, резким движениям и порывистой речи догадался, каковы могли быть его намерения после давешней беседы, смысл которой не укрылся от его проницательности. Довольно громко Миллан сказал:
– Сеньор, графа нет в Какабелосе, потому что вечером, перед моим отъездом, приехал гонец от короля и де Лемусу передали депешу, которая заставила его спешно уехать.
Дон Альваро в возбуждении, в котором он находился, не мог сдержать досаду от того, что верный Миллан проник в его тайные мысли и, повернувшись к нему, сказал:
– Кто позволил тебе, грубиян, вмешиваться в замыслы своего сеньора?
Миллан молча стерпел раздражение дона Альваро, а тот, как бы разговаривая сам с собой, продолжил:
– Да, да, гонец от короля… и выехал потом с поспешностью в Галисию…. Несомненно, зреет дьявольский заговор. Миллан, поезжай рядом, – тут же сказал он совершенно другим тоном:
– Мне уже нечего делать в Какабелосе, и эту ночь мы проведем в замке Понферрада, – сказал он, разворачивая лошадь, – а пока мы едем, я хочу, чтобы ты рассказал, что за слухи ходили на ярмарке по поводу рыцарей-тамплиеров.
– Странные, сеньор, клянусь жизнью! – ответил оруженосец, – говорят, что они творят ужасные вещи и совершают языческие обряды, что во Франции папа уже предал их анафеме, их арестовывают и собираются покарать. И если все, что люди говорят – правда, это было бы правильно, поскольку все это больше похоже на то, что творят евреи и язычники, чем на поступки христианских рыцарей.
– Однако о каких поступках идет речь?
– Говорят, они поклоняются какому-то коту и молятся ему как Богу, богохульствуют, совершают множество непристойных поступков, они делают золото благодаря сделке с дьяволом и потому так разбогатели. Но все это люди говорят шепотом и с оглядкой, поскольку все боятся ордена больше чем злого духа.
Вслед за этим оруженосец начал перечислять все те площадные небылицы, которые в те простодушные и невежественные времена изобретали, чтобы подорвать авторитет и могущество Ордена, и они уже начали приносить такие чудовищные и жестокие результаты во Франции. Дон Альваро, собираясь узнать что-то новое в таком запутанном деле, сначала слушал с живым вниманием, но спустя некоторое время вернулся к своим мыслям и бросил болтать с Милланом, который, несмотря на свой здравый ум и проницательность, не был лишен обычного невежества и предрассудков. Только достигнув моста над рекой Силь, который из-за многочисленных железных опор, как отмечено в старинных летописях, возможно, и дал название городку Понферрада, он строго предупредил Миллана, чтобы впредь тот относился с большей учтивостью как на словах, так и в мыслях к ордену, с которым у него самого столько дружественных связей, и уж тем более не распространял сплетни злобного и невежественного простонародья. Оруженосец поторопился заверить дона Альваро, что он пересказал всего лишь то, что слышал, но сам ничему этому не верит, поскольку все наветы не подкреплены никакими достоверными доказательствами. Так они подъехали к бойницам крепости.
Дон Альваро протрубил в свой рог, и после обычных формальностей, ибо охрана крепости несла службу со строжайшей дисциплиной, ворота открылись, подъемный мост опустился, и хозяин с оруженосцем въехали на Оружейную площадь.
Даже сейчас эта крепость хранит свое великолепие, несмотря на то что в наши дни мы видим лишь остатки былого величия. Ее конструкция не совсем обычна, поскольку к древнему форту, массивному и основательному, тамплиеры пристроили более современные фортификационные сооружения, в которых надежность и изящество идут рука об руку. Вследствие этого, она, конечно же, лишилась своей гармонии, но ее ансамбль до сих пор выглядит привлекательно и колоритно. Она располагается на живописном холме, с которого обозреваются весь Бьерсо в его бесконечном разнообразии и река Силь, сбегающая к подножию холма, чтобы чуть ниже, словно отдавая дань уважения, соединиться с Боэсой.