Розовый обруч

Мы перепробовали все, чтобы дочь перестала так себя вести, ведь ладно дома, а на улице? Это мы, ее родители, волей-неволей терпим, а ведь окружающие – не обязаны. И гнева в нашу сторону хватало, стоило выйти на прогулку или в магазин. Помню, когда возвращались с покупками, дочь решила покричать. То ещё зрелище: покрасневшая Рина истошно орала, сидя в рюкзаке-кенгуру, пока мы ждали автобуса, чтобы не идти пешком. Она едва ли не надрывалась, заливаясь слезами и прижимая кулачки к зареванному и сопливому лицу.

Вот тогда мы поймали на себе множество осуждающих взглядов! Вполне заслуженных, конечно.

Самое жуткое, что в этой толпе стояла сотрудница ЗСЦ! Ну да, рядом детский сад! Чего мы ожидали? Но именно она подошла к нам и, спросив, приемная ли Рина, спокойно улыбнулась тонкими губами, сказав:

– Иногда дети просто плачут.

Видно, мы выглядели такими измотанными и уставшими, что нас пожалели даже «защитники».

А может, помогло то, что Рина до этого спокойно сидела, играя волосами Адриана? Или из-за того, что городок маленький, слухи быстро распространяются, не давая ни единого шанса что-то утаить? Или же просто Адриана знали все местные зээсцэшники из-за постоянных походов к психологу и посещений госпиталя? Теперь это не столь и важно.

Мы успокаивали друг друга тем, что дочь не знала, как вести себя в семье, но сил с каждым днем становилось все меньше и руки потихоньку опускались. Каждый день – как хождение по минному полю: не сделаешь что-то – истерика на полчаса-час. Сделаешь – тот же результат.

Слава богу, все разрешилось. Как и в приюте, Рина в один день просто перестала кричать. Но к тому моменту мы настолько отчаялись, что хотели высказать психологу, работавшему с нами, все накипевшее. Это он говорил: «Период адаптации, подождите – все пройдет».

Прав оказался, но пожил бы он так! Хорошо, этот период занял три недели, а не больше. Иначе мы бы не выдержали! Вот теперь я понимаю, откуда у некоторых народов есть легенда о подменышах.

Ещё мы стали замечать странные привычки: Рина тянула в рот все, что только могла. От моего галстука или края рубашки, если они ей попадали в руки, до пальцев. И совершенно не важно, ее это пальцы или нет. Притом она ещё и норовила укусить.

Хорошо хоть, зубы стали резаться позже, когда мы пережили и эту привычку. При том отказать дочери не получалось: мило улыбаясь и протяжно что-то бормоча, дочь с упорством тянула руки к интересовавшему ее объекту. А ее упрямству могли позавидовать все ослы в мире.

Наконец мы могли выспаться, ведь дочь перестала будить нас по нескольку раз… Но появилась другая крайность. Она ночью начала ходить под себя, совершенно не обращая на это внимание. И если раньше спокойствие объяснялось отсутствием постоянного ухода (ори не ори – все равно не услышат и не придут), то сейчас поведение Рины ставило в тупик. Что за радость спать в собственной моче? То есть она мочилась и даже не обращала на это внимания. Первый раз испугались – вдруг недержание. Но посещение госпиталя разубедило в этом.

Казалось, это не прекратиться никогда! Мы уже опустили руки и стали стелить специальную пелёнку, не говоря уже о специальном белье.

А ещё Рина выработала странный ритуал перед сном: она стала раскачиваться из стороны в сторону, издавая слабые звуки. Выглядело это жутко, но психолог на это тоже сказал: «Скоро пройдет».

Так и жили: измотанные круговоротом однообразных событий. Единственной радостью в этом бесконечном дне сурка была улыбка дочери. Она растапливала наши сердца, выуживая откуда-то из глубины остатки сил.

Все бы ничего, но буквально через два месяца Адриан сообщил, что со следующей субботы выйдет на работу. Это и доходами назвать трудно – они с трудом окупали недельный паек.

На мое удивление, муж признался, что его сбережения подходят к концу (удивительно, что не закончились раньше), а сидеть на моей шее – дело неблагодарное, если не сказать хуже. Когда я напомнил, что согласился участвовать в воспитании Рины, в том числе и материально, муж вздохнул:

– Нужно меньше привлекать внимание ЗСЦ. Согласись, родитель-одиночка без постоянного дохода и супруга вызовет много вопросов. Как я объясню доходы при отсутствии трудоустройства? Думаю, «защитников» не обрадует, если я скажу: «Я сижу на шее кузена, он много зарабатывает» или «Я безработный, но все окей, у меня есть источник дохода в виде родственника».

С подобным я не мог не согласиться. Пусть для окружающих мы были кузенами, но даже из космоса было видно, насколько мы разные. Уж слишком мы не похожи на родню. Даже с братьями я имел больше общего, хоть мы тоже не были сильно похожи из-за того, что у нас разные матери.

ЗСЦ уже дважды приходили к нам с проверками, но лишних вопросов никто не задавал, сказывался закон о защите частной жизни.

Так мы и поделили обязанности: в будние дни, с утра до вечера, Риной занимается Адриан, а в выходные – я.

Теперь на нашем холодильнике висели и фотографии дочери, и наши расписания, и примерный распорядок дня ребенка.

Вот уже полгода каждое утро мы вместе завтракали, потом я отправлялся на работу, а Адриан занимался ребенком. «Это мой лучший проект», – восторгался муж успехами в обучении Рины. Он нашел какие-то курсы для родителей и детей и каждый день ходил туда, беря с собой дочь.

Я до сих пор не понимаю: как редкий неряха оказался таким хорошим отцом! Да, дом – это не про Адриана: у нас все также был бардак. Пыли, правда, с появлением ребенка стало намного меньше. В раковине посуда кисла неделями, если не дольше, прежде чем попадала в посудомойку. Он умудрялся собирать в стирку белье почти месяц, набирал огромную гору, а потом отправлял в машинку три-четыре футболки и пару джинсов. Я же привык ещё со школы следить за своими вещами сам, да и отправить несколько рубашек и брюк в машинку никогда не было большим трудом.

Все вышесказанное про неряшливость не имело к Рине никакого отношения: ее посуда всегда была чистой (пожалуй, это единственная посуда, которая мылась в нашем доме регулярно), ее одежда тоже не накапливалась в корзине для грязного белья, а в комнате не было ни единой пылинки.

Вечера мы проводили за совместной прогулкой по окрестностям, ужином, чтением книг или играми.

Я всегда недоумевал, как такая кроха, не умеющая ещё толком держать джойстик, сидя на коленях, умудряется играть с нами во что-то. Более того, ещё и протестует, если выбираем персонажа, который ей не нравится!

Да, помимо наших любимых в этой медиатеке появились и обучающие игры, пусть Рина и не любила в них играть. Ну да, смотреть на то, как персонажи бегают, прыгают и дерутся друг с другом, ей оказалось куда интереснее. Маленькая любительница реслинга.

Дочь за эти месяцы постепенно окрепла. У нее улучшилась координация, стали развиваться мышцы. Я замечал это, беря ее на руки все чаще.

Спустя три месяца с момента появления она прибавила в весе и начала понемногу ползать. Приходилось больше следить, чтобы шустрая мелюзга не заползла куда не следует и не порезалась, а ведь она могла – в силу своего любопытства и вечного стремления тянуть ко всему руки.

Первым испытанием стала болезнь Рины. Дело не в том, что нам приходилось постоянно таскать дочь по врачам. Неприятные процедуры для нас стали в общем-то нормой.

Это быстро превратилось в нудную обыденность, над которой иногда Адриан грустно посмеивался: «Ощущение, что мне доверили быть не отцом, а надзирателем и нянькой в одном лице. Приговор вынесли врачи, а я должен следить за его исполнением».

От этих шуток я боялся, что, как и ранее, Адриан займет позицию вседозволенности и вечного праздника непослушания. Я думал, что из жалости Рине будет позволено слишком многое. Как и с решением о воспитании ребенка муж удивлял меня.

В итоге это мне досталась роль доброго друга, из которого можно вить веревки, а ему – роль вполне требовательного отца. И хотя девочка называла меня папой, я понимал, что при всем желании не смогу от нее добиться того, чего мог Адриан, которого она попеременно называла то папа, то бабочка. Нет, мой партнер ни в коей мере не был строг с Риной. Он всегда обнимал ее; даже когда дочь начала самостоятельно двигаться, любимый продолжал носить ее на руках и при малейшем «но» бросался на ее защиту. Я ни разу не слышал, чтобы муж повысил на ребенка голос, хотя мы оба знали, на что способны во время скандала.