Бронзовая собака

Роману, который был старше на десять лет, девушка иногда казалась инопланетянкой, а мероприятия и акции, все эти праздники в детских домах, и приютах для брошенных животных, закладки капсул времени, вязание разноцветной одежды для деревьев и лавочек, – были атмосферой её загадочной планеты.

Но, конечно, не эту вовлечённость в события, которые её совсем не касались, ценил в подруге Роман. Ему нравилось её гибкое и очень сильное тело с юной грудью. Его заводило то особенное чувство укрощенной энергии, которое возникало у него в моменты их близости. Не менее чувственных радостей он ценил её хронический оптимизм. Профессия Романа вызывала острую нехватку не только оптимизма, но и просто хорошего настроения.

И наконец, ему импонировало то, что девушка почти совсем не пользовалась косметикой. Роман бы никогда не обратил на это внимание, если бы не бывшая жена. Пройдя тридцатилетний рубеж, женщина, как с цепи сорвалась, – начала косметикой злоупотреблять. Эта её вдруг возникшая тяга совпала с резким ухудшением отношений между супругами, поэтому у Романа сформировалось стойкое отвращение к растекшейся по лицу косметике. Именно в таком виде лицо бывшей жены чаще всего видел Роман в последние месяцы перед разводом, когда их общение превратилось в череду нескончаемых скандалов.

Только что Роман закончил отправлять пятнадцатую смс-ку Ксюше. На четырнадцать предыдущих она не ответила. У девушки оставалось ещё два дня отдыха на одном из Греческих островов. Роман хотел договориться о том, где он будет ждать её в аэропорту, но Ксюша не брала трубку, а потом вообще пропала из зоны доступа.

Он задумчиво крутил в руке телефон, когда тот вдруг ожил звучной переливчатой трелью. Роман с надеждой посмотрел на экран и сплюнул себе под ноги, поджав и без того тонкие губы. Ему звонила его бывшая жена. После его слов: «Да, здравствуй. Ну, что на этот раз надо?», начался привычный телефонный скандал.

Жена, как обычно вымогала деньги и шантажировала его дочерью, он как обычно, пытался больше того, что было положено по судебному решению не давать, и обещал отобрать у неё ребёнка. В конце концов, крики жены утомили Романа, он замолчал и с отвращением на лице отставил от уха трубку.

Крик, который продолжал звучать из неё, услышало даже грузившее в багажник Романа коробку, длинноволосое существо в рейтузах и замасленной куртке с капюшоном, отороченным клочками чего-то грязно-слипшегося. Существо повернуло на звук серое бородатое лицо. Роман стёр это лицо нетерпеливым взмахом руки.

– Ты – идиотка, Марина, конченная! Ну нет, я тебя не оскорбляю, я тебе диагноз ставлю. Ты – клиническая идиотка! Я тебя на экспертизу отправлю. Я у тебя вообще ребёнка заберу, потому что клиническим идиотам нельзя детей доверять!! Пи-дец!!

Покрасневший Роман, так кричал, что ему пришлось сгибаться в поясе, чтобы исторгнуть очередную порцию воздуха с ругательствами из своих легких. Оборвав скандал, швырнул свой телефон на заднее сидение машины. Роман стоял, опираясь рукой о заднюю стойку внедорожника, пытался хоть как-то унять бешеное желание что-нибудь сломать. Пытался не представлять, как шея этой курицы хрустнет под его пальцами. Об этом сложно было не думать, но надо было не думать, иначе успокоиться было трудно. «Угораздил же чёрт с такой тварью связаться».

Больше всего его бесило понимание своей почти полной неспособности повлиять на поведение Марины по отношению к их общей дочери. Теоретически Роман мог согласиться с тем, что ребёнку, в особенности девочке, должно быть лучше с матерью. Но конкретно его дочери не повезло – ей досталась мать с апломбом царицы Савской, в сочетании с куриными мозгами. Роман понимал, что как бы он ни бесился, ни угрожал или, напротив, сколько бы денег он ни давал Марине, повлиять он, практически, ни на что не мог. В свое время Роману даже нравилась целеустремленность и настойчивость Марины. До тех пор пока он не понял, что ярче всего проявляется эта целеустремленность в реализации самых бредовых замыслов, причём не только самой Марины, но и свиты её многочисленных подруг. Роман с силой выдохнул.

Бородатое существо озабоченно посмотрело на него, и, сглатывая букву «р», участливо поинтересовалось: «Норм всё или чо?»

– Тебе что за дело? Ты всё положил? – отозвался Роман.

– Ну, вы красный весь, такой. Эт давление, надо бы…

– А ты доктор что ли?

– Неа… пока, я учусь ещё.

– На доктора, учишься? Людей лечить?

Парень утвердительно затряс немытыми волосами.

– Класс, – обречённо прокомментировал Роман.

– Вот я б на вашем месте…

– Ты женат был? – прервал его Роман.

– Неа, на фига мне.

– Вот и оставайся на своём месте.

6. Собака

Вера возвращалась из адвокатского бюро. В нём она оказалась потому, что ей вдруг стало жаль оставлять квартиру в руках бывшего мужа. За прошедший год она отдохнула от скандалов и угроз, подзабыла то мерзкое чувство, которое возникало каждый раз, когда она наблюдала за приступами истерики у взрослого, когда-то любимого, мужчины. Вера решила судиться с мужем за свою квартиру.

Когда ей позвонил её новый возлюбленный, консультация уже закончилась и Вера шла к метро. Новые отношения начались у Веры недавно. Возлюбленный был робок и нерешителен – женщине самой пришлось стать инициатором каждой из их редких встреч. Вера приложила много усилий, она была очень настойчива, если не сказать навязчива, добиваясь этих отношений. Её и саму смущала прямолинейность такого подхода, но по-другому ничего не выходило. Молодой человек лишь вздыхал и смотрел трогательным манящим взглядом. Его карие выразительные глаза, очерченные длинными чёрными ресницами, светились симпатией, а полные губы робко улыбались. Но инициативы он не проявлял, предоставляя Вере решать всё самой. И вот, наконец-то, он позвонил сам – Вера почувствовала себя счастливой. Для встречи возлюбленный выбрал симпатичное кафе на Кудринской площади. Волна радостного трепета окатила женщину с головы до пят. «Не зря всё», – подумала она.

Вера спустилась в метро на Площади Революции. Вдоль бронзовых героев ушедшей эпохи, присевших в углах тёмно-бордовых гранитных арок, она неторопливо шла за спинами людей, ожидающих поезд на платформе. Вера посмотрела на прибывающий состав метро, но осталась на месте, решив дождаться следующего. Вдруг она почувствовала толчок в плечо. Мимо неё метнулась к блестящему собачьему носу пожилая женщина, погладила его и побежала к поезду. Успела. Молодой парень, стоящий у двери придержал начавшую закрываться створку и улыбнулся запыхавшейся женщине.

Поезд отъехал, и платформа опустела, чтобы через пару минут наполниться людьми вновь. По пустой платформе, не отрывая взгляд от книги, шла девушка, привычным жестом, не замедляя шага, она погладила натёртый до блеска нос собаки. Следом за девушкой к скульптуре подошел пожилой неопрятно одетый мужчина. Он, не ограничиваясь носом пса, погладил ещё лапу и хвост бронзового животного. Платформа постепенно наполнялась пассажирами, ещё два человека подошли, чтобы погладить блестящую собачью морду.

Наверное, эти четыре бронзовые собаки, рассаженные создателями станции по обеим сторонам платформы, должны были, по их задумке, символизировать то, что мир и покой граждан находятся под надёжной охраной. Но по неведомой прихоти проведения, символизировали они удачу. Сначала московские студенты терли бронзовые носы собакам, чтобы повезло на экзаменах. Потом студенты повзрослели, но заряжаться удачей от трения о собачий нос не перестали.

Конечно, Вера знала о существовании этого московского мифа, но то, что ритуал имеет такую популярность, она не предполагала, потому что довольно редко бывала на станции Площадь Революции, а если случалось оказаться здесь, то никогда не задерживалась. Вера было протянула руку к золотому носу собаки. Но потом вдруг подумала, что всего полчаса назад ей очень хотелось, чтобы позвонил возлюбленный, и вот он позвонил. Все в жизни шло своим чередом, и вполне её устраивало. Вера решила, что удача и так сопутствует ей, а поэтому проявлять излишнюю настойчивость не стоит, чтобы не спугнуть её.