Дьявол во мне

– Домиан. Мне…

Я не успел закончить, у Марка зазвонил телефон. Он затушил недокуренную сигарету в пепельнице, внимательно посмотрел на меня, а затем ответил на звонок.

– Да… Хорошо… Скоро буду…

Он вскочил со стула в явной спешке и хотел было бежать, но вдруг остановился и повернулся ко мне.

– Мне пора. Работа… В холодильнике еда, пиво, бренди. Есть чай, кофе, блок сигарет. – Он показал на верх холодильника. – Можешь уйти, когда захочешь, только ключ в почтовый ящик положи. Если некуда идти, располагайся на диване, буду поздно ночью.

И он стремительно вышел из кухни.

Я по-прежнему курил сигарету, запивая теплым чаем. Через пару минут услышал, как входная дверь заскрипела, а затем захлопнулась. По всей видимости, я остался в квартире один.

Почему Марк, если он и вправду полицейский, оставил меня в своей квартире одного? Это неразумно, более того, это чертовски глупо.

Глава вторая

Ну что? Выкурить еще одну сигарету, умыться холодной водой и тихо удалиться отсюда, чтобы забыть весь этот день, как странный дурной сон?

Все же напоследок я прошелся по квартире, чисто из-за праздного любопытства. Заглянул в спальню, обнаружил там белый шкаф прямо у входной двери, кровать у окна и фотографию в рамке на подоконнике. На ней Марк стоял с какой-то женщиной, обняв ее сзади, и оба они улыбались. Я готов был поспорить на что угодно, что так не обнимают своих сестер или просто знакомых. Зеленоглазая, красивая…

Брать в руки фотографию я не стал, как и не стал рыться в шкафу, лишь отодвинул штору на окне и посмотрел на открывшийся вид. Проезжая часть. Но не шумно – удачные Марку стеклопакеты поставили… Сама квартира находилась в тихом зеленом районе города, всего в двух километрах от центра. Хорошее место для жизни.

В общем, я вышел из спальни, так ни к чему не прикоснувшись. Еще раз осмотрел гостиную и обратил внимание на небольшое, но пахучее пятно на диване. Черт, все-таки осталось! Пришлось протирать его с моющим средством. Затем я присел, закрыл глаза и сделал очередную сигаретную затяжку. По телу разлилось ощущение покоя. Пальцы играли в воздухе, нажимая невидимые клавиши. Да, я понял, что чертовски соскучился по своему старому другу. Возвращаться к родственникам до тошноты и ненависти не хотелось. Но при этом хотелось играть…

Я не знал, что делать. Остаться в квартире у незнакомого мужчины или вернуться домой как ни в чем не бывало. К старой жизни, к постоянным ссорам, обморокам и запаху блевоты, исходящему от каждого из родителей. Прошла всего пара-тройка часов, они даже не заметили исчезновения, пропажи. Они придут с работы и продолжат недовольно бурчать, молча презирать друг друга и улыбаться только во время комедийных ТВ-передач. Возможно, они даже не зайдут в мою комнату. Ведь я всегда там – где мне еще быть?

Как же поступить? При мне скромная сумма родительских денег, кормить меня даром никто не будет, покупать сигареты, одежду и прочие вещи необходимые для существования – тоже. И пианино не появится здесь лишь по велению моей мысли. Если и покидать родительский дом, то покидать его навсегда, полностью обеспечивая свое дальнейшее существование.

Что я умею, кроме как стучать по клавишам и испытывать муки от собственных мелодий? Или, может, пытки больше не будет? И иголки под кожу засовывать никто не станет? Ведь я помню, знаю, что две моих последних мелодии прекрасны. Прекрасны настолько, что я посвятил бы их Марку, в благодарность за спасение.

Итак, нужно придумать, чем зарабатывать на жизнь.

Погрузившись в размышления, я даже не сразу понял, что изрядно проголодался. В предвкушении чего-нибудь вкусного открыл холодильник. Холодная курица гриль, плотно упакованная в фольгу, стала добротным обедом для тощего парня, который сегодня обрел жизнь, а точнее – вкус к жизни, нового себя.

Дома у Марка было уютно, как нигде; сидел бы здесь и сидел. Но после обеда я все же решил прогуляться по окрестностям этого района, не торчать же до ночи одному.

Еще вчера я ложился спать с мыслями о том, как поезд раздавит меня, переломает все мои кости, превратит в красную жидкость, краску, которую будет тереть тряпкой уборщица после того, как мои останки соберут в пакет и увезут на опознание. После того, как рельсы обесточат на короткое время, а движение поездов метро остановят из-за меня. Да, на несколько дней я бы стал знаменитостью, сенсацией, которую обсуждал бы весь город, а затем меня бы забыли. Все, кроме моей родни. Вероятно, они бы что-то переосмыслили, а может, и нет. Скорее всего – на какое-то короткое время: четыре недели или два месяца. А затем продолжили бы жить, как жили.

Нет, я рад, что меня вытащили из лап смерти. Во мне будто что-то проснулось. Что-то, что умерло когда-то давно или, по крайней мере, ушло в глубокий сон. Что-то, что смотрит на этот мир сквозь призму яркости, видит прелесть в прохожих, в деревьях, в загазованном воздухе этих чужих для меня улиц. Я чувствовал радость от того, что сегодня вечером познакомлюсь со своим спасителем. Поговорю с ним, выслушаю его и, возможно, выскажу все, что во мне накипело за эти последние годы, за все мое детство.

Да, сто семьдесят один – это еще не приговор. Шагая по улице, я вдруг начал замечать мужчин, которые были существенно ниже меня, но шли рука об руку с красивыми женщинами, с детьми, с улыбкой на устах и светлым надежным будущим в глазах. Сто семьдесят один – это не конец, это начало. Начало чего-то нового, интригующего и захватывающего одновременно, начало новой судьбы, нового дня и нового знакомства с человеком. Пусть я и недостаточно высок для этого мира, но тот, кто находится внутри – он гораздо выше меня, гораздо привлекательнее, он что-то хочет от этой жизни.

Марк вернулся в три часа ночи. Я к тому времени уже уснул, хотя и давал себе обещание дождаться его во что бы то ни стало. Однако успешно вырубился в половине первого, сидя на кухне с тлеющей сигаретой в руке. Проснулся через две минуты от резкой боли, потушил окурок, постелил себе на диване простыню, которую нашел в шкафчике гостиной, и уснул. Но когда Марк пришел домой, я услышал скрип двери, а затем тихие, неспешные шаги в коридоре. Он, наверное, понял, что я остался у него, и решил меня не будить. Еще несколько минут я лежал во тьме с открытыми глазами, а потом встал с дивана.

– Доброй ночи, – сказал я, выходя в коридор.

Я ожидал увидеть Марка в полицейской форме, но он был одет цивильно, по-городскому. Синие джинсы, теплый серый свитер, часы, добротные кроссовки. В руках он держал другую обувь, а именно черные туфли размера эдак сорок пятого, и старательно начищал их, сидя на корточках.

– И тебе доброй. Чего не спишь? – Он на миг взглянул на меня, а затем вернулся к своему занятию.

– Я услышал, как ты пришел.

– Понятно. Ел что-нибудь? – спросил он не то из вежливости, не то из какой-то странной и непонятной мне заботы.

– Да, спасибо. Я съел всю твою курицу. И полбатона хлеба, – с некоторой робостью в голосе ответил я. Почему-то стало стыдно за свой зверский аппетит.

– На здоровье. – Он поднялся с корточек, поставил обувь у входной двери и обернулся ко мне. – Завтра перед работой куплю нам по курице. Выйду немного раньше, потом вернусь домой, ты еще будешь спать. Ну и по мелочи возьму: салата, хлеба… Сигареты есть, должно на день хватить. Они на холодильнике, бери, не стесняйся. Куплю еще, если нужно.

Он в своем уме? Зачем он это делает?

Я промолчал, потому что даже не знал, как реагировать.

– Ты ведь с родителями живешь, так? – вдруг спросил он. – Если они подадут заявление об исчезновении, тебе придется вернуться домой. Дело серьезное, понимаешь?

– Понимаю. – Я набрался смелости и неожиданно даже для самого себя сказал: – Я не хочу возвращаться туда, там невыносимо.

– Я догадался, но об этом потом. Как тебя… Домиан?

Я кивнул.

– О’кей. Я иду спать, мне в пять тридцать утра уходить. Завтра вернусь к вечеру, в девять, может, полдесятого, и мы обо всем с тобой поговорим. На холодильнике оставлю тридцать долларов, будет нужно – распоряжайся. Не знаю о твоей материальной ситуации, да и мне сейчас не до этого. В общем, чувствуй себя как дома. – Марк немного помолчал, а затем добавил: – Пока тебя не ищут. Доброй ночи.