Аракчеевский подкидыш

Тщательно осмотревшись, человек этот вошел в аптеку и вежливо, почти подобострастно, выговорил:

– Господин аптекарь, позвольте мне малость горчицы для горчичника.

Аптекарский помощник, приготовлявший какое-то лекарство, отозвался тихим, ленивым, отчасти сонным голосом:

– Присядьте.

Незнакомец сел на скамейке поодаль от сидевших на ней и спиной к свету. Молодой малый продолжал свое дело тихо, неспеша. Очевидно, что сон сильно клонил его, так как он зевал не переставая, причем отчаянно завывал, изредка приговаривая:

– Ах, пропади ты! О-ох, идолы!

По движениям молодого малого, по опущенным глазам, поникнутой набок голове, по всему лицу было видно, что он не только находится в полусонном состоянии, но отчасти изнурен бессонницей. Прошло минуты две полной тишины, которую только нарушал аптекарь, то зевая, то постукивая чашечками или гремя пузырьками. Но он не глядел никуда и не спускал глаз с тех предметов, которые были у него в руках.

Чернобородый в очках внимательно пытливо и упорно разглядывал малого, и, быть может, этот долгий и пристальный взгляд магнетически заставил наконец аптекарского помощника поднять на незнакомца глаза.

– Снимите картуз! – промычал он апатично и снова опуская тотчас же глаза на работу.

– Вы это мне-с? – отозвался незнакомец.

– А то кому же? Я, что ли, в картузе?

– А почему же мне снимать его?

– Первое, потому что здесь, вон видите, святая икона в углу, а второе, потому что здесь – графская аптека. Сюда нельзя влезать, как в кабак.

Незнакомец не двигался и, очевидно, затруднялся исполнить данный совет. Прошла минута, молодой малый продолжал стряпать, затем снова поднял глаза и приостановился работать.

– Вы что же, господин, на русском наречии не понимаете? Вам сказано: снимите картуз. А не желаете, я вас попрошу вон и никакой горчицы вам не дам.

Незнакомец нехотя снял картуз и покосился на всех.

– На вот, – прибавил аптекарь, подавая крестьянке пузырек с лекарством.

– Как же с им быть-то, родненький? – спросила баба. – В нутро его. Пить? Аль мазаться?

Аптекарь терпеливо растолковывал женщине, как принимать лекарство. Баба оказалась совсем несообразительная. Раза три принимался он объяснять и наконец растолковал.

– Спасибо, родненький, – поклонилась женщина. – А то ведь лекарство возьмешь, а как с ним быть – не знаешь. Вон у меня в прошлом годе тетка Арина чуть не померла. Дали ей тутотка мазь, а она ею облопалась.

– От того все это, что вы дуры, – произнес аптекарь добродушно.

– Мы-то дуры, да больно сердит Густав Иванович. Сунет в рыло посудинку и гонит вон, а пояснить не хочет. Не время, вишь. Спасибо тебе! Стало быть, через кажинные шесть часов?

– Да ты брось, баушка, часы-то, – уже нетерпеливо произнес молодой малый. – Какие у вас часы? Нешто вы это можете знать. Ты дай ей поутру, дай среди дня да дай вечером.

– Можно тоже и ночью?

– Дай. А коли спать будет, не буди.

– Ну, прощай. Спасибо, родной!

Крестьянка вышла вон.

– Это вы что же, господин аптекарь, выясняете им, – заговорил незнакомец, – нешто доктора нет у вас в Грузино?

– Есть, – лениво отозвался аптекарь. – Да народ-то глуп. Им надо в башку-то всякое раз двадцать вдолбить.

– А скажите, пожалуйста, как мне доктора разыскать? Я здесь проездом, остановился на ночь, да вот прихворнул, а утром надо ехать дальше.

Молодой малый толково, но снова не спуская глаз с пузырька, в который наливал какую-то микстуру, объяснил, где помещается грузинский госпиталь и живет доктор.

– Хороший он человек? – спросил незнакомец.

– Кто его знает! Кто хвалит, а кто ругает. Я не знаю. Я здесь только две недели как получил должность аптекарского помощника, никого и ничего не знаю. Да, должно быть, не придется и узнавать ничего. Отходить надо.

– Что ж так?

Молодой человек с большим оживлением, или, вернее, с ожесточением, начал рассказывать, как аптекарь играет в карты до трех часов утра, спит потом чуть не до полудня, оставляя его одного орудовать. Днем даст выспаться ему три-четыре часа и опять посылает будить, так как отправляется обедать или чай пить, или в гости, чтобы опять за карты засесть.

– Совсем смотался! Это не жизнь! Я от дела своего не отказываюсь, да ведь и собаке отдых есть! – раздражительно закончил аптекарь, снова зевая во весь рот.

– А вы бы графу доложили, здешнему помещику, – заметил собеседник.

– Как я к нему полезу? – пробурчал малый. – Это выходит, стало быть, идти с доносом. И как же графу нас разобрать. Аптекарь на службе который год уже здесь, а я без году неделя. Кому же граф поверить должен?

– Правда ваша. Да и к тому же граф ваш, как сказывают, поедом народ-то ест. Людоед!

– Сказывают так, – отозвался аптекарь, – а я полагаю, что все то вранье. Строг-то он, строг, порядок любит, за всякую соринку на улице драть велит. И хорошо делает.

– Как же это «хорошо»? – удивился незнакомец. – Жестокость это – за пустое взыскивать и по пустякам наказывать…

– Таков порядок на свете. Народ – свинья! Ты заставляй его делать, что следует, учи и наказывай, он же тебе потом в ножки поклонится за ученье.

– Да, а все-таки граф-то – людоед, – настойчиво повторил незнакомец.

– Вы, сказываете, проезжий? – спросил аптекарь. – И в Грузино никогда не бывали?

– Нет-с не бывал. В первый раз.

– Почему же вы так утвердительно говорите, что граф наш – людоед?

– Это всему миру известно, по всей России. Все так сказывают.

– А вы мне скажите, каких он людей съел? Кого, то-ись, безвинно погубил?!

– Я знать не могу.

– Как же вы говорите о том, чего не знаете? Надо говорить о таких предметах, которые знаешь. Да и что же это такое? Приехали вы в Грузино, пришли в эту аптеку, которую устроил сам граф для пользы обывателей, и тут же его поносите, а я должен слушать. Ведь вас надо взять за шиворот и вытолкать вон без всякого лекарства.

Окончив эту отповедь, молодой малый швырнул на прилавок перевязанную тесьмой коробочку и выговорил:

– Получайте вашу горчицу!

Незнакомец встал, подошел к прилавку и полез в карман за деньгами.

– Сколько полагается? – спросил он, ухмыляясь.

– Четыре копейки.

Незнакомец положил на прилавок пять копеек, взял коробочку и быстро направился к дверям.

– Чего же вы бежите? А сдачу?

– Ну, что там, одна копейка-то, бог с ней, – проговорил незнакомец. – Себе возьмите. – И он направился к выходу.

Видя, что незнакомец собирается уйти, аптекарь бросился к двери, стал у порога и выговорил, вспылив:

– Слушайте, берите сейчас свои деньги. А без этого не выпущу. Вишь, прыткий какой. Всех тут облаял, наболтал всякого вздора да еще подает мне, словно нищему, копейку. Знаете ли, что следует за это сделать с вами?

Незнакомец торопливо вернулся, взял копейку с прилавка и двинулся из аптеки. Аптекарь отступил от двери и, пропуская его мимо себя на улицу, пробурчал чуть слышно:

– Эх, как бы я тебе наклал в шею!

Незнакомец быстро зашагал по улице, обошел издали барские хоромы, завернул к ограде сада и опять той же калиткой, тихо и осторожно прошел во внутренний двор. Через несколько минут он был уже на крыльце и зажигал фонарь. Поднявшись по лестнице во второй этаж дома, он тихо прошел весь коридор и, завидя в дверь полуосвещенную горницу, потушил фонарь. Затем, пройдя еще две горницы, он вошел в кабинет вельможи и временщика. Здесь он сбросил на стол бороду, картуз, синие очки и сел в кресло, самодовольно улыбаясь.

Это был сам Аракчеев.

Глава VI

На другое утро, около десяти часов, проснувшийся Шумский позвонил человека и потребовал трубку. Несмотря на все пережитое и перечувствованное за последнее время, Шумский все-таки не потерял своей привычки начинать курить прямо спросонок, еще в постели. Человек из грузинской дворни, прислуживавший ему, спросил: намеревается ли барин кушать чай у себя или отправится к Настасье Федоровне.