Среди мёртвых

– Боюсь, с одеждой нам придётся потерпеть. Смотри!

Мёртвых становилось всё больше и больше. Пока что им везло и всё давалось просто, без проблем. Но скапливающиеся в пределах видимости, толпы зомби уже не казались такими безобидными.

– Может устроим "смертельные гонки 2000" года? – в шутку предложил Дима, но Маша не дала ему договорить.

– Если заглохнем или забуксуем – нам конец. Патронов не хватит на эту орду. Давай валить отсюда. Может разживёмся варежками или перчатками на следующей заправке.

По узкой дороге, с припаркованными по обеим сторонам легковушками, было не разогнаться. Попадавшие под скребок мертвецы, их было немного, с глухим стуком отлетали вправо. Через пару минут пришлось включать дворники, чтобы протереть лобовое стекло от забрызгавшей его крови мозгов. Тела обратившихся становились мягкими и хрупкими, от любого удара лопались, как спелые арбузы и размазывались кашей по асфальту. Сделав длинный круг по кварталу, Маша снова выехала на улицу маршала Савицкого и утопила педаль газа в пол. Через десять минут они уже приближались к автомагистрали.

Залив полный бак на заправке, разжившись рабочими тряпочными перчатками, двумя увесистыми топорами с пожарного щита, парочка выехала на Симферопольское шоссе – прямую дорогу до Кольцова.

Белкина

– Господи, что же так холодно то? – Женя вышла из дома егеря – своего старого знакомого, уехавшего в город по делам на выходные и оставившего в её распоряжении целый лес.

Протопив избу на ночь, она долгое время лежала на диване, читая книгу. А потом просто отключилась. К утру котёл остыл, температура в доме опустилась до двенадцати градусов. От этого холода она и пришла в себя, с книгой на груди и до посинения замерзшей.

Девушка выглянула в окно. На улице было пока ещё темно, но звёзды на небе растворились в мутной утренней дымке. Хмурый лес, по весеннему грязный после стаявшего леса, неприветливо заглядывал в хату, скрипя стволами деревьев и завывая сквозняками где-то на чердаке.

Снаружи было ещё холоднее. Она вернулась в дом, накинула куртку, вспоминая, что осталась здесь не просто так. Её попросили проконтролировать гостевую попойку, которая обычно продолжалась несколько суток. Но сейчас в коттедже, что стоял в семидесяти метрах от дома лесничего, было темно и тихо. Сауна с бассейном, мангал и проститутки по выходным – так развлекались гости егеря. Он терпел и ругался, но в глубине души был рад, что они хотя бы не носятся с оружием по лесу. Да и финансовые проблемы решаются, пусть и своеобразно, не так как ему того хотелось бы.

Иногда, когда егерю надоедала вечные гостевые попойки, а они случались по два, а то и три раза на неделе, он уезжал в город к семье, прося покараулить усадьбу Женю, которой, как природному интроверту, было за радость посидеть в пустой избе среди пустого леса. Пусть даже соседи иногда вели себя буйно и несдержанно. Вот и вчера, сынок прокурора со своими дружками молокососами, дружной компанией, в сопровождении четырех жриц любви, выгрузив два ящика дорогого спиртного и полтуши поросенка в дом, минут сорок пытался надоедать девушке приглашением присоединиться к банкету.

От природы она была одарена той красотой, что раскрывается уже в возрасте за тридцать, когда худое тело начинает обрастать мышцами, а редкие морщинки только придают шарма очаровательной улыбке на милом до умопомрачения лице. Пухлые губки, чуть широкие скулы, чертики, прыгающие в глазах разного цвета, что в детстве делало её объектом насмешек среди сверстником. Теперь же она не знала отбоя от поклонников и маскировала гетерохронию контактными линзами. Левый глаз был практически черным, а правый небесно-голубым и эта аномалия когда-то сыграла с ней злую шутку.

Впрочем, назвать шуткой попытку убийства после группового изнасилования никто не мог. Это случилось в шестнадцать, когда шестеро её одноклассников из интерната, в котором она жила с шести лет, обманом затащили её в подвал, где всё и произошло. Женя закрыла события тех дней в своей памяти так глубоко, что даже глядя на оставшиеся после той ночи шрамы от ножа не способны были пробудить воспоминания. Она оградилась от них высокой стеной, за которой оставила и мужчин.

Теперь, живя в маленькой квартирке, в тихом спальном районе Курска, она проводила вечера в одиночестве за чтением книг, иногда, как в этот раз, выбираясь на охоту или рыбалку. До тех пор, пока у неё не появилась настоящая семья. Та самая, о которой она мечтала всю жизнь. С братьями, сёстрами, редкими семейными вечерами, на которых можно было даже рта не раскрывать. Тебя понимали без слов, не лезли в душу, любили просто так, такой, какая ты есть. И Женя потихонечку начала оттаивать.

Она вспомнила тот день, когда впервые познакомилась с Сергеем. Как всего за один взгляд сроднилась с этим человеком на всю последовавшую за ним жизнь. Он изменил её, изменил её жизнь, изменил её отношение к жизни, к людям, к мужчинам, сделал её той, кем она в глубине души всегда хотела стать. Он создал идеального убийцу, способного одной только улыбкой обезоружить жертву, взглядом разноцветных глаз обездвижить, и нанести один точный и страшный удар. А будет ли это выстрел или проникающее ножевое – Жене это было всё равно.

Как он смог распознать в ней эту тайну, девушка и сейчас не могла понять. Тогда, двенадцать лет назад, будучи почти юной, но уже озлобленной на весь мир женщиной, она столкнулась взглядом с человеком за витринным стеклом, листавшим толстое издание в книжном магазине. Он всего лишь на секунду оторвал от страницы взгляд и они соприкоснулись душами, словно стихи и музыка вылились в песню. Сергей сделал ей самый дорогой подарок, который только был возможен. Он подарил ей саму себя.

Потом они долго сидели в кафе, почти не разговаривали, не зная имен друг друга просто улыбались и пили чай. Было в этом человеке что-то магнетическое, волшебное, удивительное, что не замечалось при первом взгляде, но чувствовалось. Он проник в неё своими мыслями, своей душой, своими желаниями, а она в него. Но это была не любовь, не страсть, не похоть. Бурные реки их жизни стихали, когда сливались воедино, дарили друг другу покой, умиротворение, радость.

Женя опомнилась. Слишком часто она вспоминала тот день, после которого всё стало иначе. Всё обрело смысл. У неё появилась работа, семья, дом…. И отец, о котором она так долго мечтала.

Все они называли его батей, а Вика всегда обращалась "папочка", и с её лёгкой руки Женя начала тоже. Он действительно стал им отцом – не давшим жизнь, но вернувшим её. Он стал им защитой, опорой, надеждой. А они стали его детьми – благодарными и преданными.

Её размышления и воспоминания прервал странный звук со стороны гостевого коттеджа. Это было не то рычание, не то шипение, не то ворчание-бормотание, не человеческое и не звериное. Женя попятилась к двери и включила наружное освещение. Ночью в лесу было темно, как в погребе, а затянутое непонятной дымкой небо придавало происходящему столь зловещий стиль, за который так ценил фильмы Арженто, Бавы и Фульчи её наставник. О, да, по канонам жанра сейчас что-то должно было случиться.

В свете прожекторов возникли три фигуры – окровавленные, покусанные, местами обглоданные до костей, изувеченные до неузнаваемости, словно загримированные для фильма ужасов. Женя окаменела. Подобно героиням джало её охватил нечеловеческий ужас и, стараясь не закричать, она закрыла рот рукой, второю пытаясь открыть дверь.

Монстры двигались на неё, медленно, тяжело, через боль и страдания, написанные на их лицах, Но в глазах – пустых и белёсых, читался лишь голод. Из перегрызенных глоток, сквозь обнаженные кровавые челюсти, лилось шипение, клокотание и рык.

– Это не смешно, упыри малолетние! – Женя всё ещё надеялась, что это глупая шутка, но даже с расстояния, которое неумолимо сокращалось, было заметно, что они мертвы. Вот только почему-то передвигаются не как мертвые. И не как живые.