Среди мёртвых

– Конечно "что-то не так". Она уже четвертый месяц на герыче сидит. Сейчас небось убитая валяется дома.

Для Димы это стало неприятной новостью.

– И давно ты об этом знаешь?

– Пару дней.

– Батя, я так понимаю, ещё не в курсе?

– Был бы в курсе, давно бы её прибил.

– Резонно.

– Ты знаешь Вику. В каком бы она состоянии не была….

Дима положил руку на плечо Маши. Девушка свернула на обочину и остановила машину. Впереди стреляли. Послышалось несколько автоматных очередей, потом пять одиночных выстрелов. Звук доносился издалека, но не услышать его было невозможно. Даже сквозь собачий лай, звеневший где-то сбоку.

– Лучше подождать. – сказал он.

– Вот черт! – выругалась Маша и осмотрелась по сторонам. – О, Дакстар! Ни разу там не была. Заглянем?

– Дешевая забегаловка. – фыркнул Дима и уставился в горизонт.

– Ладно, я сама! – она схватила пистолет и уже приготовилась выскочить из машины, как услышала голос напарника.

– Мой возьми. – он протянул ей ТТ с глушителем. – Ты про шум не забывай. Не хочу, чтобы нас было так же слышно, как этих. Запросто устроят нам засаду через пару километров.

– Параноик! – улыбнулась Маша и отправилась по вымершей улице к бару.

– Слишком уж часто моя паранойя оказывается хорошо работающей интуицией. – сказал он скорее сам себе, Маша к тому времени уже перебежала дорогу.

На горизонте было пусто, как и на всём Варшавском шоссе в обе стороны. Редкие машины стояли на обочине. Почти все они были брошены владельцами ещё до полуночи, но в некоторых (Дима насчитал за несколько километров десятка два) копошились зомби, скреблись когтями в стёкла и жадно щелкали зубами.

Логинов по природе своей был скептиком. Он не верил в то, что нельзя пощупать, попробовать на вкус или увидеть. И в вероятности зомбиапокалипсиса он не то чтобы сомневался, саму идею отвергал как бредовую. Но в тот день, когда он наступил, Дима готов был поверить даже в Бога, лишь бы явившийся кошмар оказался сном. Их с Машей однушки располагались друг напротив друга. Так захотел Батя, как они называли его за глаза. Так он посчитал нужным.

Родители уголовники, впоследствии алкаши и наркоманы, которых уже давно не было на этом свете, не оставили им даже пары носков. У Димы они были из Свердловска, у Маши из Орла, но как бы далеки не были их города, свела их судьба в Москве. И судьбу эту Маша ласково называла "папочка", и с её лёгкой руки все девчонки стали к нему так обращаться. Парни звали его «Батя».

Он не был им родным, но по сути стал отцом. В трудные времена, выпустившись из интерната без копейки денег и квадратного сантиметра в захудалой общаге, он подался на заработки в Москву. Ел с помоек, ночевал на теплотрассах, временами даже разбойничал в тёмных закоулках спальных районов, пока не столкнулся с Батей.

Озлобленный на весь мир, он ненавидел всех и ненависть эту пытался выплеснуть на кого попало. Ему нечего было терять, некого жалеть. Да и само чувство жалости и сострадания в нем отсутствовало. Именно это и заставило Батю в тот счастливый для Димы день не спустить курок и не снести ему голову.

Через полчаса он уже знакомился с Машей – патологической социопаткой, склонной к насилию, неспособной контролировать вспышки гнева и страдающей биполярным расстройством. Осторожный и сдержанный Дима стал для неё противовесом. Они были красивой парой, хотя долгое время спали в разных кроватях и говорили исключительно о кино, литературе и…. смерти. Они не задумывались откуда берутся деньги на его и её обучение и содержание, кто платит за квартиру и новые шмотки, но оба понимали, что за это рано или поздно придётся платить.

Батя направил их социальные недостатки в нужное русло – сначала они его подстраховывали, но потом…. Дима не любил вспоминать тот день, когда ему впервые пришлось убить человека, но он хорошо помнил счастливое лицо Маши, которой это пришлось по вкусу, её возбуждение при виде горящих тел, закованных в автомобильные покрышки, их захлёбывающиеся в огне и копоти крики, и как в его руку вложили пистолет.

Это было не сложно. Тем более, что убитый им человек того заслуживал. Если бы не они с Машей, Батю в тот день точно не пожалели. Так они стали частью семьи – большой и дружной, в которой никто и никогда не был сам по себе. И пусть встречались они редко, но никогда не забывали о том, что обрели.

Шло время, Маша получила второе высшее образование, выучила несколько иностранных языков, научилась сдерживать свой гнев, не выплёскивая его сразу, а копя в себе до подходящего случая. Она вращалась в высшем обществе, заимев богатых подруг и говоря всем, что её папа криминальный авторитет из Сибири, при этом никогда не называла его имени. Дима стал программистом и хотя до Антона ему было как от Земли до Сириуса, кое-что он тоже умел. Но в основном оставался на подстраховке – важным и нужным полевым агентом киллера, которого в криминальных кругах уже окрестили Кельтом.

Они были изгоями и для полиции и для преступности, частью которой сами и являлись. Как и откуда Батя брал заказы, для всех остальных до сих пор было загадкой. Впрочем, секрет этот никто раскрыть и не пытался. Все довольствовались тем, что было, хорошо понимая, что чем меньше деталей они знают, тем проще будет на допросе, как иногда шутил сам Батя.

Несколько лет жизнь казалась сплошной рутиной, все ходили на работу, ели, спали, пытались заводить романы и отношения, покупали авто, квартиры, брали ссуды, кредиты, стараясь не выделяться из общей массы, ездили на отдых на юга, занимались охотой, рыбалкой, дайвингом, спортом…. Всё как у всех. Пока в один из холодных январских вечеров в Москве не объявился Батя.

Дима услышал три хлопка и обернулся в сторону Дакстара. Собачий лай, который то и дело разносился по округе, разом стих.

– В собаку что ли стреляла? – подумал он и тут же забыл об этом.

На дороге показался мотоциклист. Мчался он с южного направления прямо к нему. Через несколько секунд показались его преследователи – всё тот же "оутландер" из которого начали стрелять. Дима пригнулся, понимая, что в такой ситуации попасть под шальную пулю плёвое дело. Его беспокоило только отсутствие Маши, от которой ожидать можно было чего угодно. Ещё час назад она сносила головы "омертвевшим" соседям с таким довольным лицом, что впору было приписывать ему максимальную единицу счастья. Эйфория и сейчас не покидала девушку. Для неё случившееся стало даром Божьим. Безнаказанно убивать себе подобных, пусть и уже мертвых, но при этом двигающихся, – не это ли мечта любого психопата?

Пуля впилась в самый угол лобового стекла и Дима вздрогнул. Мотоциклист явно перешел дорогу "каравану", раз за ним отправили погоню. Впрочем, через несколько минут "оутландер" проехал в обратном направлении и скрылся за горизонтом.

– Смотри кого я нашла, – услышал он голос Маши совсем близко. Отвлекшись на бандитов, Дима совсем потерял бдительность и подпустил к себе Машу на расстояние, с которого она смогла бы его убить. Если бы хотела. События последних двенадцати часов его явно расшатали и разболтали.

Рядом послышался собачий скулёж и в кабину запрыгнул собакен, до умопомрачения радостный появлению людей.

– Это Джек! – добавила Маша, кивая на немецкую овчарку. – Хороший мальчик!

Пёс довольно высунул язык и часто задышал.

– И нафиг он нам? – безразлично спросил Дима. Он никогда не понимал этой нечеловеческой любви Маши к животным при лютой ненависти к людям. С кошкой или собакой она могла тетёшкаться часами, нисколько не раздражаясь, чего нельзя было увидеть в отношении ей подобных.

– Отбила его у нелюдей. Зажали моего пёсика в угол и хотели сожрать. – сюсюкала Маша, а пёс, счастливый, щерился во всю ширину разинутой пасти. Из которой, кстати, воняло как из помойного ведра. – Хочешь? – Маша протянула Диме бумажный пакет с гамбургерами и банку безалкогольного пива. Она было покрыта мелкими капельками пота, а на ощупь оказалась ледяной.