Страница 9 из 13
– 2 –
Русская идея
Между Россией и Западом не может быть союза ни ради интересов, ни ради принципов, не существует на Западе ни одного интереса, ни одного стремления, которые бы не злоумышляли против России, в особенности против ее будущности, и которые бы не старались повредить ей. И вот почему единственная естественная политика России по отношению к западным державам – это не союз с той или иной из этих держав, а разъединение, разделение их. Ибо они, только когда разъединены между собой, перестают быть нам враждебными – по бессилию, разумеется, никогда – по убеждению.
Какие идеи движут кремлевской элитой? Что объединяет Россию? В советское время население объединяла именно смесь идеологии и национализма. В начале эпохи коммунизма люди, возможно, и верили в марксизм-ленинизм, но со временем они стали настроены скептически, поскольку понимали разницу между коммунистическими лозунгами о равенстве и диктатуре пролетариата и реальным обществом, в котором элита коммунистической партии (около 8 % населения) жила существенно лучше тех, кто в партии не был. К моменту распада СССР официальная советская национальная идентичность представляла собой смесь патриотизма и веры в превосходство социалистической системы. Но ее все больше оспаривал Михаил Горбачев, первый секретарь крайкома, который стал лидером СССР в 1985 г. Он понимал, что необходимо реформировать слабую советскую систему:
«Представьте себе страну, которая летает в космос, запускает спутники, создает такую систему обороны, и она не может решить проблему женских колготок. Нет ни зубной пасты, ни стирального порошка, ни предметов первой необходимости. Работать в таком правительстве было немыслимо и унизительно»[24].
С момента распада СССР россияне ищут новую идентичность. Но по прошествии 25 лет по-прежнему нет согласия и очевидны возможные подводные камни, связанные с этническими вопросами. Что значит быть русским? Этот вопрос веками вызывал споры и так и не получил исчерпывающего ответа. Быть русским представляет собой этнически исключительное понятие? В советское время «пятым пунктом» в каждом внутреннем паспорте была национальность. В 16 лет каждый гражданин должен был установить свою национальность, и это во многом определяло его карьерный путь. Национальность «русский» была самой желанной категорией и лучше всего способствовала карьере. После нее шли украинцы и другие славянские национальности. Принадлежность к еврейской национальности, определяемой в качестве нерусской, часто означала недопущение к наиболее престижным академическим учреждениям или постам в коммунистической партии. Принадлежность к казахам, узбекам, чеченцам или азербайджанцам также могла представлять проблему. Таким образом, единственно возможным определением того, что значит быть русским, является следующее: принадлежность к привилегированной нации в многонациональном государстве. После распада СССР предпринимались попытки дать определение понятию «русскость» более общим, основанным на гражданских принципах образом: в качестве гражданина России, независимо от этнической принадлежности. В 1990-х гг. правительство попыталось ввести всеобъемлющий термин «россиянин» (гражданин России) в противоположность этнически ограничивающему термину «русский». Он так и не прижился, а в эпоху Путина широко распространенным стало употребление именно слова «русский». Более того, в 2017 г. Путин заявил, что русский язык представляет собой «духовный каркас» страны, «наш государственный язык», который «ничем заменить нельзя»[25].
После 74 лет коммунистического правления и потери советских республик, жители которых не являлись русскими, было не ясно, какой должна была быть новая национальная идентичность и кто такой русский. Поэтому в 1996 г. Борис Ельцин сделал довольно необычный шаг и создал комиссию с уникальной задачей: придумать новую русскую идею. Он назначил совещательный комитет, возглавляемый помощником Кремля по политическим вопросам Георгием Сатаровым, а правительственная газета предложила около 2000 долларов тому, кто напишет лучший очерк на эту тему объемом не более семи страниц. Однако проект с самого начала был обречен. Сатаров признавал, что национальная идея не может быть навязана сверху, а должна исходить снизу. Никто не смог придумать соответствующую национальную идею, хотя один участник даже получил премию за очерк о «принципах русскости». В 1997 г. проект свернули[26]. Попытку организации комиссии для создания новой национальной идеи в условиях нестабильных политических преобразований практически наверняка ожидала неудача. Однако новая идентичность действительно постепенно появляется.
В 2007 г. Кремль поддержал создание международной организации «Русский мир». Ее руководителем является Вячеслав Никонов, внук Вячеслава Молотова, долгое время служившего при Сталине министром иностранных дел, чей суровый нрав и столь же суровый стиль ведения переговоров стали легендой. Никонов, открытый защитник Кремля и критик Соединенных Штатов, является депутатом Государственной думы и занимает ряд академических должностей. Его фонд призван популяризировать русскую культуру и язык во всем мире, а также призывать людей, эмигрировавших из России в течение последнего столетия, вернуться к своим корням. Под «русским» фонд обычно понимает абсолютно любого человека, говорящего на русском языке (русскоязычного) и отождествляющего себя с русской культурой независимо от его этнической принадлежности.
Кажущаяся путаница в том, что означает быть русским, уходит своими корнями в истоки русского государства. Великое княжество Московское стало объединенным государством одновременно с его расширением и завоеванием прилегающих территорий в XIV в. В течение следующих 500 лет оно расширялось (а иногда его размеры и сокращались) по мере укрепления государства. При этом оно вело войны с татарами, рыцарями Ливонского ордена, поляками, шведами, турками и персами, а его население постоянно становилось все более этнически разнообразным. Многие «русские» в действительности рождались в смешанных браках и имели этнически различных предков. Так, треть служащих дореволюционного Министерства иностранных дел Российской империи составляли балтийские немцы – этнические немцы, проживавшие в Прибалтийских странах, когда Российская империя ими завладела. Например, в начале XX в. российским министром иностранных дел был граф Владимир Ламздорф. Один из его потомков позже стал министром экономики Западной Германии. Чувство собственной идентичности русских все больше оказывалось связано с их чувством имперской судьбы и отеческим управлением теми, кто их окружал, включая украинцев, которых они именовали «младшими братьями».
Возможно, из-за неопределенности относительно того, что означает быть русским, элита занялась этим вопросом, сосредоточив внимание не столько на этнической принадлежности, сколько на уникальности русской цивилизации. С годами русская идея стала мощной основой развивающейся идентичности страны. Ее ядром было «убеждение в том, что у России есть своя независимая, самодостаточная и в высшей степени достойная культурно-историческая традиция, которая отличает ее от Запада и гарантирует ее будущее процветание»[27]. Русские правители изначально определяли себя через свое отличие от Европы, подчеркивая свое евразийское призвание. Именно это, а не сравнение себя, к примеру, с Азией было их отправной точкой. В XIX в. заместитель министра просвещения и специалист по античной филологии граф Сергей Уваров кратко выразил сущность русской идеи в знаменитой триаде «православие, самодержавие и народность». Это то, что определило русское государство. Тремя его основными институциональными столпами были православная церковь, монархия и крестьянская община.
23
Kirk Be
24
“Interview, Mikhail Gorbachev: The Impetus for Change in the Soviet Union,” transcript, Commanding Heights, PBS, April 23, 2001, http://www.pbs.org/wgbh/commandingheights/shared/minitext/int_mikhailgorbachev.html.
25
Neil Hauer, “Putin’s Plan to Russify the Caucasus,” Foreign Affairs, August 1, 2018, https://www.foreignaffairs.com/articles/russia-fsu/2018-08-01/putins-plan-russify-caucasus.
26
Timothy J. Colton, Yeltsin: A Life (New York: Basic Books, 2008), 389–390.
27
Tim McDaniel, The Agony of the Russian Idea (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1996), 11.