Страница 98 из 101
Когда на пронзительный «мяв» брата обернулся Файн, тот уже принял форму полузверя с выступающими клыками, ушами торчком и бившим по бокам длинным хвостом, и отбивался от целой группы мертвецов, которые внезапно учуяли добычу. И отбился бы успешно, если бы его не задавили числом. Точнее, закусали. Восставшие знали, куда надо метить, чтобы жертва прекратила рыпаться – в сонную артерию.
Файн и опомниться не успел, когда злобнец, зажимая фонтанировавшую рану когтистой рукой, похрипывая, упал и замер. Только тогда у Файна сработал врожденный инстинкт «брат в опасности», и он кинулся на выручку, буквально разгребая дохлые тела перед собой. Подхватив Казаму на руки, он опрометью кинулся к воротам и лишь за спинами приятелей положил оборотня на землю, а сам навис над ним и, хлопая длинными ресницами, уставился в его искаженное предсмертными страданиями лицо.
– За тобой должок, – на лице Казамы появилась кривая усмешка, а с губ сорвался тихий стон. – Он хотел прыгнуть на тебя. А я прыгнул на него. Вот так. – Слова давались ему с огромным трудом, половину звуков он проглатывал, а рана на шее продолжала обильно кровоточить. – Обычно ты болтаешь без умолку, а тут вот мне захотелось. Как будто надышаться не могу.
– Молчи, – Файн приложил указательный палец к его губам, а в глазах уже застыли подступавшие слезы. – Я позову сейчас светлых. Лежи и молчи.
Но когда близнец стал подниматься, Казама резко схватил его за руку.
– Каких светлых? В задницы их, этих светлых. Я знал, что моя жизнь будет короче твоей.
– Ты что такое говоришь, а?! – вскинулся Файн. – Я был прав, что ты придурок!
– Слушай сюда, – злобнец ослабевшими пальцами подтянул к себе брата за воротник. – После грязного дела старейшины иди к отцу. Иди в самое пекло и шпионь, как последняя падла. Он на радостях от моей смерти вприсядку плясать будет, не что тебя примет обратно. А потом возвращайся к принцессе и… выложи ей все. Все, что узнаешь.
– Прекрати.
– В битве за княжеский престол у тебя нет конкурентов. Это… мое мнение, но ожидания мои оправдай. Договорились? Ой, только не разводи этих сцен… – скривился Казама, когда слезинки Файна начали падать ему на щеки. – Ты ж не баба какая-то. Хоть сейчас не будь рохлей.
Ни Пересмешник, ни Михаэль, ни Шанель не могли присоединиться к этим двоим, потому что иначе сдерживать мертвецов остальным стало бы в разы сложнее. Да и никто из них не владел светлой магией даже на самом примитивном уровне.
– Думаю, пора, – решился старейшина, когда голоса близнецов стали едва слышны. Они все равно за спиной, а магическая волна направится вперед.
– Хорошо подумал? – серьезно переспросил у него Михаэль, раскручивая посох в руках и откидывая очередную порцию восставших.
– Да, – кивнул Пересмешник, прекратил потуги природной магии и занял место в середине очищенной от мертвецов площадки. – Все, валите отсюда. Монашка, Шанель. В любом случае, – руки уже занялись знакомым фиолетово-черным сиянием, – был рад вас знать. И… о принцессе позаботьтесь.
Оба подошли к старейшине, хлопнули его по плечам и убрались на безопасное расстояние позади него.
– Каин! – раздался столь неожиданный голос Фредерики со стороны ворот.
Обернулись на него только монах с драконом. Наследник темного князя тяжко вздохнул, но тело его уже наливалось внутренней тьмой. Сначала занялись ладони, затем тьма направилась вверх, заглатывая руки, плечи. Потом вниз. Магия объяла грудь, ноги. А следом и шею с головой полностью поглотило сияние темной магии. Жужжание и щелчок. Тихий-тихий в точке солнечного сплетения. И в тот же момент огромная черно-перламутровая магическая волна понеслась вперед, валя ходячих мертвецов штабелями. Поле перед городом теперь напоминало гигантское домино.
– Каин!!! – продолжала верещать принцесса, но монах с драконом крепко держали ее. Та брыкалась, кусалась, но тщетно.
Нестерпимое жжение Пересмешник почувствовал сразу, как только высвободил тьму из своего тела. Вместе с волной, несущейся горизонтально, вертикально на землю хлопьями опадали частички его кожи с обгоревшими краями. Пути назад уже не было.
Километр за километром родная магия, воскресившая поганых мертвяков, их же и умерщвляла. Сколько их там было? Сотни? Тысячи? Он чувствовал их один за другим. Чувствовал их всех. И не благодаря тому, что он одаренный темный, нет. Он чувствовал их сейчас, как себя, потому что он и есть тьма. Ожившее ее воплощение.
Хорошая же штука – болевой шок. Когда боль настолько сильна, что ты перестаешь ее ощущать, и тело твое рассыпается, будто приближая тебя к сезонной линьке, а не к смерти.
Заискрили последние темные всполохи, и, пошатнувшись, Пересмешник завалился на бок. Тело глухо ударилось об землю, взметнув в воздух мелкие частички кожи.
Только тогда принцессу высвободили из железной хватки, и она босиком, в разорванном платье, с рыжим гнездом на голове, да еще и разбитым носом, кинулась к другу. Упала перед ним на коленки, перевернула на спину и обомлела от ужаса. Лицо Пересмешника было уже наполовину облезлым. Частично даже с голыми мышцами, которые тоже постепенно отмирали и превращались в подгоревшие хлопья. И бородка подгорела, оставив только легкую щетинку.
– Каинушка… – прошептала Фредерика и сама не расслышала своего голоса. Шум в голове мешал. Виски пульсировали. – Каинушка, родненький…
Слезы кончились. Они уже давно кончились. Еще когда она торчала под крышей академической башни. Но там хоть какая-то надежда была, а тут…