Жнец

— Дай определение — что такое «зло»? Как ты это понимаешь? — усмехнулся я, открывая глаза.

— Ну как это…зло — это зло! — хмыкнул Самохин — Ну как еще сказать-то?

— Скажи, Владимирыч…вот я закодировал человека от пьянства — это добро?

— Конечно, добро! Он же теперь не бухает, работает, жена, семья рада!

— Но я ведь сделал это помимо его воли. Я изменил его душу, надломил ее. Разве это добро? Я лишил его выбора! Может он хотел вот так — бухать, не просыхать целыми днями! Понимаешь?

— То есть ты хочешь сказать, что абсолютного зла, как абсолютного добра не существует? А как же тогда фашисты? Концлагеря?

— Поймал. Это абсолютное зло, да. Но мы ведь говорили не о фашистах. Мы говорили о том, кого считать черным колдуном, а кого нет. Творит он зло, или нет. Так вот — я творю зло — но только с точки зрения того, кому я это зло причиняю. Например — я обязательно убью похитителей твоей внучки. Я найду ее, даже не сомневаюсь. И ты не сомневайся. Успокойся и не разбей нас о фуру, иначе точно будет беда. Ну, так вот: с точки зрения похитителей — разве я делаю добро?

— Слышал уже такое, ага — скривился Самохин — Что с точки зрения коровы мы мерзкие твари, пожирающие разумных существ.

— А разве не так? — усмехнулся я — просто не хотим этого признать. Мы ужасные, злобные, подлые и кровожадные существа! Которые только и делают, что убивают друга друга и строят ближнему всяческие козни. Что, скажешь не так? Не натерпелся за свою жизнь? И вот сейчас — для чего мы едем? То-то же… Понимаешь, какая штука, Владимирыч…у зла и добра всегда две стороны. И это фактически одно целое. Свет и тень — всегда вместе. Ну а что касается белых и черных колдунов…да кто их может разделить? Это чисто условное деление. Кому-то нравится лечить — он становится белым колдуном, или белой ведьмой, как баба Нюра. Кстати, она ведь на самом деле колдует, так что зря ты считал это все мракобесием. Так вот — баба Нюра лечит, и получает свою силу от белого божества. А та же Хромкова Нина Петровна — эта порчу напускает, да привороты делает. Черное колдовство. И силу получает от черного божества. Но на самом деле они получают силу от одного и того же божества, только имеющего две стороны, два лица!

Я замолчал, молчал и Самохин, будто бы занятый дорогой. И молчал он минут пять, я даже стал потихоньку засыпать, когда Самохин снова активизировался:

— Я слушал тебя, и думал — то ли он спятил, то ли я спятил! Божества! Сила! Ну как, как это может быть?! Понимаешь? Мир рушится! Такой простой и понятный мир! Ломоносов — знаю! Эйнштейн — знаю! Ландау — тоже знаю. Черных колдунов — не знаю! Белых ведьм — не знаю! Это антинаучно! Это неправильно!

— А тебе не накласть, кто твою внучку вытащит из беды? — сонно ответил я, поудобнее укладывая голову на подголовник — Эйнштейн ему нравится…а черные колдуны — нет! Плевал я на Эйнштейна…я знаю то, что я знаю.

Часа два мы молчали. Вернее, так — молчал Самохин, а я спал. Намотался в эти дни, нанервничался…постоянно тянет спать. Ну как накрывает. Проснулся я когда мы уже въезжали в Москву и ехали по МКАД. Разбудил Самохин, вернее звонок его телефона. Он схватил смартфон, двинул пальцем и замер, слушая, что ему говорят. Затем мрачно сказал:

— Не плачь. Слышишь, не плачь! Я уже подъезжаю. Мои люди уже подъехали? Ага, хорошо. Пусть сидят и ждут.

Я посмотрел на Самохина, он не глядя положил смартфон на место и вполголоса сказал:

— Дочь рыдает. Вот же мрази, а?!

— Кто-то из знакомых навел — задумчиво сказал я, глядя в зад бензовозу, который тащился впереди — Телефон ваш откуда знают?

— Да его много кто знает — вздохнул Самохин — Я же не олигарх с двадцатью миллиардами долларов в загашнике, телефонные номера свои не прячу. Я колхозник, торгую своей продукцией, коммерцией занимаюсь. Звезд с неба не хватаю, хотя деньги у меня есть. Не такие уж и больше деньги, но…хмм…кстати, знаешь, а сумма, что они потребовали — в точности такая, как у меня сейчас есть на счету. Не понял? То есть — это почти все свободные деньги, что у меня есть. То, что я пусть и с потерями, но смогу снять за сутки.

— Бухгалтер? — предположил я.

— Или в банке их человек. Да какая разница? Когда возьмем их, тогда и узнаем — кто именно. Если узнаем. Кстати, тебе обязательно сразу их убивать?

— Нет, не обязательно. Но мне обязательно нужно их убить. Я не буду пояснять — зачем. Считай меня маньяком-убийцей, считайкровожадным идиотом, но мне нужно их убить.

— Мда…никогда бы не подумал! — вздохнул Самохин, поглядывая на меня, как мне показалось — даже с некоторой опаской. Потом он вдруг удивленно поднял брови и спросил, быстро глянув на меня:

— Слушай, а ты же ушел из полиции! А какого черта разгуливаешь в ментовской форме? Я сразу-то и не сообразил, не до того было — честно сказать, меня как мешком пришибли. А вот сейчас вспомнил, и…вот.

— Ко мне из райотдела приехали — усмехнулся я — слезно просили помочь, не уходить прямо сейчас, пока не подберут замену. Ну я и согласился, с условием, что не будут сильно давить. Говорят, как я на участок сел, здесь преступлений не совершается, и правонарушений меньше стало. Врут, наверное, но так сказали. В общем — отыграл я пока что назад. Ну а почему бы и нет? Почему бы не помочь людям…я имею в виду моих начальников. Когда мне было херово, они меня приняли, на путь истинный наставили, помогали, как могли. Опять же — когда прикрыт ментовской формой, оно как-то и полегче жить, разве нет?

— Вот! — ухмыльнулся Самохин — А я все ждал, скажешь, или нет! Честный ты парень, Вася. За то тебя и уважаю. Честный и справедливый. Потому тебе и поверил. Да, прикрывшись формой колдовать-то полегче будет. Иначе и наезжать будут, иначе претензии всякие, правда же?

— Ну да…на это тоже намекали — хихикнул я — Тут ведь еще есть обстоятельство: с начальства денег не возьмешь. Начальство хочет все на халяву. У одного жена толстуха, другой никак не может ребенка зачать, третий…третий жену хочет приворожить — а все денег стоит. Так почему бы на халяву это не сделать? У своего парня-участкового? И кстати, веришь, или не веришь, но и селянам помочь было бы неплохо. Вот избавил я людей от алкоголизма — что они от этого, хуже жить стали? Мне, кстати, большого труда это не составило. Честно сказать — плевое дело. Как ты говоришь — гипнотизер я хороший. Ну и вот…почему бы жизнь не сделать лучше? Жизнь этих людей, ну и вообще — жизнь!

— А все-таки, зачем тебе нужно убить этих тварей? Можешь мне сказать? Я никому, вообще никому не скажу! Но мне хочется понять. Очень хочется понять! Чувствую, я прикоснулся к чему-то такому, что…в общем — к Тайне! И я хочу ее хоть немного познать! Не прощу себе, если не попытаюсь.

— Я не могу тебе сказать, Владимирыч — вздохнул я, и помотал головой — Хотя…скажу кое-что. Сила у колдуна — думаешь, откуда? Его способности? Не знаешь. Вот и не надо тебе знать. В бога ты не веришь, в богов скорее всего — тоже. Ведь не веришь, Владимирыч?

— Не верю — вздохнул Самохин, сворачивая со МКАД, и поворачивая руль отточенными, скупыми движениями, что отличает мастера-водителя от суматошного новичка. Новички обычно перебирают руками по рулю, суетятся, мастер никогда не выпускает руль из рук — как положил на него ладони, так они и лежат. При резком повороте — руки идут крест-накрест, но ладони не сдвигаются.

— А они, боги-то, существуют, Владимирыч, и честно сказать, им плевать — веришь ты в них, или не веришь. И эти боги дают силу колдунам и ведьмам. А чтобы расплатиться за силу, им нужно кое-что дать. Например — душу человека. Я черный колдун, не забыл? И я должен отправить богам несколько душ. Плохих душ, очень плохих! Злодеев! Не могу же я отправлять им хороших людей? А где взять плохих? Вот так.

— Голова кругом! — вздохнул Самохин — Это ведь просто чертовщина какая-то! Мракобесие! Но с другой стороны — вот он ты, сидишь рядом и серьезно говоришь о таких вещах! И я вижу — ты не врешь, и вроде как не сумасшедший! Но поверить все равно не могу. Ладно, увидим…время покажет