Тень обратной стороны Луны

«Я не хочу лить слёзы о былом и к лучшему уже я не стремлюсь —

Покинула теперь мой тихий дом сомнений и страданий злая грусть…

Увидела себя со всех сторон: светлы, как день и в тот же миг черны!

И поняла, что идеал – лишь сон, лишь тень обратной стороны луны.

Как просто… Только пут не разорвать, не поломать законов бытия!

И одиноко в пустоте страдать обречены навеки ты и я.

Но сделан шаг – вопросов больше нет, ответы быстро остужают пыл.

Уже не радует сияние побед за счёт обрубленных кому-то крыл.

А чайка кружит-кружит среди волн, рыдая, прячет слёзы среди брызг

И в шуме тонет вечный ее стон, но в каждом крике зов, а в каждом взмахе риск…»

Как многое море значило для Марики! – свободу, простор, надежду, радость прикосновения воды к телу, наслаждение, восторг дышать соленым морским воздухом и улыбаться навстречу ветру. Теперь оно было словно переливающаяся чаша, а небо, заполненное медленно ползущими, косматыми облаками, было похоже на сиреневого ангела с белыми крыльями, заглядывающего в эту чашу. Хотелось тоже пойти на этот золотой свет на голубом небе, стать частью прекрасного магического действия. Марика взволнованно задышала, улыбнулась морю и небу, подумала:

«Чутко Amore в море, нежно ароматы в ветре,

Гордо далёкие горы, а я солнцу под ноги пеплом.

И пьянея его потоками, всё тепло бы в себя вобрала.

Золотыми нитями соткано укрывает меня покрывало

Я у солнышка на ладонях и свечусь как пылинка, тая,

Сладко сердце лучом проколола солнца капля в колодцах рая».

Все вокруг нее всегда было окутано магией и все ее удивляло, но никогда не приходило ей в голову, что источником этого была она сама, ведь не зря же другие вокруг нее ничего подобного не видели, но она была слишком скромна, чтобы догадаться и искала источники и причины этого волшебства на земле. Поэтому ей и понравился Алекс, ведь она заподозрила, что это он источник всего волшебного на земле, себя же она в счет не брала, потому что считала себя странной аномалией земного существования. События ее жизни переплетались таким образом, что были похожи на серебряную паутину и у нее всегда было такое чувство, словно она видит тонкие нити, проходящие через материю времени, при этом ощущает, что вещество времени словно глина, которую можно лепить, но прошли годы, а вместо ощутимого результата на руках у себя она чувствовала только липкий туман и больше ничего. Марика в детстве занималась художественной гимнастикой и танцевала в школьном ансамбле, но больше всего любила балет, куда к ее разочарованию ее не приняли. Когда Марика танцевала маленькой девочкой в доме родителей, представляя себя балериной, то скрещивала свои ладони на поднятых изящно вверх руках, мысленно как бы закрывая поток своей темной сути, своей черной энергии, чтобы она не устремилась в этот мир, а перенаправлялась и улетала в небо. В резких размашистых движениях, взмахах и прыжках своего тела, в нежных изгибах и поворотах выражала она все свои мысли и мечты. Самыми любимыми фильмами ее были «Грязные танцы» и «Грязные танцы-2». Так же как и герой фильма «Грязные танцы-2», Марика считала, что в танце ты можешь быть другим человеком. Она верила, что небесная сила поможет превратить черноту ее уродливой души во что-нибудь очень хорошее, потому что если хочешь делать хорошее, то у тебя обязательно получится. Но теперь, спустя много лет, самое главное и самое важно для нее – воспитание собственных детей у нее не получалось и спасал только Алекс. Марика легла на песок, всем телом впитывала его тепло, ощущала, как солнечные лучи трогают тело, как будто бы лечат его, словно огромные ласковые легкие пальцы и пыталась этим теплом защититься от собственных неудач. Мир качался и плыл, словно лодка на воде, ветер будто бы приподнимал и кружил мысли, уносил вдаль в океан их вместе со стаями скандальных, нахрапистых морских чаек. Марика расслабилась и задремала, но во сне проснулась внутренне, как это всегда бывало, когда организм достаточно отдохнет, затем она открыла глаза. Поднявшись и энергично войдя в море, она сразу поплыла, широкими сильными взмахами рассекая воду. Тело ее было, все еще слишком напряжено из-за тревожных мыслей о детях и далеко отплывать она не рискнула, боясь, что у нее от злости ногу сведет или еще что-нибудь нехорошее случится, потому что чувствовала, что сейчас она в одном из критических неконтролируемых состояний, в которых люди могут неосознанно навредить себе. Наплававшись вдоволь, отдав гнев и отчаяние волнам, она опять уселась на нежный теплый песок берега, думала, дышала, прислушивалась к разным звукам – крикам птиц, шуму ветра, плеску воды, шелесту листвы. Постепенно к ней возвращалась обычная уверенность в себе, которая за последнее время истощилась. «Кто я такая и зачем живу, если не могу справиться со своим ребенком и сделала ли я что-нибудь важное в жизни, если теперь понятно, что все случившееся со мной произошло именно так, как и должно было случиться и от меня совершенно ничего не зависело, просто я такая и такая моя судьба и моя жизнь? Но все-таки, неужели я ничего не смогу сделать, не смогу ничем помочь своим детям?», – думала она. Отчаяние, злость, паника охватывали и накрывали Марику непроглядной тьмой и ей хотелось плакать, но она понимала, что это совершенно не походит. Она всегда это чувствовала, что рыдать не подходит и лишь очень редко плакала от отчаяния, что все не так, плакала от бессилия что-либо изменить, а не просто от боли. Скорее даже не плакала, а корчилась в отчаянных рыданиях. Она с самых ранних лет рыдала от чувства несоответствия мира ее представлениям и от неумения все исправить. Лишь только Алекс был для нее словно огонек, живой трепещущий лепесток пламени в густом, угрюмом тумане жизни – красно-оранжевый, светящийся знак надежды. Она знала, что Алекс по-настоящему любит ее. Марика прекрасно понимала, что Алекс не то, чтобы восхищается ее красотой, в которой ничего и особенного то никогда не было, и дело совсем не в ее уме, не самом посредственном, но и не таком уж оригинальном и вовсе не в характере, обманчиво милом, чутком и нежном, но глубоко-глубоко внутри неизменно колючем, насмешливом, закрытом и ледяном, при этом постоянно нуждающемся в искренней поддержке. Все это совершенно не имело значения, но она чувствовала, что их объединяет что-то важное, чувствовала, что он уважает ее, а не только хочет, что он видит в ней человека и чувствует ее боль. Только лишь он один ее слушал, до встречи с ним она ощущала себя будто в темной комнате, полной людей, ни один из которых ее не слышит и не видит. Но к ее счастью, вампиры оказались совсем не такими, как обычные люди – они были более чувствительны, это касалось всех сфер жизни – они способны были выслушать и услышать даже самый тихий голос. Вампиры оказались достаточно щедры душевно, чтобы давать возможность каждому, даже самому слабому члену Лиги, попробовать себя и свои силы, надеясь, что как отличающийся и особенный, он привнесет что-то новое, что обычно и происходило. Эта черта в вампирах Марику просто восхищала и вызывала глубокое уважение. Она понимала, что ей нужно перестать давить на дочь, но Марику пугало, что дочь тогда вообще перестанет чем-либо заниматься, потому что слишком уж беспечной она была по своей натуре. Конечно, это в какой-то мере восхищало осторожную и рассудительную Марику, ведь она и сама тоже не любила грустить и усложнять все, поэтому в самые сложные и ответственные моменты, чтобы сильно не переживать, умела переключиться на что-нибудь другое, тоже полезное, но веселое и всегда старалась в жизни этим правилом пользоваться. Годы семейной жизни очень изменили Марику внешне и внутренне, но не изменили их с мужем взаимной страсти и привязанности. Алекс часто проводил ночи у своей супруги и больше всего им нравилось сидеть поутру в теплую погоду на большом балконе. Алекс обычно садился в большое просторное кресло ручной работы с плавными, изогнутыми, перетекающими линиями, создающими узоры из цветов и листьев, изготовленное в стиле модерн из древесины темно-оранжевого оттенка и инкрустированное перламутром и обсидианом, а Марика сидела на тахте рядом с ним либо у него на коленях.