Страница 260 из 284
Степа не дал ей ответить, позвал к себе, но пока Алена бежала в детскую, задрых по новой. Стас тут же оказался рядом. Оперся одной рукой на бортик кровати, а второй принялся искать талию, которой пока ещё не было.
— На тебя похож, — улыбнулся он, прижимаясь к ее щеке.
— На Диму, — отрезала она и сразу почувствовала бедром, как напряглась его рука. — Копия отца.
Она специально это сказала. Чтобы уколоть и Стаса, и себя. Чтобы проснуться от прекрасного сна! Потерянная, Алена сейчас могла лишь кусать язык. До боли, до крови!
— Мне без разницы, на кого он похож, — прошептал Стас, отпуская кроватку, чтобы промокнуть ладонью влажные глаза Алены. — Это твой ребёнок. Остальное мне не важно.
— Это Димин ребёнок. И он, он очень его любит. Я сказала тебе правду по телефону, — добавила Алена дрожащим шепотом.
— Я тоже сказал тебе правду, стоя перед тобой на коленях, — и Стас снова опустился на пол. — Я люблю тебя. Я примчался за океан, бросив работу на людей, которым не доверяю. Все ради тебя. А ты мне говоришь про Диму. Я буду хорошим отцом. У меня есть опыт. Хочешь, поговори с Альбиной. Она успокоилась с новым мужем и новым ребёнком. Сейчас она не станет приписывать мне все смертные грехи…
— Стас… — Алена с трудом подняла его с колен, точно стопудовую глыбу. — Я верю тебе. Я хотела бы от тебя ребёнка. Но у меня ребёнок от Димы, понимаешь?
— Что я должен понимать?
— Он… Он не откажется от него так просто…
— Откуда такая уверенность? Все отдают детей матерям. Почему он должен быть исключением?
— Потому что он особенный, — облизала губы Алена. — Я не знаю, что делать…
Она снова ткнулась ему в грудь. Гость так и не снял тонкую ветровку, и сейчас Алена чуть не поцарапалась о молнию, когда Стас впечатал ее щеку в себя.
— Поговорить. Надо просто поговорить с ним. Я за этим и приехал.
— Не надо! — Алена уперлась ему в грудь, но не справилась с мужской хваткой. Так и пришлось касаться горячими влажными губами его футболки. — Я сама поговорю с Димой, но не сейчас. Нам надо получить ребёнку паспорта, русский и американский, и там нужна подпись папы, и он… Я летом одна поеду в Питер…
— Лена, я не хочу врать. Я взрослый мужик, понимаешь? Я беру на себя ответственность за чужого ребёнка. И отец этого ребёнка должен мне доверять. Тогда и проблем не возникнет. Давай ты будешь мамой, а я буду папой и разберусь со всем сам. Ты не…
Он не закончил фразу, но выпустил Алёну из железной хватки.
— Что я «не»? — облизала она губы.
— Лена, ты не совсем адекватна. Это нормально в твоём состоянии. Просто не надо делать глупостей. Я сам с ним поговорю. Позвони ему, чтобы он сумел подготовиться к встрече со мной.
Алена зажмурилась и потянула его вон из детской.
— Стас, не надо по телефону о таком, ты что? Вечером, я поговорю с ним вечером. Или завтра. Ты на неделю тут? — он кивнул. — Подари мне с тобой спокойных пару дней. Мне они очень нужны. Мне очень тяжело. А потом я соберусь с силами. Ну, пожалуйста! Ну хоть сегодня-завтра!
— Что ты хочешь? — прошептал он, прижимаясь к ее влажному лбу таким же влажным своим.
— Сейчас попьём чаю, а потом Степка проснётся. Я его покормлю и поедем в парк. Хочешь, в Стэнфорд тебя отвезу? Там очень красиво и можно коляску везде катать. Ну, соглашайся, пожалуйста!
Стас кивнул и снова притянул ее к груди.
— Ах, Лена, Лена… Ну сколько можно… Когда мы уже просто начнём жить…
— Когда-нибудь…
Они пили чай, не выпуская рук друг друга. Потом Алена пересела к нему на колени.
— Ленка, что ты делаешь! Мы в чужом доме!
А она все равно целовала его, все глубже и глубже забираясь в ворот его футболки. Он взмок, она тоже, и непонятно чем бы все закончилось, если бы Степашка не проснулся.
Алена сидела с сыном на мягком диване. Стас опустился на ковёр у ее ног и гладил свободную руку, поминутно поднося к губам. От его близости и такой теперь невинной ласки у Алёны сжималось все внутри: и сосок во рту сына, и живот, в котором булькал чай. Стас, не отрываясь, смотрел на ее вторую грудь и вдруг поймал на указательный палец белую каплю, проступившую на соске.
— Вкусно, — почти что промурлыкал он, слизав молоко со своего пальца. — Но, кажется, все же пересластила…
Он пересел ближе, чтобы обвести ладонью весь полукруг налившейся груди. Алена прикрыла глаза — виски занемели, а Стас все не убирал и не убирал руку. Наконец она оторвала сына от полупустой груди и переложила на полную: теперь пальцы Стаса замерли на лёгком пушке, темнеющем на макушке малыша.
— Какое забытое чувство.
Она подняла на него глаза — он не смотрел на неё, он кусал губы, и Алена не сомневалась, что Стас вспоминает свою Леську. Ей захотелось оттолкнуть его руку, и она еле сдержалась. Саша был прав: отец — это диагноз, отец — это навсегда. Даже когда дети вырастают или умирают…
— Лена, он спит.
А она и не заметила, как Степашка выпустил сосок — теперь он просто чмокает во сне. Стас протянул руки — ловкости Димы ему не хватало, но все же он верно подложил локоть малышу под голову и сделал шаг к окну, точно в салоне у дивана недоставало света, чтобы разглядеть ребёнка. Или же он прятал от Алёны слезы. Зачем? Она их уже видела — на девятый день рождения Олеси.
— Как мужики все-таки много теряют с этой вечной работой. Вы, мамы, намного счастливее нас.
Алена судорожно застегнула чашечки лифчика и одернула футболку.