Страница 15 из 16
3
Увяла, избыла яркая, но, увы, недолгая осенняя краса. Багряными кострами отполыхали клены, оставив на земле многочисленные визитные карточки приближающейся зимы. Поблекли, словно бы полиняли тополя, обронив с себя золотой наряд… Настал второй осенний месяц, когда все в природе на распутье: повернуть ли обратно к теплу и свету или же безропотно встречать матушку-зиму.
Капризна и переменчива погода в октябре. То выдастся череда теплых и ясных дней ласкового «бабьего лета», а то вдруг зарядит хмурая, ненастная пора с холодными моросящими дождями, в любой момент готовыми смениться мокрым снегопадом. Не зря в народе о такой поре говорят: «В октябре лето встречается с зимой».
Попивая пивко «Старый мельник», Николка сидит в станционном буфете за угловым столиком, поджидая окончание Люськиной смены. Пятница, конец рабочей недели, и у Николки просто распрекрасное настроение. Две недели его бригада выполняла срочный заказ по заготовке осиновой рейки для очередной бани очередного мешка с деньгами. Бедную осинку, которая раньше и на хрен никому не нужна была, по всей округе на эти самые баньки почти напрочь извели. И все потому, что толстопузые хозяева жизни вдруг решили, что осина в парилке – самое полезное дерево. Да и хрен бы с ним, но мороки с этой рейкой – невпроворот. Надо эту осинку в лесу найти и спилить, раскряжевать и на пилораму вывезти, а выход с одной осинки – всего – ничего. Другое дело ель, а еще лучше – кедр. Одну кедрину из тайги привезешь и работы бригаде – на полный рабочий день. Кубометр, а то и два вагонки из него получится, пара кубометров бруса, а там еще тес, щелёвка, всякие рейки да горбыль, ну и, конечно, чудо-дрова.
Но все одно – хорошо. Пивко холодное, да еще с вяленым лещиком – кайф! Люська смену сдает. А как сдаст, так они оседлают мотоцикл и рванут к ней домой, а там…
– Не скучаешь? – пробегая мимо, заботливо спрашивает счастливая Люська.
– А что мне скучать! – довольно хохотнул Николка. – Когда я, как у Христа за пазухой: сыт, пьян и нос в табаке.
– Я скоро, потерпи,– на ходу треплет рукой жиденькие Николкины волосы Люська. – Я кассу уже сдала, осталось снять остатки…
– Да ладно, не гони, – важно говорит Николка. – Мы еще везде успеем…
Люська радостно всхохатывает, от чего появляются на ее спелых щеках две уютные ямочки, и убегает за буфетную стойку.
«Ничего, бабец, – одобрительно думает Николка. – Все при ней, потому и мужики липнут. Это, конечно, плохо. Но прав дед, если женюсь – мужики сами собой отпадут, а если нет – рога им буду ломать»…
Вспомнив деда, Николка так весь и засветился, поскольку сразу же вспомнил и Яшку, которого не видел неделю. Как он там, хрен с копытами? Наверное, спутался уже с какой-нибудь губастой красоткой и начхать хотел на Колькины лакомства. Да нет, не должно так быть, не по правилам это… У него вон тоже Люська есть, а он ведь про Яшку не забывает.
Через полчаса Люська с большим фужером белого сухого вина и плиткой шоколада подсела к Николке. И тоже облегченно перевела дух – все у нее сошлось-съехалось как надо, все – тип-топ! И даже сумку с продуктами и выпивкой на выходные дни она уже успела собрать. Хороший, бабец, куда с добром! Зря Николка своим долгим носом вертит: такую кралю уведут – чихнуть не успеешь.
– Ну, и как я, быстро управилась? – горделиво спрашивает Люська.
– Нормально, – солидно отвечает Николка. – Ты у меня просто супер!
– Ладно тебе, – скромничает Люська, маленькими глотками потягивая вино из фужера. – На улице как? Холодно, наверное?
– Есть маленько, – отвечает Николка. – Да ведь осень уже – теплее не будет.
– Это понятно, – вздыхает Люська. – Я сегодня ступила, куртку не взяла, а на твоем мотоцикле только рыбу мороженую возить…
– Почему это? – сразу нахмурился Николка.
– Никогда не разморозится, – простодушно объясняет Люська.
– Ну, так поищи себе с машиной, – с полоборота заводится Николка, неприязненно глядя на Люську. – Здесь их много таких возле тебя ошивается… Я не возражаю.
– Не возражаешь, говоришь? – ответно заводится Люська, но тут же вспоминает, что сейчас, вот в эту минуту, они опять испортят себе все выходные, и потому примирительно шепчет: – Колька, перестань! На хрен мне твои пузаны с машинами, когда у меня есть ты с мотоциклом… И вообще, может, хватит болтать? Поехали!
И хотя Николка еще дуется, но он уже замечает, как загораются Люськины серые, слегка навыкате, глаза, как высоко поднимаются ее небольшие, остренькие груди под плотным свитерком, а потому лишь ворчливо спрашивает:
– Ты про сахар для Яшки не забыла?
– Как же, конечно – забыла, – довольно отвечает Люська. – Только посмотреть бы надо, что там за Яшка у тебя завелся? Может, это и не Яшка вовсе, а Яшиха?
– Вот, дура, – добродушно ворчит Николка, – придумаешь тоже. – И вдруг загорается новой идеей: – А что, поехали к деду на кордон? Завтра сама на него посмотришь…
– Ой, Кольша! – пугается Люся. – Далеко… Я же замерзну. Давай завтра, если хочешь… Я дома переоденусь, тортик для твоего деда испеку. Будет классно!
На том и порешили. Люська отнесла грязную посуду в мойку, попрощалась со сменщицей, и они вышли на улицу. Уже смеркалось. Дул легкий ветерок, и с тихим шорохом опадали последние сухие листья, укрывая землю пестрым одеялом.
Яшка все реже возвращался по вечерам на кордон и все больше дичился Михалыча. Особенно заметно это стало с началом октября. В последний раз, когда лось склонился к кормушке с комбикормовой болтушкой, а Михалыч привычно хотел похлопать его по крупу, он так шарахнулся в сторону, что и Михалыча напугал, и сам едва с ног не свалился. Михалыч внутренне хоть и огорчился, но вида не подал.
– Ну-ну, молодцом, Яшка! Молодцом, так и надо, – а сам отступился, отошел от загона, чтобы не мешать лосю дохлебать болтушку. Но Яшка к корыту не вернулся, а рано утром, когда Михалыч вышел из дома, его уже и след простыл.
– Вот так, – грустно сказал сам себе Михалыч. – Скоро вообще приходить перестанет. Николка сильно расстроится, да что делать – лучше так, чем под пули охотников угодить…
Николка приехал, как всегда, в субботу к обеду, да не один, а со своей Люськой. Подлетел на мотоцикле к самому крыльцу и орет как оглашенный:
– Принимай, дед, мою королеву!
Сразу видно, что с утра у Николки трубы горели, и он их слегка притушил, скорее всего – пивком. Глаза шальные, волосы во все стороны разметались и рот – до ушей. Ну а королева его, изрядно перепуганная и слегка осоловевшая от быстрой езды по пересеченной местности, сразу понравилась Михалычу. Ничего девчонка. Мало того, что на мордочку смазливая и вообще – все при ней, так еще и безо всяких выкрутасов к Михалычу подошла, руку протянула и запросто сказала:
– Меня Люсей зовут.
– Михалыч, – привычно отрекомендовал он себя по отчеству, но счел нужным добавить: – Это для своих, близких людей, – тем самым как бы подчеркнув, что он Колькину невесту целиком и полностью принимает в круг своих близких людей.
– Я знаю, – засияла Люська. – Мне Николка много о вас рассказывал.
– Наплел, наверное, всякой ерунды? – улыбнулся Михалыч.
– Нет, почему! – встала на защиту Николки верная подруга. – Как вы Яшку нашли, как на руках его домой несли и от верной смерти спасли, он мне рассказывал. Как вы разных животных зимою подкармливаете…
– Был Яшка, да весь вышел, – поспешил перевести разговор на другое смущенный Михалыч.
– Как – вышел? – Николка, не без труда тащивший в дом увесистую сумку, вытаращил на деда испуганные глаза. – Убили, что ли?
– Тьфу! – сплюнул с досады Михалыч. – Типун тебе на язык, ядрена-матрена…
– Да ты же сам сказал, что…
– Сказал, сказал, – недовольно перебил внука Михалыч. – Слушать иногда надо не ушами, а мозгой.
– Так все нормально, что ли? – ничего не поняла насторожившаяся Люська, переводя удивленный взгляд с деда на внука.